успевали выполнять вал указаний, поступающих от монарха, не говоря уже о том, чтобы контролировать их эффективность. Среди них были указы, ограничивающие количество свечей в церквях и продолжительность проповедей, предписывающие использование многоразовых гробов с фальшивым дном (для экономии древесины), запрещающие целовать мертвых (чтобы не распространять болезни), постановляющие заменить анатомические образцы точными восковыми копиями и т. д.[343]
К середине XVIII в. большинство мыслителей Просвещения соглашались, что ни одна религия объективно не может иметь монополии на истину, а значит, веротерпимость должна лечь в основу нового рационального общества, которое они стремились построить. Камералисты, в свою очередь, считали экономически вредным исключать по религиозному признаку значительную часть населения из квалифицированной рабочей силы. Став самостоятельным правителем, Иосиф одним из первых своих решений (1781) приостановил действие эдиктов Марии Терезии о преследовании некатоликов и объявил политику веротерпимости. С этого момента лютеране, кальвинисты, православные и (годом позже) евреи могли открыто исповедовать свою религию, занимать государственные должности, вести профессиональную деятельность и посещать университеты. Несколько лет спустя Иосиф сделал брак гражданским договором, так что все тяжбы о происхождении детей и бракоразводные процессы перешли из ведения духовных судов в юрисдикцию светских.
Личная преданность Иосифа католической церкви не давала ему объявить полную свободу вероисповедания. В связи с этим право строить храмы получили только крупнейшие протестантские общины, причем некатолические церкви не должны были выходить фасадом на главные улицы и городские площади. К тому же эдикт Иосифа о веротерпимости не распространялся на «сектантов», не относивших себя ни к лютеранам, ни к кальвинистам: унитариев, баптистов, меннонитов и т. д. Этот законодательный пробел означал, что протестантов все равно преследовали, если они не вписывались в дозволенные конфессии. Еще в 1830-х гг. четыре сотни протестантов изгнали из тирольской долины Циллерталь за «сектантство». И тем не менее сразу после обнародования эдикта о веротерпимости владения Габсбургов стали, пожалуй, самыми безопасными для религиозных нонконформистов частями Европы[344].
Преданность Иосифа католической вере не означала преданности церковным институтам. Монастырскую жизнь он, как и большинство деятелей Просвещения, считал почти совершенно бесполезной тратой времени. «Они поют, едят и переваривают» — так резюмировал монашеское призвание Вольтер. В Вене Игнац фон Борн опубликовал свою знаменитую «Монахологию», где классифицировал монахов в соответствии с принципами Линнея. Утверждая, что обнаружил «новый вид между человеком, самым совершенным из живых существ, и обезьяной, самым глупым из животных», он разбивает монашество на категории в соответствии с облачением и поведением. Бенедиктинец у него «всеяден, посты держит редко… запасает деньги», кармелит «агрессивен и похотлив… любит потасовки и ссоры» и т. д. Ослабление Иосифом цензурных запретов (1781) вызвало волну памфлетов, осуждающих монастыри и церковное стяжательство. Немалую часть этой литературы анонимно издавали министры Иосифа[345].
В 1770-е гг. новая антимонастырская политика Габсбургов была опробована в Ломбардии и Галиции. Как соправитель своей матери Иосиф закрыл в этих областях около 250 монастырей, сославшись на испорченность тамошних нравов или их умозрительную направленность (это значило, что насельники только молятся и не делают ничего полезного). Весной 1782 г. в отчаянной попытке предотвратить неизбежное папа Пий VI поспешил в Вену, став первым за почти три века понтификом, преодолевшим Альпы. Иосиф разместил гостя в Хофбурге, но нашел его общество «утомительным и неприятным». Кроме того, он посмеялся над угрозами папы отлучить его от церкви, заметив одному из своих советников: «Недавно открыли, что отлучение не мешает прекрасно есть и пить». Первые обители в Австрии Иосиф приказал закрыть еще до приезда Пия, и папский визит никак не замедлил процесс роспуска монастырей[346].
Под удар новой политики попали монастыри, не выполнявшие никакой общественной миссии, то есть не содержавшие ни госпиталей, ни школ. Из 2000 обителей закрылись 700, а 14 000 монахов и монахинь оказались на улице. Монастырские постройки и земли распродавались, причем прибыль от их продажи переводилась в особый фонд, задачей которого было устройство новых семинарий для обучения духовенства, хотя большая часть денег пошла на пенсии бывшим монахам и монахиням. Предпринимались определенные попытки сохранить книжные собрания распущенных монастырей, распределив их между университетами, школами и Дворцовой библиотекой. Однако библиотекарям при этом дали указание не беспокоиться о «книгах, не имеющих ценности, старых изданиях XV в. и тому подобном», и все они были утрачены вместе с иным имуществом, которое сочли не стоящим расходов на транспортировку. Обычно их либо бросали гнить, либо топили в озерах. В этом величайшем за всю донацистскую историю Европы истреблении книг погибло общим счетом около 2,5 млн томов[347].
Первые меры Иосифа в целом не вызывали возражений, так как не противоречили господствующему интеллектуальному климату и общепринятым предрассудкам. Однако его земельные реформы осуществлялись при куда меньшем одобрении, да и мотивированы были не в последнюю очередь стремлением «смирить и разорить вельмож» (то есть дворянство). Ответвление камерализма, известное как физиократия, считало сельское хозяйство залогом национального благополучия и видело задачу правительства в том, чтобы устранять препятствия, сдерживающие аграрное производство и обмен его продукцией. Бремя земледельцев следует облегчать, а финансовую систему перестроить, установив для всех единый земельный налог. Несмотря на свою явную ошибочность — она отвергала торговлю как «экономически бесплодную» деятельность, не приносящую реального богатства, физиократия производила впечатление своими сложными таблицами и длинными алгебраическими формулами. Иосиф стал ее адептом и сделал ее теоретической основой своего наступления на привилегированные классы.
Начав в 1781 г. с Чехии, Иосиф отменил во всех своих землях крепостное право. В свойственной ему манере он позаимствовал из совершенно иного контекста термин «пожизненная зависимость» (Leibeigenschaft), которым описывал предположительно деспотическую власть землевладельца над крестьянином, и заявил, что ее отмена продиктована «любовью к разуму и человечностью». По декрету Иосифа II крестьяне теперь могли покидать свои наделы и вступать в брак без разрешения господина. На самом деле к этому времени почти все они уже имели эти права. Далее император повелевал, чтобы крестьянам позволили полностью выкупать землю, которую они обрабатывали, и гасить повинности бывшему землевладельцу единократным денежным платежом. Чтобы ускорить перемены, 30 000 трансильванских крестьян восстали в 1784 г. и убили своих господ, поверив, что осуществляют тем самым волю императора. Зачинщиков беспорядков схватили, пытали и казнили колесованием — растянув на тележном колесе, раздробили им кости и черепа[348].
Иосиф, не смутившись таким поворотом дела, заменил все крестьянские повинности денежным оброком и равномерно распределил налоговое бремя. Он установил единый земельный налог и отменил все льготы для дворян. Чтобы налогообложение было справедливым, Иосиф приказал провести во всех своих землях новую картографическую съемку, установив владельца каждого участка и рассчитав, кто сколько должен