политики и военных традиций, но вбирало в себя и народную традицию. Подарки, подносимые мобилизованным, восходят к народной традиции подавать рекруту милостыню перед его уходом на службу[753]. Также и гулянье, и пьянство, и буйство уходивших на службу было традицией[754].
Пьянство и буйство мобилизованных в 1904 г. достигло огромных масштабов: «…запасные в нетрезвом виде буйствовали, разбивали винные и торговые лавки, оказывали неповиновение властям»[755]. «Уже с осени 1904 г. на время приезда призывных в город стали закрывать винные лавки и кабаки, а самих призывников “угощать” от города и обывателей без водки»[756]. Однако призывники где-то добывали водку, а их приезд в город на призывные пункты часто приводил к беспорядкам. Так, 27 октября 1904 г. 1000 призывных в Москве творили такие беспорядки, «что пришлось прибегнуть к войскам для их усмирения и несколько человек убито»[757].
Правительство вынуждено было принять и другие меры. 27 ноября 1904 г. было подписано высочайшее повеление, объявленное Министерством юстиции[758], согласно которому из общего порядка судопроизводства изымались дела призываемых на действительную военную службу нижних чинов запаса «за участие в беспорядках по поводу и во время мобилизации в текущую войну как до явки их на сборные пункты, так и после зачисления на службу, в случае если это участие выразилось лишь в простом буйстве»[759]. Особенно «буйных» предлагалось наказывать их военному начальству в дисциплинарном порядке.
Чем дальше шла война, тем короче становилась церемония «прощания». «Было 10 часов вечера. Громадный киевский вокзал переполнен публикой до тесноты. Вот настал час разлуки. Подошел я к образу Спасителя, висевшему в углу пассажирского вокзала 1-го класса, и, сотворив крестное знамение, возложил на себя епитрахиль. Подошли ко мне офицеры, к ним вплотную приблизились сослуживцы со своими близкими и родными, а вслед за ними волной хлынула к нам вокзальная публика, очевидно, привлеченная невиданным зрелищем. Сказав несколько напутственных прощальных слов, я стал благословлять образком каждого отъезжающего офицера, тот целовал образок, мою руку и надевал его на шею. Наступила торжественная минута глубокого молчания. <…> Но вот раздался вокзальный звонок, кто-то крикнул: “Пора!”» Так описывает проводы на Дальний Восток благочинный 42-й пехотной дивизии, священник Иоанн (Яроцкий)[760].
В начале Первой мировой войны «прощание» становится уже ритуалом с определенной последовательностью действий, включающим молебен, речи и поднесение от провожающих икон и мелких подарков.
«20 июля 1914 г., в день объявления войны, Николай появился в Петербурге в Зимнем дворце. Он проплыл по Неве под оглушительные приветственные крики и ринулся сквозь толпы к дворцу. На молебне он повторил обет Александра I не заключать мира до тех пор, пока последний враг не уйдет с Русской земли. После того как священник прочел манифест, Николай обратился к собравшимся офицерам. <…> Впечатляющая петербургская церемония была вместе с тем краткой и чересчур щепетильной. Появление царя на публике в Москве 5 августа было более продолжительным, а церемонии – более масштабными. Николай въехал в город по традиционному пути – по Тверскому бульвару в открытом экипаже. <…> Его речь была более пространна, чем петербургское выступление. <…> Николай вернулся из Москвы, вдохновленный горячим приемом»[761]. Однако ездить по стране Николай не стал. «Прощание» на местах в основном сводилось к молебнам, исполнениям гимнов воюющих стран и торжественным речам.
Например, 5 августа 1914 г. устроили торжественные проводы 182-му Гроховскому стрелковому полку жители города Рыбинска. Городской голова К. И. Расторгуев даже произнес перед воинами речь, пожелав побед в боях с врагами. 20 июля и 14 сентября устраивались торжественные проводы в Малоярославце и Калуге. «В губернском центре на плац-парадной площади была организована церемония передачи вновь сформированным калужским ополченческим дружинам боевых знамен калужского ополчения времен Отечественной войны1812 г. и Крымской войны с изображением Калужской Божией Матери. На торжестве присутствовали губернатор с супругой, представители общественных управлений, военных, дворянства, духовенства во главе с преосвященным Георгием и других сословий. Был отслужен молебен о здравии императора и даровании победы русскому оружию. Старые боевые знамена были окроплены святой водой, как и воины ополчения, которые прошли с ними по площади церемониальным маршем. “Патриотический концерт” был организован 17 ноября 1914 г. в помещении Калужского городского театра. Кульминационным моментом стало исполнение национальных гимнов: русского, французского, английского, бельгийского, японского, сербского, черногорского и общеславянского»[762].
«Сухой закон», казалось бы, должен был сделать «прощание» более спокойным, однако на мобилизационных пунктах были зафиксированы многочисленные беспорядки.
При этом молебен проводили не только полковые священники, но и городское духовенство.
Еще одна немаловажная деталь – отсутствие подношений от протопресвитера. В Русско-японскую войну солдатам были заготовлены подарки от военного духовенства. Это «напутствие» создавало элемент адресного обращения к мобилизованным. Кроме того, в отличие от Русско-японской войны, никаких банкетов отъезжающим, даже офицерам, не устраивалось. Таким образом, «прощание», став ритуалом, предельно формализуется, утрачивая первоначальный смысл организации перехода в войну и мобилизации сознания комбатантов.
Мобилизованные компенсировали это нападениями на винные лавки. Например, 20 июля 1914 г. в Малоархангельске около 500 человек запасных напали на казенную винную лавку, несмотря на увещевания городового. 21 июля прибывшая в м. Середину-Буду партия запасных потребовала выдачи водки, угрожая разбить винную лавку, произвела буйство. Самые крупномасштабные беспорядки во время первой мобилизации произошли в Трубчевском уезде с 19 по 21 июля – две партии мобилизованных по тысяче человек каждая разграбили несколько винных лавок, на ходу употребляя спиртное. Буйством мобилизованных было охвачено Поволжье. 20 июля 1914 г. в г. Сенгилей произошла стычка с полицией, в результате которой были убиты 5, ранены 4 человека. В тот же день напали на полицию мобилизованные в Бугульме, 28 июля 1914 г. в Сызрани в результате беспорядков 3 тысяч мобилизованных и их стычки с полицией были убиты 7 человек.
Особенно буянили молодые солдаты-новобранцы. По сообщению севского уездного исправника, например, проезжавшие через станцию Комаричи Московско-Киевской железной дороги эшелоны ратников «производили буйства и насилия». Основной целью было стремление получить алкоголь, были случаи драк с местными жителями и полицией. «Случаи подобного рода происходили в первые дни войны во многих уездах Орловской губернии, и заканчивались они в большинстве своем в пользу толпы (хищением спиртного), и полицейские ничего не могли поделать из-за численного превосходства мобилизованных. В конце июля – августе 1914 г. такая тенденция наблюдалась в большинстве уездов Орловской губернии, что свидетельствует о повсеместной распространенности данного явления»[763].
Подобного рода выступления запасных в июле 1914 г. были также в Ставрополе, Курмышском и Бугульминском уездах, в других местах Самарской и