21 июня генерал Деникин посетил Екатеринослав. Ему были устроены торжественная встреча и обед в русском общественном клубе. Представители украинофилов-самостийников поднесли хлеб-соль на полотенце, расшитом простонародными узорами с надписью на украинской «мове»: «Не той казак, что поборов, атой, что выкрутився». Главнокомандующий принял это подношение, но в застольном тосте сказал, обращаясь к украинцам:
— Ваша ставка на Петлюру бита.
Затем он добавил, что Петлюра будет повешен, если попадется в руки Добрармии, как изменник. Эти слова были чреваты последствиями и дали почву для агитации самостийников как на Украине, так и на Кубани. После обеда Деникин, сидя у меня на квартире, принял явившуюся к нему депутацию рабочих, с которыми беседовал долго и благожелательно; он совершенно очаровал их…
Я просил Главнокомандующего вернуть мне 1-ю Терскую дивизию, и он обещал исполнить эту мою просьбу, как только позволит военная обстановка. Чрезвычайно утомленный беспрерывной боевой работой, я просил дать мне кратковременный отдых и, получив его на две недели, уехал в поезде Главнокомандующего в Екатеринодар, а затем в Кисловодск.
Тут я вынужден несколько отвлечься в сторону и коснуться вскользь взаимоотношений различных национальностей на местах. Прежде всего я коснусь вопроса антисемитизма. На Дону, Кубани и Тереке нет еврейского населения. Единичные евреи-врачи, адвокаты и вообще интеллигенты, живущие в городах, ничем не отличаются от русской интеллигенции. Таким образом, в начале Гражданской войны казачество совершенно не знало еврейского народа и даже не подозревало о существовании еврейского вопроса. По мере продвижения моей группы к северу и к западу от Донской области стали попадаться населенные пункты с многочисленным еврейским населением. Расположенные по обывательским квартирам, казаки слышали повсюду негодующие речи о доминирующей роли евреев в большевизме, о том, что значительный процент комиссаров и чекистов евреи, о том, что евреи хвастают:
— Мы дали вам Бога, дадим и Царя.
Не только простонародье, но и интеллигенция были страшно настроены против евреев и положительно натравливали казаков против них. Постепенно у казаков выработался резко отрицательный взгляд на еврейство. Однако в Екатеринославе нас встретило одинаково радушно как русское, так и еврейское население. Явившиеся ко мне депутации высказывали возмущение деятельностью своих единоплеменников-большевиков, которые одинаково бесчинствовали и над русскими, и над евреями, не примкнувшими к большевизму. Уже ходили слухи о готовящихся еврейских погромах, и евреи просили защитить их. Было зарегистрировано несколько случаев, когда толпа водила казаков для отыскивания мнимых складов оружия и наворованного имущества у евреев, причем не обошлось без насилий и отдельных случаев грабежей. Однажды в еврейском квартале начался погром[230]. Толпа в несколько тысяч человек, в числе коих было два десятка казаков, разгромила несколько еврейских домов. При этом некоторые женщины были изнасилованы. Когда мне доложили об этом, я бросился туда со своей Волчьей сотней и прекратил безобразие. Арестованные при этом коноводы и крикуны были преданы мною полевому суду. Среди них оказалось шестеро одетых в казачью форму. Из числа этих шести казаков пятеро оказались не казаками, а обывателями, переодетыми в казачью форму для этого случая. Эти шестеро погромщиков были повешены по приговору суда на городском бульваре с надписью: «За мародерство и грабеж».
Во избежание дальнейших эксцессов я приказал вывести войска из города. Однако наихудшая часть всякой армии — обозная, — расположенная в пригородных поселках, частенько просачивалась в город. Соблазны большого города с его винными складами, погребками и всякого рода притонами не могли не привлекать измученных походами и отвыкших от людского общества станичников. То здесь, то там происходили эксцессы. К сожалению, начальники разных степеней не подавали хорошего примера. Вернувшись из отпуска, я узнал, что терцы погромили несколько еврейских местечек, хотя и без убийств. Впоследствии, когда мой корпус был уже переброшен под Харьков, продолжали поступать жалобы на погромы, якобы производящиеся моими казаками. Но это бесчинствовали партизанские шайки различных самозваных атаманов, прикрывшихся моим именем для внешнего легализирования своей деятельности. Отнюдь не обвиняя огульно все еврейство в сотрудничестве с большевиками, я постоянно твердил казакам, что «не тот жид, кто еврей, а тот, кто грабит людей». Однако казаки решительно не давали пощады евреям-красноармейцам, даже не считаясь с документами, удостоверявшими, что они мобилизованы принудительно, ибо у казаков сложилось мнение, что при свойственной евреям изворотливости, они, если бы действительно пожелали, могли бы избегнуть мобилизации. Обыкновенно, пленив красную часть, казаки командовали:
— Гей, жиды, вперед, вперед!
И тут же рубили выходящих. Прослышавшие об этом евреи-красноармейцы предусмотрительно надевали на себя кресты, сходя, таким образом, за христиан, но после того как по акценту некоторые были опознаны впоследствии, казаки перестали верить крестам и проводили своеобразный телесный осмотр пленных, причем истребляли всех обрезанных при крещении. Особенно озверели казаки, когда им пришлось столкнуться с батальонами еврейских коммунистов, шедших в бой с голубым национальным знаменем. Дрались эти батальоны очень плохо и трусливо, пытались сдаваться при первом же хорошем натиске. Казаки рубили их беспощадно. Однако под Екатеринославом каким-то чудом батальон мобилизованных евреев был взят в плен живьем. Я отослал их в тыл в сопровождении собственного своего конвоя.
— Рубить, рубить! — кричали казаки со всех сторон, но конвой все-таки доставил их благополучно к поезду. Впоследствии, как я слышал, евреи эти работали в Новороссийске, разгружая суда. Мне пришлось по этому поводу наслушаться со всех сторон немало нелестных отзывов. Проходя по Екатеринославской губернии и останавливаясь у крестьян, я вел с ними долгие беседы на разные темы. Гетмана Скоропадского[231] они решительно и единодушно осуждали.
— Это был панский царь, — говорили они, — панам землю роздал, а нам — ничего.
Сепаратистских идеалов Петлюры они совершенно не разделяли и вообще не интересовались им, считая его чем-то вроде чудака, психопата.
— Какие мы украинцы, мы русские, — заявляли они, — только мы — казаки.
Дело в том, что левобережные хохлы — прямые потомки запорожцев — гордились своим прозвищем «казаки» и мечтали о восстановлении Запорожского казачества[232]. Больше всего симпатизировали, однако, крестьяне батьке Махно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});