Прибыв в Екатеринодар, я явился в штаб Главнокомандующего и узнал там, что вверенная мне дивизия перебрасывается в район Александрово-Грушевской. В Екатеринодаре я пробыл с неделю. Тем временем на Дону происходили важные события. Сосредоточив значительные силы на правом берегу Волги, красные сильно нажали, вынудили донцов отступить от Царицына и даже очистить часть Донской территории. Под влиянием ряда неудач начался развал армии. Против атамана Краснова началась агитация в Донском войсковом круге, возглавляемая представителем его Кермановым и партией Агеева. Удаленные в свое время Красновым генералы Сидорин и Семилетов[193] работали против него в Екатеринодаре. Главное командование, недовольное неустойчивостью Краснова в вопросах оперативного характера, отнюдь не поддерживало его. Он, в свою очередь, занял непримиримую позицию и, войдя по пустяшному поводу в столкновение с Кругом, ушел в отставку. Вместе с ним ушел и командующий Донской армией генерал Денисов[194].
На должность атамана был избран генерал Африкан Богаевский, пригласивший генерала Сидорина на должность Командарма, а Семилетова — походным атаманом. Донкруг и нрвый атаман пошли навстречу объединению с Добрармией, и генерал Деникин принял звание Главнркомандующего Вооруженными силами Юга России[195]. Барон Врангель был назначен командующим Добрармией[196], состоявшей, собственно, из Добровольческого корпуса в составе одной дивизии пехоты и из кубанских и терских частей. Врангель в это время выздоравливал в Кисловодске от тифа, и в командование армией временно вступил его начальник штаба генерал Юзефович[197]. В командование 1-й конной — бывший врангелевской — дивизией вступил генерал Шатилов[198] и двинулся с нею на Царицынский фронт.
Из моей 1-й Кавказской дивизии было взято два терских полка[199] (они вошли в состав вновь сформированной 1-й Терской дивизии[200] генерала Топоркова[201]); 2-я Терская дивизия[202] осталась в Дагестане; 2-я Кубанская (Улагая), 3-я Кубанская (Ренникова)[203] дивизии и Астраханская бригада[204] действовали в Астраханском направлении. Дивизии — моя, Покровского и Топоркова были назначены на Донской фронт.
В то время как кубанские части двигались на Донфронт, члены Кубанской Рады выехали на станцию Тихорецкую для подбадривания частей, ибо существовало опасение, что казаки откажутся переступить границу Кубанского края. В Ростове кубанцы были встречены и чествуемы членами Донкруга. Когда я приехал в Ростов для представления в штаб Добрармии, то был встречен на вокзале представителями города и членами Донкруга. Меня чествовали обедом в парадных комнатах; вокруг вокзала собралась громадная толпа народа, требовавшая моего выхода. По окончании обеда я хотел было отправиться на автомобиле в штаб армии, но народ подхватил меня и стал качать. Отпущенный наконец, я произнес небольшую речь, в которой изъявлял свою радость, что мы идем на выручку старшего брата, Седого Дона, а затем двинемся и на Москву.
В штабе генерал Юзефович объяснил мне, что вновь прибывшие дивизии распределятся следующим образом: моя — на правом фланге пехотного Добровольческого корпуса[205] генерала Май-Маевского[206]; правее меня — дивизии Покровского и Топоркова, долженствующие примкнуть своим правым флангом к левому флангу Донской армии. Юзефович полагал объединить все конные дивизии под начальством генерала Покровского. Я доложил, однако, ЮзефовиЗу, что в этом случае подаю в отставку, ибо, зная по опыту неумение генерала Покровского управлять конными частями, предвижу гибель моей дивизии, а далее и всего дела.
— Ну, я улажу это дело как-нибудь иначе, — сказал мне Юзефович.
Я пробыл еще пару дней в Ростове, причем меня беспрерывно чествовали обедами, адресами и торжественными встречами. Затем съездил в Новочеркасск, где представился моему старому преподавателю тактики в Николаевском кавалерийском училище, ныне Донскому атаману, Африкану Богаевскому. Атаман вспомнил прошлое школьное время, а также и то, как я представлялся ему в Ставке, где он был начальником штаба походного атамана всех казачьих войск, Великого князя Бориса Владимировича. Богаевский чествовал меня обедом…
Моя дивизия сосредоточилась в районе Александрово-Грушевской, и я отправился к ней, получив директиву подчинить себе Терскую дивизию Топоркова и ударить в тыл группе красных, прорвавших фронт и катившихся к Иловайской, в глубокий тыл Добровольческому корпусу. Направление мне было дано приблизительно на Дебальцево. ДивиЗия Покровского, 1-я Донская[207] и Донская пластунская бригады должны были прикрыть очищаемый мною участок фронта. Для выработки деталей этой операции собрался съезд начальников дивизий. Ввиду отсутствия у меня технических средств я должен был пользоваться средствами связи Покровского, держа связь со штабом постами летучей почты.
Артиллерия моя была слаба: по одной четырехорудийной батарее на дивизию[208]. Я решил рвать красный фронт у Крындачевки. Партизанская конная бригада лихо исполнила это задание, взяв при этом пленных и 12 пулеметов. Заночевав затем без достаточного, охранения, 2-й Партизанский полк был атакован внезапно на рассвете подошедшими свежими силами красных и рассеялся, потеряв полковой значок и все пулеметы. Я двинулся уже с бивака, когда увидел несшихся во весь дух полуодетых партизан, услышал стрельбу и крики «ура». Выслав тотчас же по полку справа и слева в обход красных, пустив «волков» и остановленных мною партизан с фронта, я забрал весь отряд красных. Около 1500 их было изрублено, отнята обратно вся добыча, взятая ими у партизан, а также два орудия и много пулеметов. Через Покровского я донес в штаб армии о совершенном мною прорыве красного фронта. Покровский прислал мне письмо, ставя на вид, что я обязан доносить не непосредственно в штаб, а через него как моего прямого начальника. Я ответил ему, что он ошибается, полагая меня в его подчинении.
Ввиду того что красные сильно проникли к югу, я изменил данную мне директиву: взял южнее Горловки и оторвался от Покровского. Собрав в кулак все свои силы и выяснив, где находится почувствовавшая себя отрезанною и отступающая дивизия красных из 9 полков, я решил атаковать ее. Отрезав первоначально ее обозы, я атаковал затем на рассвете дивизию на походе в конном строю и раскатал ее вдребезги, не дав ей даже развернуться. Было взято 8 орудий, с сотню пулеметов и свыше 5000 пленных. Расстреляв комиссаров и коммунистов, я распустил красноармейцев по домам. Из насильно мобилизованных большевиками русских офицеров и добровольно пожелавших вступить в ряды Белой армии красноармейцев я сформировал при каждой дивизии по стрелковому батальону, развернутому впоследствии в полк[209]…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});