— Об этом я уже догадалась.
— Я большой грешник, и тебе об этом очень скоро станет известно.
— Что ж, я готова к самому худшему.
— Элис… моя жена… полагаю, мы с ней не подходили друг другу.
— Расскажи о ней.
— Рассказывать почти нечего. Она была мягким и ласковым созданием, очень старалась мне угодить. Но в ней было мало жизни, и я знал почему. Выходя за меня замуж, она уже любила другого.
— Того, с кем она убежала?
Он кивнул.
— Бедная Элис! Она была очень несчастна. Она ошиблась не только в выборе мужа, но и в выборе любовника. Мы мало чем отличались друг от друга… я и Джеффри Нанселлок. И были очень похожи. Когда-то в этих краях существовала традиция «droit de seigneurs»[12]. Мы с Джеффри делали все, от нас зависящее, чтобы эта традиция не угасла.
— Иными словами, у тебя было множество романов.
— Я распутный и беспринципный волокита. То есть я хочу сказать, что я был им. Потому что с этого момента намереваюсь хранить верность единственной женщине до конца жизни. Ты не глядишь на меня скептически. Благослови тебя за это Господь. Я намерен сдержать свое обещание и клянусь, что сделаю это, дорогая Марти. Именно благодаря прошлому опыту я знаю разницу между тем, что было, и тем, что есть. Это любовь.
— Да, — медленно произнесла я. — Мы будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать всю глубину нашей любви.
Он взял мои руки и поцеловал их. Я еще никогда не видела его таким серьезным.
— Я люблю тебя, — произнес он. — Помни об этом… всегда помни об этом.
— Обещаю.
— До тебя могут дойти слухи.
— Этого трудно избежать.
— Ты ведь слышала об Элис и о том, что Элвин — не моя дочь? О, дорогая, кто-то тебе, конечно же, об этом рассказал, о таком просто нельзя было не рассказать… Видишь ли, это правда. Я так и не смог полюбить этого ребенка. Более того, я, как мог, избегал ее общества. Она была неприятным напоминанием обо всем, что я стремился забыть. Но когда приехала ты, мои чувства изменились. Ты заставила меня увидеть в ней одинокого ребенка, страдающего за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, дорогая Марти.
— Коннан, я хочу сделать этого ребенка счастливым. Позволь ей принять тебя как своего отца. Она в этом так нуждается.
— Ты станешь ей матерью. Значит, я стану ее отцом.
— Мы будем очень счастливы, Коннан.
— Ты умеешь видеть будущее?
— Я вижу наше будущее, потому что оно зависит только от нас, и я намерена сделать его счастливым.
— А если мисс Ли поставила себе цель, она ее добьется. И ты обещаешь не расстраиваться, услышав сплетни обо мне?
— Ты говоришь о леди Треслин. Она была твоей любовницей.
Эти слова сорвались с моих губ совершенно непроизвольно. Я была ошеломлена тем, что могу говорить о подобных вещах. Но все же я хотела знать правду, и это желание было столь сильным, что я отбросила прочь всякую щепетильность.
Он кивнул.
— Больше никогда, — вырвалось у меня. — С этим покончено.
Он поцеловал мою руку.
— Разве я не поклялся тебе в вечной верности?
— Но, Коннан, — заколебалась я, — она такая красивая и по-прежнему будет жить рядом.
— Но я влюблен, — возразил он, — впервые в жизни.
— И ты ее не любил?
— Похоть, страсть, — ответил он, — иногда люди принимают их за любовь. Но когда встречаешь настоящую любовь, ее сразу узнаешь. Дорогая, давай похороним все наши прошлые ошибки. Давай начнем все заново, ты и я, в радости и в горе…
Я опять оказалась в его объятиях.
— Коннан, я ведь не сплю, как ты думаешь? Пожалуйста, скажи, что я не сплю.
Было очень поздно, когда мы наконец расстались. Я поднялась к себе, не чуя ног от счастья. Я даже боялась ложиться спать, опасаясь, что, когда проснусь, все окажется сном.
* * *
Утром я пришла в комнату Элвин и сообщила ей новость.
Несколько секунд в углах ее рта витала весьма довольная улыбка, затем она напустила на себя безразличный вид, но было уже поздно. Я знала, что Элвин обрадовалась.
— Теперь вы навсегда останетесь с нами, мисс? — спросила она.
— Да.
— Интересно, научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как вы.
— Научишься и, скорее всего, еще лучше. У тебя будет гораздо больше возможностей тренироваться, чем у меня.
Опять ее губы тронула улыбка. Затем она задумалась и с серьезным видом взглянула на меня.
— Мисс, — произнесла она, — как же мне теперь вас называть? Вы ведь будете моей мачехой?
— Да, но ты можешь называть меня, как захочешь.
— Только не мисс!
— Полагаю, что нет. Я ведь теперь не буду твоей гувернанткой.
— Наверное, мне придется называть вас мамой, — ее губы сжались.
— Если тебе этого не хочется, ты могла бы называть меня Мартой, когда мы будем оставаться наедине. Или Марти. Так меня всегда называли мой отец и сестра.
— Марти, — повторила она. — Это мне нравится. Похоже на имя лошади.
— Лучшей похвалы я и желать не могла! — расхохоталась я, а она с самым серьезным видом воззрилась на мое веселье.
Затем посетила другую девочку.
— Джилли, — произнесла я. — Я скоро стану миссис Тре-Меллин.
Из синих глаз ушло безразличие, и ее лицо озарила ослепительная улыбка.
Она подбежала и зарылась лицом в мои юбки. Ее тельце вздрагивало от веселого смеха.
Я никогда не могла быть уверена в том, что происходит в затуманенном мозгу Джилли, но знала, что в этот момент она счастлива. Она отождествляла меня с Элис, и я чувствовала, что она воспринимает все происходящее как нечто само собой разумеющееся.
Полагаю, что с этого момента она стала полностью отождествлять меня с Элис.
* * *
Поездка домой была очень веселой. Всю дорогу до станции мы распевали корнуоллские песни. Я никогда не видела Коннана таким веселым.
Элвин подпевала нам, и Джилли тоже. Я не верила своим ушам, слыша, как эта девочка, которая почти всегда молчала, тихонько напевает себе под нос, как будто разговаривая сама с собой.
Мы пропели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана был очень приятный баритон. Мне казалось, я взлетаю к высотам невозможного счастья, слушая, как он выводит первые строки:
В первый день Рождества моя любовь прислала мнеКуропатку…
Мы принялись распевать эту песню, мне никак не удавалось припомнить все подарки, последовавшие после пяти золотых колец, и мы заливались смехом, споря, сколько служанок доило коров, а сколько гусынь-несушек прислал любимый.
— Все эти подарки довольно бессмысленные, — с серьезным видом заявила Элвин. — Конечно, за исключением пяти золотых колец. Наверное, он любил ее не так сильно, как уверял.