Как оказалось, мир был полон прекрасных звуков, слушая которые я мог ненадолго покинуть чертоги своей мысленной тюрьмы. Падение капель, далекий гул работающей техники, хлопанье крыльев пролетающих в вышине птиц… даже совсем близко к эпицентру взрыва, который смел меня, как бумажный самолетик, мир продолжал жить. Все вокруг продолжало идти своим чередом, несмотря на все те ужасы, что творились прямо здесь, а я мог это слышать. И это ласкало мой слух лучше любой музыки.
К какому-то моменту я даже испытал некое подобие умиротворения. Да, я чудовище, но теперь мир надежно защищен от меня. Я просто лежу тут, безвреднее затерявшегося в высокой траве дырявого дачного шланга, и страдаю, истязая самого себя. Больше ни от моих действий, ни от моих решений ничего не зависит, и я, в кои-то веки, мог быть совершенно спокойным.
Однако мое уединение было прервано появлением людей. Они ходили, топали, собирали тела павших, что-то обсуждали между собой и тревожили наш покой. Если бы я был способен, то я бы крикнул им, чтоб убирались прочь, но все, что мне было сейчас доступно, это лишь вяло катать в остатках своего мозга неповоротливые мысли. Хотя, должен признать, реакция ликвидаторов (ну а кем еще могли быть эти люди?) на недобитого мертвеца могла бы быть весьма забавной.
— О, смотри, этого вообще мощно размазало. Бедолага.
— Ага, и не говори. Если б ты не сказал, то я в нем даже труп бы не признал.
Голоса доносились до меня явно чем-то приглушенные, может резиной противогазов, а может и защитным стеклом более надежных спецкостюмов. Почему-то у меня сложилось впечатление, что речь идет именно обо мне…
Где-то над моим ухом раздались щелчки, до боли напоминающие звуки, издаваемые счетчиком Гейгера.
— Ого, ты посмотри, как фонит! А он ведь от взрыва достаточно далеко!
— Видимо, взрывной волной отбросило сюда, — послышался голос второго невидимого собеседника. — Тут ведь как раз прямая дорога по проспекту до кратера.
— Шутишь? — Слегка возмутился один из ликвидаторов. — Да его бы тогда разуплотнило на молекулы! Одна бы только тень на стене и осталась. Вон, как в Хиросиме.
— На Хиросиму скинули бомбу помощнее раз в десять, — возразил другой голос, — так что не сравнивай. И вообще, я поражаюсь тебе! Откуда в тебе силы есть еще хоть чему-нибудь удивляться? Мы город чистим после восстания мертвецов, а тебя изумляет какой-то очередной труп.
— По телеку сказали, что это никакие не мертвецы, а обычные мятежники были, которые пытались госпереворот провернуть.
— Ага, ты слушай свой зомбо-ящик больше. Вот уж хреновина, которая реально из людей зомбарей делает.
— Ты что, реально веришь во всю эту библейскую чушь про воскресших покойников?
— Я глазам своим верю. А повидал я за прошлый месяц немало…
Вскоре к этим двоим присоединилось множество других голосов. В моей умиротворяющей обители вдруг стало слишком шумно и суетно. Близкие звуки, раздающиеся прямо вокруг меня, недвусмысленно намекали, что мой труп сейчас пытаются соскоблить со стены, куда меня впечатало, но я, странное дело, не ощущал при этом ничего. Ни прикосновений, ни дуновений ветра, ни холода. Я все еще оставался запертым в темнице без стен. Меня окружала концентрированная боль, которую я осознавал, но которая никак меня не терзала. Мы просто тихо и спокойно с ней соседствовали, практически не замечая друг друга.
Далее вокруг меня что-то зашуршало. Нечто похожее на полиэтилен. Видать, меня упаковывали в мешок для переноски трупов, потому что сдернуть меня целиком не получилось, а оставлять фонящие останки на улице ликвидаторы не могли. И вскоре, подтверждая мою мысль, прямо надо мной вжикнула молния замка. Меня куда-то забросили, судя по близкому звуку двигателя, в кузов грузовика, и я снова оказался представлен сам себе.
Оказывается, меня не смогла убить даже радиация. Хотя, быть может, это только пока? Вполне вероятно, что именно из-за нее я еще не восстал, потому что хапанув излучения, нахожусь теперь под непрерывной бомбардировкой фотонов, и из-за этого дар не успевает залечивать повреждения. Если так, то скоро запас Силы иссякнет, и я хочу надеяться, что это и станет моим концом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Снова протянулись дни, недели или даже целые месяцы. Следить за временем в моем состоянии было практически невозможно. Мои останки где-то валялись, наверняка в окружении других жертв ядерной бомбежки, которые фонили не хуже моего, и я привык считать себя находящимся хоть и в скучной, но компании. Несколько раз нас куда-то перевозили, перегружали, где-то передерживали, чтобы потом снова повезти в неизвестном направлении.
Ну а я, к своему вящему ужасу, постепенно начинал возвращаться в мир живых. Где-то на грани восприятия, едва ощутимо и невесомо, словно прикосновение крохотным перышком, но я все же снова мог чувствовать. Не могу объяснить как, но ко мне приходило осознание, что я действительно лежу на груде других, запакованных в мешки тел. Что находимся мы в мерно покачивающемся вагоне, куда нас закидали кучей, словно урожай молодого картофеля.
Вскоре всех нас сгрузили на землю, откуда стали закидывать, судя по всему, в большую братскую могилу. Сколько вокруг меня было соседей, я не знал, и мог только догадываться. Однако судя по доносящимся звукам падающих мешков, очень много. Я перестал считать на шестьсот восемьдесят втором, потому что шум мотора работающей техники мешал сосредоточиться на подсчете.
В первое мгновение я даже удивился, что наши останки не закатывают в бетон, а лишь присыпают землей, но потом ощутил над собой многократное усиление давления, словно на грудь мне встал взрослый человек. Похоже, нас просто зарыли и закрыли железобетонными плитами где-то далеко за пределами Москвы, и теперь нам тут предстоит встретить вечность…
Внезапно ход моих мыслей оказался прерван, потому что я почувствовал, как пробуждаются вокруг меня мертвые. Они не восставали, как это происходило при накачке трупов Силой, но обретали какое-то странное подобие сознания, как у тех погребенных, кого я встречал на кладбищах.
Ощущения, надо сказать, были весьма специфическими. Только представьте, каково это осознавать, что ты лежишь с сотнями, а может даже и тысячами радиоактивных покойников, придавленный весом многотонной плиты. И вдруг эти мертвецы начинают кричать. Кричать в страхе и ужасе, потому что их пугает твое соседство. М-да, достойное у меня вышло посмертие. По крайней мере, заслуженное, это уж точно.
Но не успел я еще как следует свыкнуться со своей участью, как в моей голове словно бы прошелестел порыв ветра. Сухого, как тысячелетняя мумия, и безжизненного, как пески отравленной пустыни.
— Приветствую тебя, адепт. Наконец-то я могу с тобой поговорить. Я следил за тобой.
Ветер говорил со мной, и мне хотелось задрожать всем телом, настолько его слова были пропитаны ужасом и подавляющим волю превосходством. Даже мой дар сжался в испуге, словно нашкодивший котенок, над которым занесли тяжелый тапок.
«Господи, неужели я не заслужил даже смерти?! За что ты меня так ненавидишь?!» — мысленно возопил я. Но бог не ответил мне, предпочитая проигнорировать зов своего нелюбимого сына. Зато ответил кто-то другой…
Конец