Сейчас к своему стыду согласилась, обняла бабушку крепко-крепко на прощание, заручилась словом, что та будет себя беречь, а еще звонить каждый час… Сама пообещала, что приедет в субботу и проведет с ней не меньше двух часов… А потом выпорхнула из номера, слетела по лестнице на первый этаж, оттуда прочь из здания к машине, которая завелась, когда девушка еще только подходила.
И снова можно было бы сесть на заднее, как бы по привычке… Но Аня уверенным жестом дернула ручку передней двери, заняв место рядом с водителем.
— Все хорошо? — Высоцкий дождался, пока Аня пристегнет ремень безопасности, кивнул, когда дело было сделано без заминки, только потом задал вопрос, параллельно приводя автомобиль в движение.
— Да. Все хорошо… — Аня ответила, скосив взгляд на водителя, а стоило тут же почувствовать жар под кожей, стыдливо опустила. Может хотела бы сказать что-то еще, но остановила себя же. Почему-то не сомневалась — чем меньше она будет говорить рядом с Высоцким, тем меньше глупостей сморозит. Лучше просто тихо наблюдать.
* * *
— Ты хочешь что-то спросить?
Они ехали молча довольно долго. Высоцкий не включал музыку, не пытался завести разговор, не насвистывал песенки и не выражал тоску зевотой. Просто следил за дорогой, погруженный в какие-то свои мысли. Аня же, как самой казалось незаметно, следила за ним из-под полуопущенных ресниц.
Внезапный вопрос мужчины же рассек тишину салона, будто острый нож шелковый платок.
— Я? — Аня спросила с опаской, тут же начиная скользить взглядом — то за окно, то перед собой, то будто удивленно уже в открытую на Высоцкого.
— Так как больше здесь никого нет, думаю, ты…
Он ответил будто бы как всегда слегка с издевкой, но Аня интуитивно чувствовала, что Высоцкий поддевает сейчас не со зла и не из-за раздражения.
Девушке вообще казалось, что настроение у Корнея после того, как они взяли курс обратно на Киев, изменилось в лучшую сторону. Сейчас он выглядел куда более расслабленным, чем утром. Вполне возможно, его просто раздражала необходимость тратить время на такие глупости, как личные дела семейства Ланцовых, поэтому теперь — когда с глупостями было покончено — тихо радовался этому факту.
— Почему вы решили, что я хочу что-то спросить? — Аня выпалила встречный вопрос, пытаясь дать себе еще немного времени на то, чтобы продумать, как отбиваться от справедливых обвинений, если они будут. Высоцкий же только усмехнулся, бросая на нее короткий взгляд. Не теплый, конечно. О теплоте Аня и мечтать-то себе не всегда позволяла, но не пренебрежительный, не пригваздывающий к сиденью, не давящий. Будто значащий: «ты прекрасно знаешь, почему я решил. Хочешь, чтобы озвучил?».
Аня не хотела. Так же, как не хотели ее порозовевшие щеки, но давать заднюю было поздно.
— Я по наивности надеялся, что ты смирилась со своей тяжелой участью и перестала меня бояться. А сейчас поглядываешь так, будто ждешь, когда остановлю машину, достану из багажника лопату и заведу в лес…
Высоцкий озвучил версию, Аня на мгновение застыла, а потом внезапно раскашлялась, потому что… О лесе и лопате она точно не думала.
— Я не п-поглядываю… — пытаясь откашляться, причем сделать это по возможности тихо и незаметно, Аня постаралась еще и оправдаться… И снова была удостоена взгляда с усмешкой.
— Ясно. — И односложного ответа, который Высоцкий так любил повторять.
— Что вам ясно? — и который сама Аня каждый раз «съедала», хотя прекрасно понимала, что за этим «ясно» обычно кроется большое сомнение, а то и кардинально отличный взгляд на вещи. Девушка и сама не сказала бы, откуда в ней дерзость, но задала вопрос, вздергивая бровь, глядя на водителя немного с вызовом. Не сомневалась, что щелкни он ее сейчас словесно по носу, будет больно и обидно. Но он почему-то не щелкнул.
— Что ты не поглядываешь. — Повторил ее слова, задержался взглядом на лице на пару секунд, а потом снова вернулся к дороге.
И, кажется, продолжать разговор не собирался. Аня же… Если раньше действительно поглядывала, то теперь откровенно смотрела. Долго, не меньше трех минут просто смотрела на мужской профиль прежде, чем поняла, что делает это… А Высоцкий снова чуть улыбается, практически незаметно покачивая головой…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я задумалась просто… — и вроде бы ничего не сказал, а Аня тут же покраснела, даже не произнося — а вышептывая глупое оправдание. Задумалась. Только не скажешь же, о чем… Точнее, о ком.
— Не волнуйся. Это неплохое место. За твоей бабушкой присмотрят.
Сначала Аня подумала, что Высоцкий слишком резко перевел тему, а потом поняла — просто неправильно интерпретировал ее слова о задумчивости… И слава богу.
— Я не волнуюсь. Точнее волнуюсь, конечно, но не из-за того, что сомневаюсь в качестве места…
— Тогда из-за чего? — не ожидавшая получить подобный вопрос Аня снова на несколько секунд замерла, глядя перед собой, потом опять на профиль мужчины…
Сердце всю дорогу билось как-то по-особенному, а сейчас ускорилось до того же темпа, как и при его первых словах. Тогда от неожиданности. Теперь из-за того, насколько его вопрос приятен. Он наверняка просто любопытствует, но она сама находит в этом любопытстве глубокий смысл.
— Бабушке намного сложнее, чем мне. Я боюсь, что при мне она храбрится, а сама…
— Насколько я знаю, в судьбе твоей бабушки было немало непростых моментов, но ни один ее не сломал. Она сильный человек. Справится. Особенно, если ты ей поможешь.
Это звучало довольно сухо, но Аня знала — в мире Высоцкого это сродни попытке рационализировать ее страх и тем самым его обесценить. А в мире слабых людей, которым свойственно испытывать эмоции, это можно считать даже попыткой подбодрить.
— Я обязательно ей помогу, чем смогу. Но… Я просто надеюсь, что у нас все получится.
Высоцкий ничего не сказал — просто кивнул. И в салоне снова ненадолго повисла тишина. Нарушать ее первой Аня не рискнула бы. Так же, как не рискнула бы и дальше исподтишка пялиться. Поэтому девушка смотрела на свои руки, неосознанно проворачивая колечко на пальце.
Что заговорит Высоцкий тоже не ждала. Поэтому, когда его голос прозвучал вновь — уже привычно для обоих, кажется, вздрогнула.
— Я дал твой номер начальнику нашего отдела статистики. Они позвонят.
Высоцкий произнес, не глядя на Аню, она же отчего-то на несколько секунд потеряла дар речи. Пусть мужчина не один раз сам же напоминал о своем обещании, Аня была готова к тому, что рано или поздно он забудет. И даже не обиделась бы. А теперь… Стало немного страшно. Как всегда, стоит подойти достаточно близко к исполнению важного желания.
— Спасибо.
— Не за что. Можешь не волноваться. На стажировку тебя возьмут. Разве что ты поведешь себя на собеседовании исключительно экстравагантно, в чем я сомневаюсь. Но об особом отношении в дальнейшем я не просил. Придется самой пробивать себе путь, доказывать ценность.
— Хорошо, я поняла. Буду… пробивать…
Повторяя за Высоцким, Аня чувствовала, как по телу проходил дрожь — страха и предвкушения, а перед глазами кадр за кадром — собеседование с пока неизвестным ей начальником отдела, рабочее место, важные поручения, возможное трудоустройство…
— Скажите… — Аня начала, снова глянув на водителя, а потом замялась.
— Что? — и если бы мужчина проигнорировал — была бы совсем не против. Но он уточнил. А потом еще и глянул мельком.
— У меня есть хотя бы минимальный шанс задержаться после окончания стажировки? Получить работу?
Высоцкий мог сколько угодно считать Аню маленькой наивной дурочкой, но что-то о жизни девушка знала. Например, что чтобы получить место в ССК, ей придется не просто верить в чудеса, но совершать их. А еще, что если сейчас ей удастся использовать шанс и получить работу — это будет просто джек-пот для них с бабушкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Корней не спешил с ответом. Вряд ли подбирал слова, скорее пытался объективно оценить. Потом же… Скосил взгляд, поймал своим серьезным девичий — наполненный одновременно надеждой и сомнениями…