Кью Джи фыркнул, выражая таким образом свое отвращение:
– А, ерунда. Ты уже вошел в ресторанное дело, и у тебя оно получается, это твое.
– Когда я обживусь там, я вам позвоню, сообщу, как и что поделываю.
– А на кой это мне? Для меня важно, чтобы ты здесь оставался. Ты мой управляющий, ты обо всем заботишься. И как насчет благодарности мне?
– Но когда я нанимался на работу, я не говорил вам, что нанимаюсь пожизненно, – объяснил Ник, надеясь, что Кью Джи его, наконец, поймет.
– Иисусе, – Кью Джи выкатил глаза. – Никому больше не поверю.
– Я останусь, пока вы не найдете мне замену. Но Кью Джи все кипятился:
– Мне больше никого не надо. Не беспокойся, неблагодарный ты потаскун. Тащи отсюда свою задницу, увидишь, что я нисколько не пожалею.
Но Ник знал, что это не так.
– Как насчет того, чтобы я остался еще на две недели? – предложил он.
– Делай как хочешь, – отрезал Кью Джи. Позднее его перехватила Эрна.
– Говорят, ты собрался в Голливуд? – сказала она в восторге от новости.
– Да, собираюсь дать деру.
Она с хитрой усмешкой толкнула его в бок:
– Хочешь, я с тобой поеду?
– Э… не думаю, что Лену это понравится. Она хихикнула.
– Да, ты, наверное, прав, – сказала она, поправляя все время соскальзывающую бретельку от лифчика. – У меня однажды была возможность туда уехать. Я могла бы стать знаменитой старлеткой, – и с многозначительным видом подмигнула. – Конечно, за это я должна была спать со старым толстым продюсером, поэтому я осталась здесь, вышла замуж за Лена, и теперь посмотри-ка на меня.
– Но ведь ты счастлива, правда?
– Ну, я замужем за Леном, но особых причин для экстаза нет.
– Но он кажется славным парнем.
– Но он не Кью Джи.
Таким образом Эрна подтвердила его подозрения: она явно была неравнодушна к брату.
Когда о его предполагаемом отъезде узнала Девилль, она впала в ярость: зачем он ей об этом сам не сказал. Обычно она уходила из клуба раньше, чем он, но именно в этот вечер она задержалась и села за столик одного из посетителей, чего никогда не делала.
Ник понял, что грядут неприятности. Будь он поумнее, улепетнул бы, вообще никому не сказав.
Когда время шло к закрытию, Девилль, бросив посетителя, ушла с Ником, повиснув на его руке. Она была пьяна и зла – не слишком удачное сочетание.
– А я что-то знаю, Ники, – провякала она ему на ухо – ей хорошо было известно, как ему не нравится, когда его называют «Ники».
– Что? – сказал он, втискивая ее непослушное тело в такси.
– Что ты сукин сын, вот ты кто, – и закивала головой в подтверждение своих слов. – Да, ты сукин сын.
– Ну, послушай, я собирался тебе обо всем сказать, – ответил он, – но сначала мне надо было известить об этом Кью Джи. Это мой долг.
– Это твой долг, – передразнила она, – а мне ты ничего не должен?
Он поднял брови:
– А ты полагаешь, что я твой должник?
– Ублюдок, – заорала она.
Шофер утомленно взглянул в заднее зеркало.
– Проклятый ублюдок, – сказала Девилль и откинулась назад, попытавшись влепить ему затрещину. – Мы жили вместе, неужели это ничего для тебя не значит?
Такси свернуло к обочине, и шофер повернулся к ним.
– Неприятностей мне не требуется, – сказал он. – Убирайтесь. Оба.
– Да все в порядке, мужик, – ответил Ник, цепко схватив Девилль за руку. – Неприятностей не будет. Поезжайте.
– Одна парочка недавно подралась у меня в машине и повредила ее, – угрюмо проворчал шофер.
– Я сказал, поезжайте, – повторил Ник. – Я позабочусь о вашем добре.
Все еще бормоча что-то под нос, шофер поехал дальше. Девилль начала плакать. Он еще мог вынести ее гнев, но слезы всегда его донимали.
– Эй, – сказал он, стараясь ее утешить, – ведь я только на месяц или два уезжаю.
– Врешь! – воскликнула она, почти лежа на нем, отчего тушь с ресниц стекала прямо на его один-единственный выходной пиджак.
– Ну, тогда я, может быть, вызову тебя.
– А вот теперь ты действительно врешь, – сказала она, рыдая.
При всем при том Девилль была не дура и знала, что все кончено.
Как только они добрались до дому, она стала упаковывать свои вещи в чемодан, уже осушив слезы.
– Я думала, что ты другой, не такой, как все, – крикнула она ему. – Но оказалось, нет. Ты такой же, как остальные, эгоистичный, думаешь только о себе и дорожишь только своими драгоценными причиндалами.
Ей было к лицу сердиться, и так или иначе, но кончили они в постели. Девилль очень старалась, она думала, что если она покажет ему все, на что способна, то, может быть, он заберет ее с собой. И это было очень впечатляюще. В четыре утра соседи уже не могли больше выносить стонов и вскрикиваний и вызвали полицию. И все разрешилось истерическим смехом.
Утром они расстались. Девилль была трезва и сдержанна и умудрилась каким-то образом вести себя с чувством собст-венного достоинства.
Расставшись, он иногда почти скучал по ней, но только почти.
– Ты мешок с дерьмом, вот кто ты, знаешь? Никакой преданности. – Кью Джи завелся и уже не мог остановиться.
– Оставь парня в покое, – сказала Эрна, приходя Нику на помощь.
Кью Джи сердито взглянул на сестру:
– А я просил тебя вмешиваться? – Нет но…
– Я к нему относился, как к сыну, – перебил ее Кью Джи. – Растил его, наставлял, ты же знаешь.
– Растил и наставлял для чего? – спросила отрывисто Эрна. – Чтобы он всю жизнь торчал в ресторанном деле, как мы? Вольно надо!
И снова они говорили о нем так, словно его при этом не было.
Лен тоже встрял в разговор.
– Он вернется, – сказал он, мудро кивнув головой. – В Калифорнии слишком жаркий климат.
Что не очень то убедило Кью Джи.
– Ты думаешь? – спросил он с сомнением.
Но в последний вечер его пребывания в Чикаго Кью Джи смягчился и закатил большую прощальную вечеринку после того, как бар закрылся.
Ник тогда в первый раз засомневался в правильности принятого решения. Все так дружески были настроены, так тепло к нему относились. Официанты, стриптизерши, Эрна, Лен, даже Кью Джи. Ведь это в каком-то смысле слова была теперь его семья.
Девилль выступала, и какое же это было шоу! Она так извивалась и так скрипела зубами от страсти, что могла бы совратить даже священника. Но, может быть, она хотела ему доказать, как много он теряет. Он это знал, но ничего не мог с собой поделать.
Кью Джи похлопывал его по плечу.
– Знаешь, Ник, – сказал он, – если ты когда-нибудь вернешься, то всегда для тебя найдется место. Оно будет тебя ждать. А этого я еще не говорил никогда никому из тех, кто на меня работал. Так что считай, что тебе оказывают честь.
– Да я так и считаю, – ответил Ник.