Мари повозмущалась немного, но уже так — принципа ради.
Великое дело — военная дисциплина.
Доктор, тот вообще, с видимым облегчением в сторону отошёл, наверное, думал, что я его допытывать усердно буду — касаемо всех возможных вариантов.
Через сорок минут Джедди доложил о завершении переводческих работ.
Подползли с ним к обрыву подземному, и, по моей отмашке, юный хоббит начал в громкоговоритель речь зачитывать. Громко, внятно, короткими фразами, делая между ними большие паузы. В соответствии с моими инструкциями. Я как подумал: вдруг эти Драконы — медлительные очень в соображалке, и доходит смысл сказанного до них, как до наших жирафов обычных?
Замолчал Джедди, смотрю — через пару минут занервничал Дракоша, головой своей затряс, лапами засучил.
Велел я Джедди по второму разу всё повторить, для особо понятливых.
Только речь по второму разу отзвучала, Дракон как заревёт, отвечая! У меня даже уши заложило.
Причём, одно слово даже я разобрал: "Огнин!".
— Ну? — у Джедди спрашиваю.
— Чего — "ну"? — Он мне отвечает, — Согласен Дракон со всем. Орёт, дословно, следующее: "Огнин! Хочу! Согласен! Идите! Огнин! Хочу! Согласен! Идите!", и так далее, без остановки, словно магнитофон заевший…..
Вот так оно. Остальные подошли, доктор Мюллер со всеми по очереди молча обнялся, Джедди, на него глядя, повторил ту процедуру.
Лестницу верёвочную вниз сбросили, дождавшись, пока она замрёт неподвижно, Джедди по ней первый спускаться начал, доктор — следом. В последний момент голову поднял, на меня посмотрел.
Этот взгляд я уже никогда не забуду, доктор словно бы жалел меня, извинялся за что-то.
Замерли все у обрыва, смотрим, Дракона уже совсем, почему-то, не боясь.
Вот, наши спустились, не торопясь, по залу, по направлению к рептилии огнедышащей, идут.
Метрах в двадцати остановились. Дилог начался неторопливый.
"Может — пронесёт?" — думаю про себя, на исходе первого переговорного часа.
Вдруг, вижу — Джедди со своей шеи медальон заветный снимает, доктору на шею вешает, а сам — обратно бежит, по направлению к лестнице. Видимо — случилось что-то непредвиденное.
Взобрался Джедди к нам, отдышался, и докладывает, чуть смущённо:
— Доктор считает, что у меня с переводом не всё в порядке. Велел срочно гнома Гамли с Базы доставить. Ему в заложниках остаться пришлось, обоих Дракон отпустить не соглашался.
Тут как грохнет сзади!
Ударной волной всех с ног сбило. В штрек из зала Драконьего пепел полетел — грязными ошмётками.
Только через несколько минут я смог на ноги подняться, потом и слух вернулся.
Сидит на каменном полу Мари, за глаза держится, сквозь ладонь — слёзы сочатся.
— Я всё видела, — всхлипывает, — Когда Дракон зевнул, доктор, прямо ему в пасть, гранату метнул. Взорвался Дракон — как пузырь мыльный. Сильный очень взрыв был, никак не мог Карл в живых остаться….
Глава девятнадцатая
Тайны женских душ
Подбежал я к обрыву, заглянул в зал Драконий. Никого и ничего, чистый каменный пол, только у противоположной стены что-то ярко так блестит.
Усталость навалилось — столько событий разом приключилось: и радостных, а вот теперь — и печальных — до невозможности. Как же жаль доктора Мюллера, вернее — Карла Мюллера, отважного и честного человека, Героя настоящего…..
Прикинул — а ведь уже часов сорок прошло, как не спали. Не пахнет отдыхом в ближайшее время, надо срочно вниз спускаться. К Лёхе курьера отправил с запиской: о смерти доктора рассказал, но просил — пока на месте оставаться, не дёргаться понапрасну, следующих новостей дожидаться.
Тут ещё выяснилось, что у Мари что-то с глазами случилось: не может их открыть, только приоткроет — тут же режет их нещадно, даже кричит от боли жуткой. Да и цвет волос её изменился: были такие шикарные — платиновые, а сейчас — то ли серые, то ли — седые.
Выяснилось, что в момент взрыва только она на Дракона смотрела, остальные — на Джедди пялились.
Уложили Мари на матрац, из наших курток и сюртуков наспех изготовленный, в аптечке капли какие-то глазные нашли, примочки.
Непросто это было сделать, даже напоминания о дисциплине и её обещаниях — моих приказов слушаться неукоснительно, не помогали, всё к лестнице пыталась на ощупь добраться, с закрытыми глазами, всех, кто на её пути попадался, отталкивая. Только когда я её связать пообещал, голосом злым и непреклонным, угомонилась, дала себя уложить. Капли тут же в уголки глаз закапали, примочки приложили.
С Мари я Капитана Зорго оставил — ухаживать и присматривать. Мужчина он силой физической не обделённый, вырваться от такого — женщине хрупкой, тем более с глазами больными, куда как непросто.
Все остальные, вслед за мной, вниз полезли, рюкзаки продовольствием и канистрами с водой нагрузив и медикаменты различные по карманам рассовав.
Спускаться — непросто совсем было: лесенка к стенке зала подземного прижимается вплотную, а стенка гладкая и скользкая, несколько раз ноги с деревянных ступеней соскальзывали, приходилось на руках висеть, ногами опору усиленно ища. Чувствую — открылась рана на плече, до конца не зажившая, кровь закапала. Насилу до конца дополз.
Спрыгнул с последней ступеньки — из штрека мне навстречу, шатаясь, Бернд выходит. Худой, бледный, с бородкой реденькой, одет в лохмотья неприглядные. Глаза воспалённые, красные, в гнойных подтёках. Идёт, на плечо индианки молоденькой опираясь.
— Брат! Брат!
Опущу я подробности? А? Не сериал голивудский, чай, снимаем…….
— А где наши, остальные? — Бернд вопрошает, — Папа — где, Мари? Она писала — что Лёха в Загадочном зале остался. А сама — где? Папа — почему его не вижу? Дракон — как вам его убить удалось? А Мари — где она?
Твою мать! Сколько можно — одно и то же трендеть и выспрашивать, словно магнитофон испорченный? Особенно, когда и не знаешь — что отвечать. То ли — правду, то ли — наоборот всё вовсе?
Тут ещё индианка эта — смотрит неотрывно и тревожно, симпатичная такая барышня — высокая, стройная, и личико милое достаточно, разве что — худое очень и измождённое.
Отвёл я Бернда в сторонку для разговора, а симпатяшке этой индейской, на испанском, велел Джека в штрек проводить — для оказания помощи больным и голодающим.
С видимой неохотой пошла, оборачиваясь, и на Бернда глазами собаки верной, посматривая. Не нравятся мне такие взгляды, Айна на Лёху точно так пылится. Возможно, и здесь история аналогичная место быть имеет, в смысле — с оттенками любовным. В данном случае — неуместными, к Бернду применительно, оттенками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});