Читать интересную книгу Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса - Jamique

Он, конечно, был профи. Он мог закрыться. Но как будто не успел. Как будто взрыв тоже застал его врасплох. Она тогда не думала об этом. Она не думала и сейчас. Она отложила в ячейку памяти очередную подробность. Не потому, что не хотела вспоминать. Отложила вплоть до того времени, когда информации окажется столько, что она сможет её осмыслить.

Вейдер – её отец! Люк нашёл время сказать об этом… Но он сказал. Когда понял, что это необходимо. Она вглядывалась в темноту ночи. Она смотрела на призраков прошлых дней.

Мотма и Борск знали об этом, точно. Уж тётя-то Мон… Перебирая всю их манеру поведения, все незначительные тогда обмолвки, она уверялась всё сильней. Как только включился рефлектирующий разум, который она сама четыре года загоняла куда подальше – всё встало на свои места. Эти сволочи знали. И использовали это в своих целях.

Наживка.

Они использовали не только её. Они разрекламировали взрыв Альдераана, как имперский ужастик. Она была уверена: при всём Мотма была счастлива, что ей в руки дали такой аргумент против империи. Лея смотрела в темноту и не могла заплакать. Даже сейчас она не смогла оплакать свою землю, бугор, по которому она бежала, дом, небо и лица людей, которые погибли только потому, что когда-то в её детстве ради собственных целей взрослые не сказали ей правды.

Ненависть. И сухой жар сердца.

В эту ночь она позволила себе всё. Она знала, что должна. Дать пройти сквозь себя мыслям и ощущениям, как шторму. Чтобы выяснить наконец, в каком мире она живёт.

Политика – искусство манипуляции. Это она усвоила с детства. Её тихие, благовоспитанные тётушки преподавали ей первые уроки интриги. Своими прозрачными голосами, внятно и культурно, они объясняли ей, почему династия Органа правит Альдерааном вот уже несколько сотен лет. Что помогло придти им к власти, как наследные короли их династии приняли условия игры, когда в галактике стала приличной демократия. Приличной и необходимой для участия в общегалактической политической жизни. Миры с тиранией или монархией не имели шанса. Общепринятым билетом в большую политику стало дарование свобод своим подданным…

Как она хохотала над этой девчонкой! Отец только головой качал.

-Значит, мы дурим всех, но все ещё и знают, что мы их дурим?

-Что за лексикон, Лея. И ты не понимаешь, насколько это всё сложно. В нашем мире на правдолюбии не проживёшь…

Сложно и просто. Для тёти Мон, которая раз в год обязательно навещала своего старого друга Бейла на Альдераане, всё было как раз очень просто. Она всегда прекрасно знала, чего она хочет, как этого добиться, и неуклонно шла к цели. Сначала она ей активно не нравилась. И теперь она уже не помнит, где обозначен был тот рубеж, за которым инстинктивная детская неприязнь ребёнка к фальши превратилось в восхищение.

Тётя Мон была сильной. И умной. Очень умной. А Лея всегда искала силы. И ума. Наследственность. Вейдеровская наследственность. Тоска по силе. Тоска по незаурядности.

Про приёмного отца она быстро всё поняла. Слабый, по всей видимости, человек, который сыграл свою роль в политической жизни только в условиях тогдашней демократии. Он был очень увлечён идеалистическими моделями усовершенствования жизни. И она даже знала, почему. Она знала, что тот любил её мать. Это было единственным сильным и совершенно настоящим в нём.

Или нет? Или он тоже всю жизнь играл в слабака, как до того – в демократичсеского короля Адьдераана?

Мысли путались от всеобщей лжи. Бейл Органа – орудие в руках двух умных женщин, или же сам великий манипулятор, который предпочитал скрываться за маской тихого человека?

Ведь он организовал её воспитание… Он медленным ядом обволок её идеями единственно правильной истины…

Она ничего не знала. Хотя нет. Кое-что знала совершено точно. Он тосковал по её матери всю жизнь. Скорей всего, и влюбился с первого взгляда. Так бывает. И ни от чего не зависит. Девчонка-королева, бросившая вызов всей галактике. А потом потрясающая юная женщина, которая…

Предпочла другого.

Падме Амидала Наберрие…

Она знала это имя из учебников истории. Где вместо лица была изображена застывшая ритуальная маска грима. Как знала имя Вейдера. Вместо лица которого вечно была одна чёрная маска.

Совершенно аналогично.

Она узнала имя своей матери от чужих людей. Как и имя отца.

Она спрашивала её имя у Бейла. Но он просил не спрашивать это. Он объяснял, что ей опасно знать имена своих настоящих родителей. Что они были прямыми врагами императора, и, узнай император, что она – их дочь…

Дочь Дарта Вейдера и Падме Амидалы Наберрие. Дочь Дарта Вейдера и Падме Амидалы Наберрие.

Лея не плакала в ту ночь. Это было так просто. Той ночью, с сухими ожесточёнными глазами она смотрела в темноту и перебирала эпизоды, эпизоды, эпизоды…

Команда “Тантива” беспрекословно подчинилась её приказу сопротивляться. Ещё раньше, всегда, она, девчонка, была главой банды мальчишек – и совсем не потому, что дочь короля. Просто была. В годы Альянса именно она была командиром при выполнении практических заданий Пилоты и разведчики слушались её беспрекословно. Она всегда могла скоординировать и организовать. А главное, даже не прикладывала усилий для того, чтобы люди её слушались. Мотма подавала идеи. Лея осуществляла их на практике. Всегда.

…Разве лорду Вейдеру в первые его годы подчинялись только потому, что боялись?...

Её кровь. Её собственная кровь. Она смотрела сухими глазами в ночь и не собиралась отрицать очевидные факты. Она умела командовать. Вести за собой. Ещё в шестнадцать лет. Ещё в одиннадцать. Что это? Кровь отца? Кровь матери?... Прямота, порой излишняя, перешедшая после взрыва планеты в неподдающийся логике фанатизм. Ненависть ко лжи. Ненависть к страху. На Татуин к Джаббе они пошли не просто так. Мотма отговаривала. А ей было начхать. Она выручала своего друга. И ей было всё равно, какое отношение это имеет к целям Альянса. И могут или не могут её убить. Она знала: не могут. Никому она не по зубам.

Что ж, вот как. Она никогда не отворачивалась от того, что очевидно. Её отвращение при мысли, кто её настоящий отец, ушло. Оно было перебито отвращением от вечно лгущих ради высшей справедливости людей, которые её окружали. Нет, не справедливости. Ради своей выгоды, конечно.

Она осознала себя стоящей посреди комнаты в той ночи. Сама не помнила, как вскочила. Если бы она знала, кто она, она бы воспользовалась этим на Звезде смерти. Это факт. Это бы всё перебило. Вейдер не позволил взорвать мир своей дочери. Просто не позволил. Он гонялся за её братом по всей галактике, совершал жестокие глупости только потому, что почувствовал: это его сын. Кровь. Её губы произносили это слово, и на него откликалось её сердце. Она чувствовала его. Отец бы почувствовал тоже.

Тётя Мон не получила бы свой козырь в борьбе за правое дело.

А планета осталась жива.

Лея неподвижно смотрела в ночь. Ложь порождает ложь, и ложь – мать всей грязи в мире. Ей лгали всю жизнь, люди, которым доверяла. И что делать с этим? Как теперь суметь отделить?

Ищи свою кровь. Она не солжёт. Потому что у вас одинаковые дороги.

-Понимаешь? – спросила Лея.

Брат тихо кивнул.

-Я только тебе могу доверять. Потому что мы родные. Оба дети одного отца. Обоим нам лгали. Оба мы потенциально одарённые. Обоих нас использовали в этой мясорубке. То, чего хочет моя добрая тётя Мон, я не знаю. Чего желает господин Фей’лиа, я догадываюсь. Какую игру ведёт Хан – в этом я тоже не уверена. Все они разные люди и у них разные цели. А вот мы – два зародыша не теле одной Силы. Два ребёнка в чреве одной женщины. Кровь. Одна кровь. Я только сейчас поняла, какая же она сильная… Ты мне нужен, Люк. Я больше никому не могу верить.

Люк и Вейдер.

А потом Люк попытался добраться до отца. Стандартное: “лорд Вейдер занят”, - его не остановило.

-Тогда пошлите ему сообщение, что я бы хотел с ним поговорить, - сказал он настойчиво. – И что я не собираюсь его отвлекать. Пусть он сам назначит подходящее ему время.

Скоро канцеляристом стану, подумал он про себя. Видела бы тётя… Коммандер Скайуокер просит аудиенции у главнокомандующего лорда Вейдера… Тьфу!

Минут через пятнадцать гвардеец сообщил ему, что лорд Вейдер получил его сообщение. А также послал ответное о том, что в ближайшее время он вряд ли найдёт в своём рабочем дне свободный промежуток. Но сообщит, если найдёт.