Читать интересную книгу Ястреб халифа - Ксения Медведевич

И тут со стороны розария зазвенели струны старинной лютни, и голос певца вывел:

– О прекраснейшая из девушек, выйди ко мне походкой газели, покачивая бедрами, о, выйди ко мне!

Когда опытный музыкант пел, казалось, что много голосов звучат в странной, расходящейся, словно тысяча тропок сада, гармонии. Девушки мечтательно смежали веки, проводя пальцами по приоткрытым губам, по созревшим грудям, откидывая головы с тяжелыми косами, – выйди ко мне, покачивая бедрами, о любимая!

– Госпожа, позвольте, я сниму с вас браслеты. – Утба стояла на коленях и улыбалась.

Айша молча кивнула. Невольница вскинула быстрый-быстрый взгляд и зыркнула на кого-то, кто стоял за спиной невесты.

Ну что ж, Айша знала – там переглядывались и пожимали плечами. Царевна-несмеяна, статуй мраморный, рыбина холодная, нечувствительная, – харим Аммара ее, понятное дело, ненавидел. Умейядская выползня, дочь и сестра казненных предателей, самое место тебе на дне Тиджра, не хенну тебе к щиколоткам, а тяжелый камень, стой на дне, качай рукавами, распускай волосы к водорослям по течению. И смотрите, как сидит, – букой, хоть бы посмотрела на кого, так нет же, ни улыбки, ни веселого взгляда за все десять дней, как ее сюда привезли, сучку гадкую, неблагодарную, мордой мрачную.

Заметив косые взгляды и перешептывания, мать наклонилась к плечу Айши:

– Что с тобой, доченька? Хоть бы ты улыбнулась, право дело, люди же смотрят… А ну как скажут повелителю, что ты не рада?..

– Да, матушка, – покорно ответила девушка.

И улыбнулась невольнице, расстегивавшей на ее запястье легкий прорезной браслет.

– Возьми себе, Утба, у меня праздник, так пусть и у тебя будет праздник. – И Айша протянула руку и потрепала девушку по щеке.

Та залилась краской и благодарно упала лицом в шелк парадного платья госпожи:

– Ой, спасибо, ой, спасибо, да благословит вас Всевышний, да пошлет вам счастливую ночь!

И все вокруг весело захихикали.

– А это тебе, Сальма. – И Айша бросила старшей невольнице перстень с крупным изумрудом.

Та тоже зашлась в благодарных попискиваниях.

– Всем, кто прислуживает мне в эти счастливые дни, я дарю по новому шелковому платью! – объявила девушка, не переставая улыбаться.

Радостные вибрирующие крики и смех поднялись выше самого высокого кипариса, заглушив даже бой барабанчиков-дарабукк.

Айша осторожно скосила глаза влево. И чуть не заплакала.

Она никуда не делась. Она продолжала стоять, где стояла – на мраморном бортике пруда, полоща в зеленоватой воде полы длинных белых одежд. И неотрывно глядела на Айшу – тяжелым, мрачным, не обещающим ничего хорошего взглядом, время от времени смахивая выступающую в углах губ кровь.

Мертвая женщина из ее снов выступила из тени в тот самый миг, когда опекун Айши, командующий Правой гвардией Хасан ибн Ахмад, ответил на вопрос: «Согласна ли девушка?» Ибн Ахмад ответил: «Да, согласна», Айша хорошо слышала его голос из-за занавески. А из темного угла тут же вышла она – как в старых детских снах, из темного угла, мама, не гаси свечу, – и подошла близко-близко, скаля острые злые зубы.

– Да что с тобой, дочка? – прошипела на ухо аль-Ханса.

– Ничего, мама, – подавляя дрожь, ответила Айша.

Мертвая теперь улыбалась – страшно и плотоядно, кровь текла изо рта и капала, капала на белое платье.

– Я… просто… боюсь, наверное…

– Ах, боишься, – с облегчением заулыбалась мать. – Ну ладно тебе, вот будем тебя завтра одевать, все-все тебе расскажем…

И сидевшие на коврах женщины снова засмеялись и захихикали:

– Да, пришло кому-то время на спинку падать! Да-да, точно, Айша, на спинку! Ха-ха-ха!..

Мертвая прищурилась и погрозила длинным белым пальцем – ночью приду, мол. Жди.

Конец первой книги.

Книга вторая

Ветер гнева

Пролог

Халиф вошел в залитый лунным светом двор Красного замка, и сначала он показался ему пустым.

В заросшем саду стрекотал сверчок, легкий ветерок поднял с каменных плит и забросил в чашу фонтана пару высохших листьев. Давно покинутое людьми строение неуклонно ветшало в безразличном покое старости – трава и корни раздвинули когда-то плотно пригнанные друг к другу полированные плиты, на желто-красных узорах змеились нанесенные дождями полосы песка. По углам двора намело высокие кучи мусора. Ветки, листья, косточки птиц – весь этот сор время разбросало по большому каменному прямоугольнику в ограждении подгнивших деревянных арок. В глубине двора, у каменного кольца, еще сохранявшего форму фонтана, Аммар заметил какую-то тень. Подойдя поближе, он расслышал и звук – тяжелого, надсаженного дыхания.

Нерегиль стоял на коленях, положив руки на рукоять упертого в плиты меча. Тауширное золото узоров на изогнутых усиках гарды светилось даже в темноте ночи. Сплетя пальцы и повиснув на почти вытянутых руках, нерегиль… дышал. Похоже, это было единственное, что он мог делать.

– Тарик?..

Аммар встал на колени, пытаясь заглянуть в опущенное к земле лицо – его полностью скрывали спутанные пыльные лохмы.

– Тарик?..

Хриплый вдох-выдох.

– Тарег?.. – с трудом выговорил Аммар странное настоящее имя нерегиля.

Лохмы легонько качнулись. Тарик медленно поднял голову:

– Я… упустил… девушку…

– Ты ее спас, – твердо сказал Аммар.

Нерегиль смотрел куда-то мимо и сквозь него, как смотрят слепцы на базаре.

– Айша в безопасности, мы нашли ее, – попытался дозваться Аммар до чего-то, что скрывалось за этим стеклянным взглядом.

Тарик смежил веки и снова уронил голову.

– Тарег? Тарег?!

– Он тебя не слышит… человечек, – последнее было сказано на ашшари с такой ненавистью, что Аммар схватился за рукоять меча.

И обернулся. Сумеречники, целая толпа. Впереди стояла женщина – длинные рукава спускались к земле, плотный, расшитый серебром шелк матово блестел в свете луны. Она была не при оружии, зато стоявший рядом чернявый парень держал руку на длинной рукояти изогнутого меча. Аураннцы. Свита Джунайдовой жены-шайтанки.

Вдруг из-за их спин кто-то вывернулся и с плачем метнулся к повисшему на перекрестье меча нерегилю. И жалобно запричитал, обвивая тому шею и руки длинными желто-розовыми рукавами. Высокий голос всхлипывал и повторял одно и то же, одно и то же. Аммар медленно поднялся на ноги и снова оглянулся на вставших плотным рядом аураннцев. Женщина в серебряном платье резко спросила:

– Тебе действительно это было нужно? А если он не выживет? Что будешь делать? Прикажешь привезти еще одного? А потом уморишь и пошлешь за следующим?

– Я… не заслужил таких упреков, – с трудом выговорил Аммар. – Я… я не знал.

И обернулся к Тарику. Тот лежал на боку, вздрагивая, как загнанная лошадь. Невидящие пустые глаза не отражали ничего. Над скрючившимся телом рыдала аураннка, распустив длинные волосы и вытирая лицо рукавами.

1. Избранница тайн

– …Так, значит, церемониальных одежд – триста пар, серег золотых с жемчужинами весом не менее мискаля к ним – еще триста пар, трижды по тридцать лошадей породы хадбан гнедой и серой масти… – заботливо перечислял вазир, кивая писцу.

Тот споро водил каламом, откладывая в сторону уже четвертый лист бумаги. Этот день стал для Аммара счастливым: сегодня царедворцы договорились о размерах свадебного выкупа, который следовало передать невесте во время церемонии. Безусловно, обычаи требовали, чтобы выкуп вручали в присутствии семьи избранницы – но вот с этим, а также с выбором опекуна нареченной возникли трудности.

Прошло уже три недели со времени их возвращения в Исбилью, но Аммар все никак не мог тронуться в столицу. Более того, пока не удалось провести даже церемонию сватовства. Меч нерегиля лишил Айшу не только отца, но и всех совершеннолетних близких родственников мужского пола. А после того, как Тарик штурмом взял Куртубу и Исбилью, в обоих городах не осталось в живых ни одного уважаемого имама, который мог бы сказать подобающие слова напутствия во время церемонии. Конечно, когда сватались простолюдины, присутствие имама было необязательным. Но сватовство халифа – это сватовство халифа. Не может же его доверенное лицо прийти в дом к невесте, просто спросить согласия родственников, услышать «да», выпить соку, съесть печенья с изюмом и уйти? Конечно, не может. Кто произнесет мудрые слова о браке, как о нити, ведущей к пророчеству и процветанию? Впрочем, как уже было сказано, неизвестным оставалось даже имя уважаемого верующего, который бы озвучил согласие Айши на брак.

Сидевшие в диване халифа советники охрипли в спорах, предлагая и тут же отвергая имена и кандидатуры:

– О сын падшей женщины! Я вижу тебя насквозь! Ты желаешь опекунства для собственного брата, чтобы потом расхищать кухонные запасы в Баб-аз-Захабе! А то я не знаю, что у тебя на специи в день уходит до трехсот динаров, а ведь наш халиф, да продлит Всевышний его дни, употребляет всего лишь толику мускуса в пресном хлебе!