Читать интересную книгу Убийство на верхнем этаже. Дело об отравленных шоколадках - Энтони Беркли

– Мы условились между собой не принимать во внимание закон о клевете, – она и впрямь кудахтала. – Личность для нас как бы не существует, и если в процессе обсуждения возникает чье–либо имя, нам известное, мы имеем право произнести его без колебаний, как если бы оно было нам совершенно незнакомо. Мы ведь договорились об этом вчера на вечернем заседании, не так ли, господин президент? И разве поприще, которое мы избрали, не обязывает нас ставить долг перед обществом выше личных интересов?

На мгновение Роджера охватил панический страх. Ему совсем не хотелось, чтобы его великолепный Клуб распался, рассыпался, чтобы никогда уже вновь из праха не возникнуть. И хотя боевой задор и бесстрашие миссис Филдер–Флемминг не могли не восхищать его и он даже немножко завидовал ей, так как сам таким характером не обладал, он понимал сейчас, что повод подвернулся самый неподходящий – речь шла не о ком–нибудь, а о сэре Чарльзе. Однако же право было на стороне миссис Филдер–Флемминг, а разве защита интересов правосудия не входила в обязанности президента?

– Совершенно справедливо, миссис Филдер–Флемминг, – сделав над собой усилие, проговорил он, надеясь, что его голос не утратил присущей ему твердости.

Голубые глаза сэра Чарльза полыхнули гневом в его сторону. Но тут миссис Филдер–Флемминг снова вскочила на своего взрывоопасного конька, и сэр Чарльз устремил горящий гневом голубой взор на нее. Нервничая, Роджер следил за их схваткой и думал о том, насколько недопустимо взаимодействие голубых лучей с взрывоопасными веществами.

Миссис Филдер–Флемминг вольтижировала на начиненном порохом коньке, временами рискуя сорваться, и тогда взрыв был бы неминуем, но каждый раз она чудом овладевала ситуацией.

– Итак, я продолжаю. В моем треугольнике теперь были два очевидных участника. Где же следовало искать третьего, если принять аналогию с делом об убийстве Барнета? Очевидно, в некоем лице, прототипом которого мог служить Молине, в том смысле, что для этого лица брак между первым участником и вторым представлялся абсолютно недопустимым. Как вы заметили, пока я не противоречу выводам сэра Чарльза, которые мы вчера вечером выслушали. Но к своим выводам я шла другим путем. А ведь сэр Чарльз тоже говорил о треугольнике, таковым его не именуя (возможно, он и не увидел там треугольника). Заметьте однако, что первые два участника его треугольника точно совпадают с моими.

Миссис Филдер–Флемминг метнула вызывающий взор на сэра Чарльза, ожидая с его стороны возражений. Но поскольку ее последнее заявление показалось сэру Чарльзу несущественным, он не счел нужным ей возражать, чтобы не пускаться в лишние споры о том, что он вовсе не имел в виду никакого треугольника, когда выступал на прошлом заседании. Он решил не заметить вызова. Гнев в его очах погас. И в намеках миссис Филдер–Флемминг на третье лицо в ее треугольнике (об этом говорил весь его вид) он не чуял для себя никакой беды.

– И только когда мы подходим к выявлению третьего участника треугольника, – с воодушевлением продолжала миссис Филдер–Флемминг, – наши мнения с сэром Чарльзом расходятся. Сэр Чарльз предложил кандидатуру леди Пеннфазер. Я не имею удовольствия быть знакомой с леди Пеннфазер, но мисс Дэммерс, которая хорошо ее знает, считает, что характеристика, данная ей сэром Чарльзом, во всех отношениях ошибочна. Нет, она не корыстная хищница, не скупа, не жадна до денег, и даже представить себе невозможно, что она способна на чудовищное преступление, которое сэр Чарльз слишком поспешно пытался ей приписать. Как я понимаю, леди Пеннфазер – милейшая и добрейшая женщина. Возможно, она позволяет себе некоторую свободу, но это не умаляет ее достоинств – напротив, в глазах кое–кого из вас от этого она только выигрывает.

Миссис Филдер–Флемминг старалась всем внушить, что она сама не только допускала легкие отступления от морали У других, но в каких–то случаях даже могла покровительствовать заблудшим. Правда, мало кто ей верил. Те, кто знал ее хорошо, отнюдь не забыли, как она порвала с одной из своих племянниц, которая, пронюхавши, что ее Пожилой супруг во всех четырех частях Англии завел по любовнице, сбежала от него со своим молодым поклонником, нежно ею любимым.

Пребывая в счастливом заблуждении, что ее друзья давно забыли эту историю, миссис Филдер–Флемминг продолжала:

– Мы расходимся с сэром Чарльзом не только в идентификации третьего лица в треугольнике. Но и в том, как каждый из нас вышел на свое решение. У нас с ним крайне противоположные взгляды на самое главное – на мотивацию преступления. Сэр Чарльз пытался убедить нас в том, что убийство совершено в корыстных целях. Я же считаю, что убийца руководствовался совсем не такой уж низменной целью. Нам всегда внушали, что убийство ничем не может быть оправдано. Но бывают случаи, когда мы почти готовы оправдать убийцу. По–моему, это тот самый случай. В своих попытках разгадать, кто был третьим участником треугольника, я исходила из характера самого сэра Юстаса. Поразмыслим немножко. Не будучи связанными законом о клевете, мы можем смело утверждать, что с определенной точки зрения сэр Юстас представляет собой весьма нежелательный для общества элемент. Вообразите, что молодой человек любит девушку, и, конечно, в его глазах знакомство девушки с таким господином, как сэр Юстас, абсолютно недопустимо. Сэра Юстаса мало назвать аморальным человеком, его аморальности невозможно найти оправдания, а это еще более серьезное обвинение. Он развратник, мот, без стыда и совести в отношениях с женщинами, негодяй, который разрушил семейное счастье с очаровательной женщиной, притом что эта женщина была достаточно широких взглядов, чтобы не обращать внимания на его интрижки с дамочками и другие грехи, столь свойственные мужчинам вообще. Для юной девушки брак с таким человеком, как сэр Юстас, – трагедия. А теперь вообразите отчаяние молодого человека, всем сердцем любящего девушку, при мысли о том, что будущий муж ее любимой не кто иной, как сэр Юстас, – продолжала миссис Филдер–Флемминг тоном трагической актрисы. – И разве трудно себе представить, что человек этот пойдет на все, чтобы избавить ее от сэра Юстаса. А для настоящего мужчины, – прибавила миссис Филдер–Флемминг, покраснев от волнения, – нет ничего невозможного.

Тут миссис Филдер–Флемминг остановилась. Повисла пауза, полная напряженного ожидания.

– Занавес, конец первого акта, – тихонько сострил мистер Брэдли на ухо мистеру Читтервику.

Мистер Читтервик отозвался чуть слышным нервным смешком.

Глава 8

Едва был объявлен перерыв, сэр Чарльз, как обычно, поднялся со своего кресла. Так и в театре к первому антракту (если в тот вечер не дают пьесы миссис Филдер–Флемминг) зрителю необходима разрядка. Сэр Чарльз тоже желал разрядиться – и немедленно.

– Господин президент, – прогремел сэр Чарльз, – я требую ясности! Что, миссис Филдер–Флемминг действительно собирается обвинить в преступлении одного из друзей моей дочери? Так это или не так?

Президент весь сжался, когда перед ним выросла клокочущая от негодования гора, и больше всего на свете ему захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть президентом.

– Ничего не могу сказать, не знаю, – пытался он разуверить сэра Чарльза, но получилось фальшиво и неубедительно.

Миссис Филдер–Флемминг сама нашла в себе силы ответить сэру Чарльзу.

– Я еще никому не предъявила обвинения, сэр Чарльз, – холодно произнесла она, преисполненная чувства собственного достоинства. (Но ее шляпка, вместо того чтобы горделиво венчать голову хозяйки, съехала набок и теперь нахально парила над ее левым ухом.) – Я только развивала свою тему.

Если бы это сказал мистер Брэдли, сэр Чарльз бросил бы ему презрительно: «К черту вашу тему». Однако, подчиняясь дурацким условностям современной цивилизации, требующей корректности в обращении между полами, он ничего не ответил, но его голубые глаза снова вспыхнули гневом.

Коварная, как все представительницы слабого пола, миссис Филдер–Флемминг тут же воспользовалась этой ничтожной и вынужденной уступкой.

– А между прочим, – кольнула она, – это еще не конец.

Сэр Чарльз уселся на свое место сам не свой, отпустив крепкое словечко.

Мистер Брэдли еле сдержался, чтобы не хлопнуть мистера Читтервика по спине, а после пощекотать у него под подбородком.

Миссис Филдер–Флемминг объявила конец перерыва и позвонила в колокольчик, предупреждая, что занавес перед началом второго акта ее спектакля поднимается. Спокойствие, которое она собою являла, было слишком уж безмятежным, чтобы не казаться наигранным.

– Раскрыв перед вами ход моих рассуждений относительно третьего лица в постулированном мной треугольнике, иными словами – убийцы, я наконец перейду к свидетельским показаниям, которые должны подкрепить мои умозаключения. Я сказала – подкрепить? Нет, я хотела сказать – подтвердить, чтоб не осталось сомнений в правильности моих выводов.