по течению вновь выбросить струи к сиянию солнца.
Но недаром Гераклит из Эфеса учил, что дважды нельзя вступить в одну и ту же реку.
В априорных, внечувственных дхармах, которые, в отличие от атомов, нельзя «прощупать» на синхрофазотроне, нужно искать корешок буддийского лотоса. Исток не истины, но веры. Пусть и оригинальной, не признающей бессмертия и богов.
Буддийская метафизика всегда была уделом немногих избранных, развивавших ее постулаты в недрах монастырей, на особых факультетах, где изучают догматику. Духовенство отнюдь не стремилось сделать изощренные откровения буддийских мудрецов достоянием простых верующих, как не стремилось оно, вопреки учению, толкнуть всех мирян на путь отшельничества. Если бы все стали вдруг нищими бхикшу, то кто бы тогда выращивал рис и овощи для подаяния? Это парадокс, но в нем истина. Голодная смерть целой страны никак не могла подарить нирвану всем жаждущим. Да и всеобщее безбрачие могло бы лишь прекратить процесс перерождения тех грешных душ, которые не могли пока обрести совершенство.
Разумеется, такие вопросы никто специально не решал. Все получалось стихийно, само собой. Люди всегда остаются людьми. Далеко не все последователи Будды готовы были обречь себя на аскетизм. Одни просто не хотели расстаться с приятными удобствами мирской жизни, другие желали достичь нирваны без особых лишений и мук.
Как писал Кьеркегор, «и все же, как бы оно ни было «непрактично», тем не менее религиозное есть преображенное в вечность воспроизведение прекраснейших грез политики… Осуществить полное равенство в мирской среде, мирское равенство, т. е. в такой среде, сущность которой - различие, и осуществить ее по-мирскому, в мирском равенстве, т. е. осуществить, творя различие, - это вовеки невозможно…»
Мирские приверженцы «восьмеричного пути» принимали, как мы видели, лишь пять минимальных принципов, к которым добавляли еще пожертвования монашеским обществам. После этого каждый мог жить, как хотел. Одни - в нищенстве, другие - в радостях и горестях мира, одни - подаянием, другие - трудом рук своих.
Буддизм завоевывал души и страны. Первоначальное символическое изображение Будды в виде колеса сменилось фигурой, сидящей на лотосе и несущей свою удивительную улыбку всем и никому. Возникали монастыри, возводились ступы, в которых хранили священные реликвии и мощи. Все шло привычным путем, каким следовали когда-то жрецы всех стран и народов, каким суждено было пойти впоследствии приверженцам Христа и Мухаммеда.
Прошло каких-нибудь два-три века, и религия нищих стала религией господ. Нравственные устои горстки людей превратились в непререкаемую догму для миллионов. Учение нужно было изменять, подновлять, приспосабливать. Созывались соборы, образовывались секты. Буддизм был светом Индии, особым, присущим только ей, ни на что не похожим. Но, распространяясь по миру, он терял свою неуловимую специфику. И судьба его похожа на судьбы всех великих религий. Он, без особого разбора вбирая в себя чужих богов и чужие обычаи, терял свою глубокую, отрешенную душу, опускаясь до сознания воспитанных на примитивных верованиях людей. Одновременно с этим шел и противоположный процесс. Учение метафизически усложнялось в монастырях, превращаясь, как и все в мире, в мертвую схему, высосанную борьбой противоречивых тенденций и качеств.
Храм и ступа (Шри Ланка)
Постепенно в буддизме возникло свыше тридцати сект. Но самый глубокий раскол произошел в I веке нашей эры. В известном смысле «восьмеричная дорога» раздвоилась. Образовались два течения: хинаяна («малая колесница, узкий путь») и- махаяна («большая колесница, широкий путь»). Это было закреплено только на четвертом соборе, во время правления кушанского царя Канишки. Хинаяна требовала сохранения ортодоксального буддизма, тогда как махаяна, основателем которой был богослов Нагарджуна, пересматривала саму основу буддизма - учение, что человек достигнет нирваны лишь собственными усилиями. И в самом деле, разве под силу грешному и слабому существу взвалить на себя такое бремя? Нет, «восьмеричный путь» - это узкая стезя избранных, простому народу нужен широкий и легкий путь. Для его же счастья, для облегчения его же усилий. Да и метафизическая, основанная на этике религия без богов не очень-то понятна широким массам. Им требуется что-нибудь более привычное, что-нибудь попроще, и чтоб обязательно был бог. Да и разве не бог великий учитель Будда?
Прачеди (Таиланд)
Над предполагаемыми останками Будды выросли ступы. Потом выросли храмы, где стояли уже статуи Будды. Порой в виде золоченого гиганта с драгоценным камнем на месте третьего глаза. Образ его становился конкретным, а понятие «будда» - расплывчатым.
Ступа (Непал)
Гаутама Будда, Будда Шакья-Муни сделался лишь одним из множества различных будд, в число которых вошли и древние брахманские боги, и боги тех народов, которые приняли буддизм. Святые архаты тоже попали в пантеон, как это повелось в других религиях, в других странах.
Количество будд росло. Появилось 995 будд-мироправителей (непокрытую голову золоченых статуй стала венчать царская корона), 35 будд-грехоочистителей и еще много других будд.
Оставалось лишь внести в сонм будд специализацию. Так возникли известные нам божества: основатель учения Шакья-Муни, грядущий будда - Майтрея, которому суждено сменить Шакья-Муни на престоле правителя мира, Амитаюс, дарующий долгую жизнь, Ваджрапани - последний из распространенного на севере пантеона тысячи будд, миросоздатель Адибудда, мистический властитель рая будда Амитабха и т. д.
Кроме будд в пантеон махаяны вошли еще и бодхисаттвы. Это своего рода канонизированные архаты - существа, преодолевшие в себе жажду существования и достигшие нирваны, но пожелавшие остаться в миру, чтобы помогать людям.
А людям, которым столь трудно достичь совершенства самим, этим людям так нужны руководители. Бодхисаттвы могли бы остаться в нирване, стать буддами, но предпочли любовь к ближнему, хотя такая активная любовь и противоречит учению Гаутамы.
Но этим не ограничились последствия реформ Нагарджуны. Он видоизменил еще одну главную основу буддизма - нирвану. В самом деле, что такое нирвана? Непонятное состояние или тем более смерть? Это хорошо для философов, изощренных аристократов духа. А разве народ поймет нирвану, захочет верить в нее? Народу нужен рай. И не беда, что Будда ничего не говорил о рае.
Он находится в блаженной стране Сукхавати. Там, в цветущих садах, среди удовольствий и неги пребывают праведники. Заведует этой обетованной землей кроткий мистический Амитабха.
Казалось бы, что общего у такого рая с нирваной? Ничего. Но здесь нет и прямого посягательства на учение Гаутамы. Просто душам райских праведников еще один раз предстоит воплотиться на земле, и уж тогда они достигнут нирваны, если только не пожелают сделаться бодхисаттвами.
Рай, таким образом, представляет собой промежуточную форму между земной