Ночи, дни, вечера — бешеный калейдоскоп света, тьмы, холода, тепла, камней, воды, шума, тишины, леса. Пустошей... Жизнь. Жизнь. Жизнь.
И над всем этим — холодный синий зрачок Невзгляда.
* * *
Утречко выдалось жаркое — в смысле работы. ВЧЕРА утром Олег с группой волков — стаей товарищей — взялся чинить три вытащенных из недр склада немецких ЭмПи-38, занесённых в северные горы Мира суровым ветром земных сороковых двадцатого века. Трудно чинить то, что раньше никогда не держал в руках, имея рядом с собой троих отчасти древних парней, у каждого из которых есть своё мнение вплоть до того, что большая часть деталей в оружии вообще лишняя и, возможно, даже вставлена туда вредителями. ЭмПи вполне соответствовали характеристике, которую дал Попандопуло в знаменитом фильме: «Один трясётся, ак ненормальный, а второй, гад, по своим стреляет. «Лишних деталей всё-таки не удалось обнаружить. Тогда новоявленное «КБ им. Содома и Гоморры», как охарактеризовал происходящее Олег, пошло путём офицера Жилина из рассказа Толстого «Кавказский пленник», который чинил часы чеченцам следующим образом: «Разобрал, почистил, сложил — пошли часы. » Один ЭмПи после этого начал стрелять и был опробован под ликующие вопли сотрудников КБ. На остальные навалились всем миром — впятером — и к шести утра привели в чувство ещё один, чему сами же удивились. Последний пистолет-пулемёт ушёл в глухой отказ и в наказание был разобран на запчасти. Конструкторы быстро добили квас и чёрствые медовые пряники (всё это позволяло коротать время за раздумьями) и разошлись хоть немного поспать перед трудовым днём. Олег, вывихивая челюсть от зевоты, полез вниз за водой — умываться.
Он уже несколько раз плеснул себе в лицо водой, пахнущей цвелью и колодцем, когда сзади от дверей раздался грохот и невнятные проклятья, к которым Олег уже привык вместо мата.
— На это и ставили, — буркнул он, вытираясь рушником. — Заходи, не заперто!
— Однако, глянется, заминировано, — ответил Гоймир, стоявший в крайне неловкой позе рядом с упавшей с притолоки небольшой скамейкой. — Тут, глянется, гульба была?
— Вроде того, — Олег ткнул рукой. — Не стой, садись.
— Огненный бой оживляли? — ловким толчком ноги Гоймир поставил скамейку, прицелился сесть, но Олег, уже поднаторевший в здешних обычаях, повёл ладонью в сторону лавки:
— Сделай милость. По гостю честь.
Гоймир уселся на лавку, вытянув ноги, поставил между них меч. Олег, продолжая вытираться, доложил:
— Значитца, доношу, водитель. Из трёх единиц шайтан-бабах две восстановлены, но зарядов мало. Третью разобрали на... в общем, на запчасти... А ты какого чёрта в полном снаряжении — боишься, в школе на тебя нападут?
— Э-эм-м-м... — неопределённо отозвался Гоймир. — Я про что зашёл...
— Да кто тебя знает, — Олег развесил рушник на окне и, помедлив, выплеснул наружу воду.
— Да Зелёных Садов поедешь ли?
— Это вёска внизу, где обалденные яблоки? — припомнил Олег разговоры. — Вообще-то я спать хочу, а днём ещё за дровами ехать. Да и для яблок не рановато ли?
— Не сам еду, дело гонит, — пояснил Гоймир. — Есть там мужичонка такой — Степаньшин. Крещатик, но силком. Он нам зерно сторговывает. Так вчерашним днём должны были подводы приволочься, а нету их...
— Может, волоты[28] груз переняли? — Олег посвистывал, рассматривая свою ковбойку.
— Волоты скотину тащат, зерно им не к рукам... Так будешь со мной? — Гоймир положил меч на колено.
— Конечно, — Олег снял с крюка на стене самострел. — Эту штуку брать? Или наганом перебьюсь?. . Как-никак, к друзьям в гости едем.
— Дружили волки с собаками, пока бер[29] леса тропил, — презрительно усмехнулся Гоймир. — А самострел не бери. Возьми-ка один из тех, что починил, да и оставь себе — дело получше.
— Серьёзно?! — восхитился Олег перспективе обладания автоматическим оружием. Но тут же увял. — Не, Гоймир, это нечестно. У меня револьвер, да ещё и ЭмПи будет, а больше половины ребят и одного-то ствола не имеют...
— Дают — бери, бьют — беги, — серьёзно ответил Гоймир. — А огненный бой бери, не отказывайся. Тебе он к месту.
— Ну, спасибо... Я давно хотел спросить: а почему вы у убитых врагов не берёте оружие? С боеприпасами было бы легче...
— Без пользы оно нам, — досадливо покривился Гоймир. — Если чужак за него берётся — так оно рвётся у него в руках... С давна прослежено то. Ну, за чем дело? Пошли, шагать-то немало...
— Пешком?! — ужаснулся Олег. — Да тут вёрст двадцать, ты чего?!
— Обклался, городской, — злорадно отметил Гоймир. — Не трясись, верхами поедем.
— Дружище, — вкрадчиво поинтересовался Олег, поднимая со стола один из пистолет-пулемётов, — а ты на лошадь-то сможешь сесть? Тебе же штаны помешают.
— Ты про что это? — немедленно насторожился Гоймир.
— Не, мне правда интересно, — Олег, пряча улыбку, повернулся к столу, на котором россыпью лежали остроголовые пузатые парабеллумовские патрончики, — как у вас вообще получается верхом-то ездить? При таких-то штанах... Или вы их повыше подтягиваете? Или... в дамском седле?
Не оглядываясь, Олег нырнул в сторону — очень вовремя. Сумка Гоймира со шлепком впечаталась в стену, пролетев в десятке сантиметров от головы мальчишки. Тот сразу вскинул руки:
— Сдаюсь! Правда, прости. Сейчас поедем. А тебе это за то, чтобы не обзывался.
— Ладно, — буркнул Гоймир. — Ты поспешай давай, кони-то стоят...
... Тропка вела по лесистым склонам, лишь изредка выходя на вересковые пустоши или пересекая речушки по расшатанным, не знавшим машинного колеса мостам. Ехать предстояло долго, да ещё и заночевать в веси. Олег не имел ничего против, но Гоймир довольным не выглядел и ничем не пояснял своего недовольства, пока Олег прямо не спросил его:
— Ты чего такой кислый, словно квашеной капусты переел?
Гоймир искоса посмотрел на него, потом метко плюнул на закачавшуюся веточку папоротника и ответил:
— Гостимир говорил — сей день Бранка будет. Ввечеру.
Олег ответил не сразу. За последнее время он почти забыл, как выглядела та девчонка, с которой он бегал под дождём... и вот теперь вспомнил сразу, вспомнил при одном звуке её имени.
И то, что он ощутил при этом воспоминании, его испугало. Потому что это могло быть только... НЕТ!
— Ничего, завтра увидитесь, — равнодушно откликнулся он.
— Пень ты, коряжина вывороченная, — ответил Гоймир. — Долей ушибленный, потому и не любил никогда. А я как вижу её — сердце вмах засекается... Й-ой, и чего я рассыпаюсь с тобой!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});