Толстое щупальце неожиданно быстро обвилось вокруг ног Олега, и он упал в снег раньше, чем успел понять — драка началась. Приподнявшись на локте, мальчишка нанёс два удара — словно валил дерево, перекатился, ещё раз рубанул мечом — выше, вскочил на ноги. Гоймир, стоя на колене, рубил и колол рогатиной, капюшон с его головы свалился... Страха не было — он снова отступил, едва началась схватка. Щупальце метнулось навстречу, обвило тут же онемевшую вскинутую руку — стиснув зубы, Олег перерубил его пополам — удача! Но тут же второе, обхватив в поясе, едва не задушило Олега, подтаскивая его к пасти, пульсирующей, словно диафрагма фотоаппарата. Мелькнула мысль, что конечности у чудовища, наверное, вырастают, раз оно так легко с ними расстаётся... Гоймир перескочил, оттолкнувшись рогатиной, через щупальце, тянувшее Олега, обрушил её, как топор:
— Ххак! Ххак! — и тут же упал сам, сбитый со спины, а Олег вместо того, чтобы броситься к нему на выручку, оттолкнул перерубленное щупальце, швырнул меч и в отчаянном рывке дотянулся до «сайги». Переворачиваясь на спину, ернул вниз предохранитель и, авскидку прицелившись поверх плеча Гоймира, одну за другой выпустил три пули в чёрное пятно...
... — Ты мне мозги запудрил, — тяжело дыша, Олег опирался на ружьё. Гоймир, стоя на коленях, мотал головой, весь сотрясаясь от накатившего страха омерзительной смерти. — Не привыкли вы тут со стрельбой, вот и... Если рогатиной или мечом можно, то почему же пулей в то же место нельзя? Там, наверное, нервный узел... Правда, ваши витязи, небось, в одиночку таких ломают, да ещё голыми руками, так что былины про нас не споют... Хорошо ещё, я догадался вовремя, а то бы нас сейчас дожёвывал...
Он покосился на обретавшую непрозрачный серый цвет тушу монстра и передёрнулся. Гоймир с трудом встал на ноги, сообщил, морщась:
— Рёбра помял... — и, неуверенно подойдя к Олегу, вдруг обнял его и поцеловал в щёки.
— У... уди! — вырвавшись, Олег отскочил. — Ты что, голову повредил?!
Гоймир захлопал глазами недоумевающе и обиженно:
— Чем обидел? — непонимающе спросил он. Вместо ответа Олег покрутил пальцем у виска. — Да чем обидел-то, скажи, Вольг!
— С Бранкой целуйся, — сердито ответил Олег. Гоймир неожиданно покраснел и потупился:
— До свадьбы?!
— А со мной что — уже обвенчался?!
— Не пойму тебя, — признался Гоймир. Олег с шумом выдохнул:
— Блин, дремучий... — и, помявшись, пояснил: — У нас мужчины не целуются. Парни тоже. Только если они... э... ну... больные.
— Й-ой! — Гоймир улыбнулся. — У вас, должно, так делают?
И с той же улыбкой он протянул Олегу руку.
— Ну вот, другое дело, — ответил Олег, крепко пожимая сильную ладонь...
... До самого ночлега им не везло. В жизни Олег столько не ходил на лыжах — и устал так, что почти равнодушно воспринял слова Гоймира о ночлеге, тем более, что солнце за тучами и не думало закатываться.
На ночь устроились в пещере, вырубленной в одном из снежных холмов, состоявшем из похожего консистенцией на пенопласт, сухого снега — его бруски звенели, словно металлические. Из этих же брусков выложили закрывшую вход стенку, а оставленное отверстие Олег завесил меховым пологом, который Гоймир нёс прикрученным к крошну. Сам Гоймир тем временем вырезал в стене пещеры два лежака и бросил на них спальные мешки, а потом разжёг жировую лампу. К тому времени, когда Олег влез внутрь, набрав в котелок снега — в пещере уже было здорово теплее, чем снаружи, стенки блестели, покрывшись слоем льда, а самое главное — не было ветра, донимавшего весь день и вообще всё последнее время. Мальчишки сняли верхнюю одежду и куты. От лампы шли сразу и тепло и вполне достаточный свет.
— Нет удачи, — огорчённо сказал Гоймир, пристраивая котелок над огоньком. — Лишь бы ко всему погодка не испортилась, тогда и вовсе ничего не возьмём...
— Это что, хорошая погода?! — изумился Олег. — Ас-с-с... а! — он влез, поворачиваясь, ладонью в пламя и сунул руку в снег.
— Чем плоха? — удивился Гоймир. — Посвети Дажьбог сильней — снежной слепотой накажешься... А в иной край — снег повалит, не заметишь, как в полынью ухнешь... По за ту зиму так-то наш один сгинул. Отыскали его — сидит на корточках у самой полыньи кусок ледяной. Было, свалился, вылезти мочи хватило, а разогнуться не смог. Морана его и согрела...
— Ну тебя, повеселей ничего не вспомнишь?! — Олег представил себе, как там, наверху, снег засыпает их убежище и поёжился. — Есть давай, вода уже согрелась, наверное... Знаешь, я в первый раз вот так ночую.
Гоймир достал сухари, вяленое меся, бросил в начавшую закипать воду сухие брусничные листья и ещё какие-то травки — в пещере запахло настоящим летом и теплом лесных полянок. Какое-то время мальчишки молча и сосредоточенно жевали. Потом Олег сказал:
— Да, на таком холоде, как тут у вас, в генерала Карбышева недолго превратиться...
— А кто это? — Гоймир, продолжая жевать, посмотрел на Олега.
— Ну, это наш, русский генерал. В Великую... Короче, была большая война, враги его взяли в плен. Предлагали на службу к ним перейти, а он отказался. Ну, тогда его связали, вывели на мороз и давай водой поливать, пока он не превратился в ледяную глыбу...
Гоймир помолчал, потом вздохнул и сказал:
— У нас было похожее... Во время взмятения вот так погубили целое племя, Медведей... Они жили на полдень и на закат от нас. Мороз клятый был, рассказывают. А выжлоки всех, кого живыми побрали, выводили под данванские глаза — и в водопад, а после — наружу. Человека разом схватывало, льдом брало, что плевок на лету. Те ледышки вдоль их города расставили, другим на страх. Только совсем малых и пощадили...
— И то хорошо, — понимающе ответил Олег, но Гоймир замотал головой:
— Где хорошо — лучше уж самую страшную смерть принять, чем к ним в руки! Им малые нужны знаешь про что? Они с них хобайнов делают. Сила, умение, здоровье, сметка — наши, навычки — данванские, злобища — тоже. Нет у горца врага страшнее хобайна, Вольг. Выучат его и уськают на нас — искать, след тропить, врага на свою же землю водить. Чудище бес-памятное и безродное из малого сотворяют — бывает, его ж кровным родичам на слёзную беду... А ты говоришь — хорошо... Немой, что тебя в эту кашу втянул, был хобайн. Но у него везение случилось — память сохранил человеческую, вот и погиб за правое дело. Я про такое больше и не слышал вовсе...
Олег смущённо примолк. Какое-то время они ели, потом Гоймир снова заговорил:
— А вот ты — смог бы, как этот ваш, что в плену за верность замёрз?
Олег задумался, глядя на язычок пламени над лампой. Вопрос был неожиданным...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});