Читать интересную книгу По пути Ясона - Тим Северин

Изобилие сполна проявлялось в застольях. Наши хозяева твердо вознамерились не позволить гостям умереть с голоду и потому даже на коротких остановках на пути доставали заранее припасенные контейнеры с холодной курицей, хлебом и фруктами. Что же касается заранее назначенных обедов и ужинов, к тем лучше всего подходит слово «пиршество». Один вид стола с яствами, будь то в частном доме или в ресторане, поражал воображение. Столы здесь длинные, за них садятся сразу человек тридцать; эти столы для нас застилали скатертями, клали на них приборы, ставили тарелки и стаканы, а затем выставляли блюда с самой разнообразной едой. Грузия — настоящий рай для гурманов! Многие блюда были нам незнакомы, а среди известных мы определили молочного поросенка, осетра, икру, несколько видов курицы, жареную свинину, белую рыбу, кебабы, баранину, мясной паштет, помидоры, творог, лепешки, белый и черный хлеб и великое множество сыров — от козьего до копченого. Запивать все это предполагалось грузинским вином, белым или красным, бренди, местным прохладительным напитком на чае, минеральной водой, а также водкой, обыкновенной или настоянной на лимоне. Чем дольше затягивалось пиршество, тем больше блюд гордо ставили перед гостями, пока на столе не оставалось свободного места; тогда блюда принимались ставить друг на друга…

В тот день мы направлялись в страну сванов, грузинских горцев. Они живут в большинстве своем на склонах Главного Кавказского хребта, хотя раньше их территория распространялась далеко вниз и охватывала равнины предгорий. Поднимаясь в горы, мы увидели первых сванов, которых немедленно узнали по их серым войлочным шапочкам. Эти люди вели дорожные работы — горная трасса была в процессе реконструкции, и ее шоссировали щебнем. Пейзаж более всего походил на кошмарный сон дорожного инженера. Отроги Кавказского хребта высоченными стенами вставали на заднем плане, их взрезали теснины и подпирали невероятно крутые откосы. Дорога извивалась взад-вперед, пытаясь проникнуть в самое сердце массива. Она змеилась по одной долине, затем, не сумев взобраться выше, оставляла этот рубеж атаки, чтобы, перевалив через гребень, проделать еще несколько миль в соседнем ущелье. По временам дорога ныряла в сырые, недавно пробитые туннели или льнула к искусственным карнизам, вырезанным в теле скалы.

Открывались величественные панорамы. Леса горной сосны карабкались по склонам, а далеко внизу, в долине, текла река; плотина превратила ее в длинное извилистое озеро, поверхность которого, словно ковром, была покрыта тысячами плавающих бревен, ожидающих, чтобы их собрали и распилили на доски. С той высоты, откуда мы увидели их, эти плавающие бревна казались не больше спичек. На полдороге мы остановились передохнуть, и выяснилось, что телевизионщикам Нугзара впору подрабатывать в хоре — они воспользовались случаем, чтобы затянуть сванские песни, и эхо пошло гулять по горным склонам. Порой песни словно переходили в альпийские йодли, да и пейзаж напоминал швейцарский. Это сходство еще более усилилось, когда мы выехали на высокогорное плато. Маленькие изолированные бревенчатые дома, буренки, пасущиеся на траве, испещренной дикими цветами, дальние снежные пики, мужчины и женщины, скашивающие траву на горных лугах, — все это придавало Кавказу черты альпийского пейзажа.

Мы не успели доехать до места назначения — Местиа, столицы Сванетии, — как упала темнота. Когда мы одолевали последний перевал, впереди, в свете фар, внезапно вырисовалась человеческая фигура, преградившая нам дорогу. Это был молодой человек верхом на серой низкорослой лошадке. В руке он держал нечто вроде тотема — шест с прикрепленной к нему маской, изображавшей духа. Черты маски трудно было разобрать: мешали пляшущие тени. К древку был также привязан кусок материи, развевавшейся на ветру. Лошадка вздрагивала и беспокойно переступала ногами, пугаясь света фар. Машина остановилась, и меня попросили выйти вперед. Позади всадника поперек дороги выстроилась фаланга людей, там были и конные тоже, — все в сванских костюмах и со знаменами в руках. Кто-то произнес речь, и мне в руку вложили рог, наполненный каким-то горьковатым питьем. Это оказалась буза — просяное пиво. Передо мной была депутация сванских старейшин, вышедшая навстречу аргонавтам. Раздался цокот копыт, подковы высекли искры из дорожного щебня, маленькая кавалькада развернулась и пошла рысью впереди машины, с этим эскортом мы и въехали в Местиа.

Сванетия, страна сванов, — решающий фактор в постижении легенды о золотом руне. Историки считают, что горская культура сванов простирается в прошлое по меньшей мере на четыре тысячи лет, а может, и еще дальше, и уж точно она существовала в ту пору, когда аргонавты, по преданию, достигли Колхиды. Язык, обычаи, традиции и поверья этого горного народа уходят корнями в эпоху античных героев. В фольклоре его то и дело появляется символ барана, обычно наделяемый магическим или священным смыслом. Например, одна сванская сказка повествует, что где-то в Кавказских горах есть потаенная пещера: в ней золотой баран, посаженный на золотую цепь, стоит возле спрятанного сокровища. Никто не знает, насколько стара эта сказка, но сваны символически изображали барана еще в бронзовом веке, и эти символы обычно рассматриваются как свидетельства некоего культа барана, который, возможно, строился на поклонении барану как священному животному.

Баран из Калы. Конец бронзового века

Например, в деревне Кала, неподалеку от Местиа, хранится маленькая бронзовая фигурка барана. Она была сделана примерно в то же время, когда Ясон, по преданию, отправился в страну золотого руна. В основании фигурки есть углубление: таким образом, когда-то ее могли водружать на древко. В Кале этот баран, как и встарь, бережно хранится в храме. Из Рача, долины, расположенной к востоку от Местиа, происходит еще более древний бронзовый символ барана — изображение бараньих рогов, закрученных в двойную спираль: его нашли в захоронении, датируемом серединой второго тысячелетия до нашей эры. В то время, когда мы прибыли в Сванетию, в Ларилари — селении, лежащем в 80 километрах к западу от Местиа, — работала группа археологов под руководством Шота Чартолани, кстати, тоже свана: они раскапывали гробницы V и VI веков до нашей эры. Шота Чартолани одну за другой показывал мне отлитые из бронзы фигурки баранов, которые древние сваны хоронили с умершими.

В не меньшей мере важно и то, что Сванетия была главным источником колхского золота. На следующее утро нам предстояло стать свидетелями процесса добычи золота, и это должно было пролить решающий свет на легенду о золотом руне. Нас ожидали приглашенные Нугзаром четыре свана-старателя. Они стояли на отмели реки Ингури, протекающей близ Местиа; стояли, чтобы показать мне способ, которым сваны добывали золото. Трое из них всю жизнь проработали старателями, четвертый же в юности помогал отцу, который был вынужден отказаться от добычи золота после Второй мировой войны, когда правительство отозвало последнего из агентов, покупавших золото у старателей.