Отчего он так прекрасен… Никогда, никогда она не сможет освободить свою душу от любви к нему, от этого наваждения… Сердце учащенно билось в груди, пытаясь вырваться на свободу… И, словно догадавшись, что девушке больно дышать, князь подошел к ней ближе, взял за руку.
В полном молчании Позвезд повел ее обратно к городу, только другой, незнакомой тропинкой. Они долго шли по узкому и длинному проходу в крепостной стене, пока неожиданно перед ними не распахнулась маленькая дверца. Холодный и сырой воздух камней остался позади, а перед Купавой раскинулся сад, сладко пахнущий ночными цветами.
По усыпанной мелкой галькой тропинке она прошла вслед за своим спутником к терему. Затем поднялась по знакомым лесенкам и переходам наверх. Звук их шагов гулко отзывался под сводами.
Вот и ее комната. Отворив дверь, Купава вошла к себе, оглянулась на князя. Помедлив, он переступил порог.
* * *
Где-то далеко на отмелях Трубежа и Днепра пронзительно кричат птицы, над небосклоном светятся огромные мерцающие звезды, в окна терема вливается душный горячий воздух.
В опочивальне затаилась тишина. Ее перебивал лишь звон сторожевых колоколов на башнях. Зареок, успевший проснуться, таращил свои темные глазенки, не понимая — почему матушка носит его на руках вместо того, чтобы положить в кроватку. Слегка пристукивая каблучками, Купава принялась ходить по спаленке, укачивая малыша и тихо-тихо напевая ему колыбельную песню.
Когда глазки мальчика вновь укутала дрема, мать осторожно опустила малыша в его колыбельку. Грустно улыбнувшись, она прикрыла тело крепыша легким покрывальцем и повернулась к Позвезду.
Остановившись возле окна, князь отрешенно смотрел в звездное небо. Почувствовав ее взгляд, он резко обернулся. Лицо его казалось измученным.
— Что ты задумала? — впервые он нарушил молчание, которое возникло еще на берегу возле сходней.
— Я хотела исчезнуть из твоей жизни. Уйти незаметно.
— Разве тебе здесь плохо? Кто-то обидел тебя?
«Ты!» — едва не сорвалось с губ девушки, но вместо этого она лишь тяжело вздохнула:
— Как ты узнал о моем отъезде?
— В тереме жарко, решил ночевать на ладье. Но увидел тебя… — Позвезд подошел к ней поближе, дотронулся до нежной щеки и, глядя в прекрасные глаза, которые с болью смотрели на него, произнес: — Ты такая же, как и три лета назад. Самая прекрасная женщина в мире… — это было сказано необыкновенно мягким и печальным голосом. — Я не стану удерживать тебя. Если хочешь уйти — уходи при свете дня, не таясь ни от кого. А ежели хочешь стать… княгиней — оставайся. Пусть будет по-твоему. Завтра же нас обвенчают. А теперь ложись спать.
— Для этого ты привел меня обратно?
Бледная, без обруча на голове, с распущенными волосами, достигавшими колен, в синем платье без всяких украшений, Купава стояла, горестно уронив руки. Яркий румянец медленно выступал на ее щеках, а в глазах льдинками засветились слезы.
— Что ж… пожалуй, ты прав. Я уйду. Вернусь в свой дом, к брату. А ты… хоть напоследок благослови сына.
Позвезд, насупившись, бросил взгляд в сторону колыбели, где сладко посапывал мальчуган. Что она еще придумала? Зачем мальчишке благословение убийцы его отца? Сколько еще она собирается его мучить? Неужели Купава до сих пор не поняла, что этот ребенок до конца жизни Позвезда будет напоминать о варяге.
— Неужели ты и в этом мне откажешь? — закусив губу, Купава смотрела исподлобья, как рассерженная кошка. — Готов вести под венец нелюбимую женщину, но не хочешь признать сына…
— Довольно! — рявкнул князь. — Сколько еще ты будешь меня уверять, что это мой сын!
От звука его голоса малыш завозился в колыбели, но Купава не бросилась к нему. Широко распахнув глаза, девушка с ужасом смотрела на князя. От обиды у нее зашлось сердце, и она, прижав руку к груди, тихо прислонилась к стене, пытаясь справиться с резкой болью.
— Прости… — Позвезд, злясь на самого себя, сердито замотал головой. — Но я и впрямь устал от твоего вранья. Если ты решишь остаться, я постараюсь привыкнуть к нему, — он мотнул головой в сторону колыбели. — Но вряд ли смогу забыть… — неожиданно князь умолк и уставился на ребенка.
В спальне было жарко, и Зареок, сбросив с себя покрывало, крепко спал, разбросав в стороны крепенькие ручки. На тыльной стороне локтя виднелось небольшое пятнышко в форме звезды. Именно на него пристально смотрел Позвезд.
— Что это?.. Мальчик случайно вымазался на ладье? Или о стену в переходе?
— Это пятно у него с рождения, — сквозь слезы объяснила Купава. — Гуннар очень злился на меня, кричал, что это след от моего колдовства. Он считал, что я хотела погубить ребенка, потому и родила раньше срока. На целых два месяца. Он упрекал меня за это… и не знал, что я, выходя за него замуж, уже ждала ребенка. От тебя. Как ты мог… — рыдания мешали говорить, в горле стоял ком, а сердце еще сильнее заходилось от боли. — Зареок похож на тебя, и пятно у него — точь-в-точь, как у тебя на руке.
Позвезд рухнул к ногам Купавы, принялся целовать ей руки:
— Прости… прости мне все…
Касаясь спиной стены, девушка мягко заскользила вниз, на пол. Князь обрадованно подхватил ее, шагнул к постели и с ужасом увидел, что лицо Купавы заливает смертельная бледность.
ЭПИЛОГ
Зарев (август) 1017 г.Начинался новый чудесный день. Яркий солнечный свет слепил глаза и заставлял щуриться, а воздух, благоухавший ароматами молодых яблонь и запоздалых вишен, щекотал ноздри. Купава сладко потянулась на своем мягком ложе, затем соскочила на теплый пол и, укутавшись в льняное покрывало, подбежала к окну.
Ласковый ветерок приятно обдувал ее лицо и плечи. Запах цветов, смешанный с запахом речной воды, вызывал легкое головокружение. А вид, открывавшийся из окна, не переставал удивлять и радовать: благоухала ароматами и шелестела листвой буйная зелень, играл бликами на солнце маленький пруд, окруженный плакучими ивами; он казался кусочком неба, и по его тихой глади неслышно скользили белоснежные лебеди. Внизу среди кустов жасмина слышались звуки гуслей и звучал распевный голос певца-сказителя. И, слушая его, Купава со счастливой улыбкой вспоминала ту ночь, когда к ней вернулся любимый.
…От боли свернулось в тугой комок ее сердце. Позвезд подхватил ее на руки и бережно опустил на постель. Выскочив за дверь, он закричал, переполошив весь терем, приказав немедленно доставить лекаря или знахарку. Пока их искали, князь опустился подле Купавы на ложе, осыпал частыми поцелуями ее лицо и закрытые глаза, осушал невысохшие еще на щеках слезы и шептал, словно в горячечном бреду: