Вечером того плодотворного дня мы все вышли погулять, считая, что полностью выполнили нормативы одного дня по добыче животных. Мы с Альмой пошли в одну сторону, Фред — в другую, и, так как события развернулись в обоих «сафари» (заметьте, именно здесь дурацкий термин употреблен в нужном смысле) одновременно, мне трудновато описать их по порядку.
Мы все пошли в высокий лес позади саванны, но мне хотелось показать Альме то место, где я видел оленей и кустарниковую собаку. Фред пошел налево, к северу, а мы — в южную сторону, пересекая угол дуги, образованный саванной.
Мы вступили в лес немного дальше того места, где я в тот раз вышел и где не было высокой режущей травы. В лесу мы двигались совершенно свободно среди невысокого, редкого подроста и были вынуждены обходить только укрепленные контрфорсами стволы громадных деревьев. У основания многих стволов были зияющие дупла, откуда сыпались кучи мелкой трухи, накапливаясь в углах между корнями-контрфорсами. Мы совали головы в дупла и колотили по стволам или по самим контрфорсам, когда не было риска, что их звук примут за бой деревянных барабанов. Мы не собирались сеять в округе панику, просто нам очень хотелось узнать, не спит ли там, наверху, какое-нибудь ночное животное. В нашей компании никто не верил, когда я уверял, что в один прекрасный день мы найдем в дуплистом дереве не одну ночную обезьянку-дурукули; естественно, я пользовался малейшей возможностью доказать свою правоту.
Альма мастерски ловит лягушек. Ее природная подвижность и многолетняя тренировка, которую она приобрела, прихлопывая ничего не подозревающих мух — у нее привычка делать это молниеносно, внезапно и с непримиримой жестокостью, — не оставляют никакой надежды на спасение даже длинноногим резвым лягушкам-рапидам.
Пока я раскуривал трубку, Альма ловила как раз такую лягушку. Следить за ней было очень интересно. Лягушка может преодолеть прыжком около пяти футов, Альма — не меньше, но лягушка прыгала настильно, оказываясь близко к terra firme[1], а Альме надо было еще успеть приземлиться после прыжка. Кроме того, лягушка прыгала куда попало, а не в каком-то избранном направлении.
Я следил, как они скачут среди деревьев, лягушки скоро не стало видно, и прыжки Альмы стали казаться дикой пантомимой. Я подхватил наши ружья и пошел следом, не навязывая, однако, свою помощь. Как вдруг мы вышли к небольшой изолированной полянке — кусочку саванны, покрытой перемежающимися участками короткой и высокой травы, — а по ней там и сям были разбросаны на влажной почве довольно высокие кусты с крупными листьями. Это природное местообитание длинноногих лягушек, куда наша лягушка и скакала со всей доступной ей скоростью. Попав в свою стихию, она, не останавливаясь, помчалась вперед громадными прыжками, но Альма от нее не отставала. Обе скрылись в куртине высокой травы.
Я немного отстал и оказался левее, потому что шел по прямой.
Когда лягушка, а следом за ней и Альма нырнули в кусты, с другого конца мелькнуло что-то довольно крупное, желтое и скрылось в соседней куртинке. Высокая трава мешала видеть, и я уловил только быстрое движение. Положив на землю ружье Альмы, я как можно тише стал подкрадываться ко второй куртине, ничего не говоря, чтобы не спугнуть второе животное. Когда я подошел ко второй куртине, Альма (очевидно, вместе с лягушкой, которую я не видел) выскочила из первой и нырнула во вторую у меня под носом, прежде чем я успел остановить ее жестом. Затем все повторилось. Что-то мелькнуло как молния и перебежало из второй куртины в третью, более обширную.
Я быстро и молча двинулся к новому убежищу, но в это время Альма внезапно перестала сокрушать кусты. В наступившей тишине мне было слышно почти одинаковое пыхтение из второй и из третьей куртин. На этот раз я решил опередить события и обошел большую куртину. Там я затаился за кустиком, выжидая, что будет делать Альма.
Следующий ее ход, к моему прискорбию, оказался неожиданным. Она громко и пронзительно закричала, и тот, другой пыхтелка мгновенно вырвался из-под укрытия и бросился прямо ко мне. Я изготовился, зверь выскочил из высокой травы, я выстрелил, как только заметил, что там что-то движется, и, разумеется, промазал. На открытое место выскочила желтая, пятнистая кошка. Она встала как вкопанная боком ко мне, и у меня хватило времени для того, чтобы восхититься ее грациозным силуэтом, но не для того, чтобы прицелиться. Поразительно, как медлишь стрелять, когда еще не принял решение, но на этот раз мне повезло: если бы я выстрелил второй раз, я мог бы безвременно овдоветь.
Длинноногая кошка, называемая Leopardus weidii, считается родственницей оцелота. С чисто научной точки зрения родство несомненно, но оцелот — гибкое, лазающее по сучьям древесное животное, а его родственница больше всего напоминает африканского сервала. Она стоит на прямых, стройных, длинных ногах. Уши насторожены, хвост опущен вниз дугой, как у гепарда. Шкура желтая, не очень блестящая, с довольно правильно расположенными черными пятнами.
Кошка застыла всего на мгновение, потом бросилась вправо и скрылась в высокой траве; я послал ей вслед бесполезный выстрел — наугад, по шевелящейся траве.
В ответ на мой выстрел разразилась форменная канонада в гулкой глубине леса, дальше к северу. Как Фред успевал так молниеносно перезаряжать, сказать не могу — я там не был, но выстрел следовал за выстрелом. Тут подоспела и Альма, желавшая знать, что произошло; хотя рассказываю я долго, все это заняло несколько секунд, не больше. Я вкратце сообщил ей обо всем, пока бежал назад за ее ружьем, и мы снова вошли в лес по другую сторону поляны, где скрылась убегавшая кошка, в напрасной надежде ее нагнать.
Битых полчаса мы шарили вокруг, но поиски были тщетны, и мы уже собирались их прекратить, когда увидели красного, как рак, потного дымящегося Фреда, который пробивался сквозь первозданный лес с неподражаемым упорством, свойственным англичанам.
— Эй, ты куда это идешь? — спросили мы его.
Бедняга чуть не свалился в обморок. Он подпрыгнул вертикально вверх и приземлился, держа ружье в первой позиции для штыкового боя. Он-то нас не заметил и, насколько я понимаю, сам не очень точно знал, где находится.
— Ох! Привет! — сказал он с идиотским видом, который напускает на себя человек, которого застали врасплох.
— Привет, старина! Как дела?! — в шутку крикнул кто-то из нас.
В ответ над головой нашего друга разразился дикий концерт и целая банда животных, ломая сучья, с адским шумом бросилась бежать по деревьям.
— Хэй, вон они! — заорал Фред. Это было ясно и без того.
Мы бросились следом за ними, но не догнали. Но когда подошли к Фреду, он показал мне добычу такую редкостную, что я задрожал от восторга.