Складываю ее пополам, потом ещё раз, и ещё, пока не получается маленький плотный квадратик, впивающийся острым углом в подушечку пальца. Хоть как-то отвлечь мозг от круговорота мыслей. Я не сплю уже пару дней, со знаменательного звонка мамы, и, кажется, разум начинает плыть.
— Так и что ты собираешься делать? — подталкивает меня к разговору Ангелина.
— Ехать. Если Вова согласится.
— Это дорого тебе обойдется…
Дороже, чем ты думаешь, Гель.
— У тебя деньги-то есть? — берет меня за руку, вынуждая посмотреть на нее.
— Я надеюсь, мы договоримся на рассрочку, — кривлю лицо от одной мысли озвучить меркантильному козлу это предложение. — Сейчас сезон курсовых, дипломных, потом отчёты по практике пойдут… Возьму побольше заказов.
— Звучит… оптимистично! — пытается улыбаться подруга. Растеряла все артистические данные.
— А у тебя нет?..
— Прости, ни копейки. Я же маме отправила.
— А у твоего… одолжить можешь? — смотрю на нее с надеждой.
— У нас не те отношения, — морщится при одной мысли.
Да-да, я помню, кроватно-безобезательные. Как Геля не пыталась ситуацию переломить, какой бы пакт мы не заключали. Этот мужчина обладает сверхспособностью превращать сильную, уверенную в себе девушку в безропотную овечку на заклании.
— Так может, не поедешь? — сама не веря в свое предложение, предлагает она.
— Ну как я могу? У сестры с мужем двухмесячный ребенок с коликами на руках, у папы спину прихватило! — прикрываю глаза ладонью, пытаясь снова не расплакаться.
Новость о межпозвоночной грыже — как обухом по голове. Как я могла сказать маме, что не смогу приехать помочь? Как я могла маме признаться, что никакого Вовы не будет? Я думаю только о том, чтобы медикаментозное лечение помогло папе и не дошло до операции. И чтобы он скорее встал на ноги.
А для этого ему нельзя сейчас перетруждаться. И это в сезон картошки! И ещё нужно много денег, так что нанять помощника тоже не вариант.
Крепко зажимаю переносицу и прикусываю щеку изнутри. Нельзя снова расклеиться. Если прийти на работу с опухшим глазами и красным носом — это отличный повод выбить себе незапланированный недельный отпуск, то идти в таком виде на встречу с Вовой — убийственно.
Не хочу, чтобы он видел меня такой жалкой. И это тоже жалко.
— Сходить с тобой? — предлагает подруга.
— У тебя же работа, — качаю головой. — Да и вы с Вовой не сказать, что в дружественных отношениях, не хочу лишний раз его провоцировать на отказ.
— Я буду вести себя как ангел! — яро возражает Геля. — Я умею, ты знаешь, — улыбается мне.
Улыбаюсь в ответ. Вот что-что, а с этой ролью она справляется на пятерку, ее невинным голубым глазкам, с проволокой нетронутого разума, верят все. И как при ее мозгах она это проворачивает?
— Нет, я сама. Я буду унижаться и не хочу, чтобы ты была этому свидетелем. Или вообще кто-либо…
— Ничего ты не будешь унижаться! — гневно фырчит она. — Ты опять забыла, что заказчик здесь — ты, а он лишь исполнитель. Ты клиент. А клиент всегда прав! Так что голову повыше, нос задрала, взглядом пригвоздила и…
— Да, но он… — сглатываю. Господи, как же объяснить, какую власть он надо мной имеет? И насколько я не чувствую себя рядом с ним главной.
— О, боже, — стонет, словно чертыхается, Ангелинка. — Только не говори, что все ещё находишься в тумане ваших несостоявшихся шуры-мур?!
— Хорошо, не буду.
— Ида! — возмущается.
— Ничего я не в тумане! — говорю раздражённо. — Я абсолютно точно все это уже прошла. Он мне больше не нравится. От слова «совсем».
Если повторять это почаще, в конце концов, это должно стать правдой.
— Я на это искренне надеюсь! Кирилл…
— Только его сюда не приплетай, ладно? Итак тошно, — стучу лбом по столу.
Кирилл. Прекрасный широкоплечий Кирилл. Как бы органично он смотрелся с лопатой посреди бескрайнего поля, даже приплачивать бы не пришлось. Но нет.
Чертова ложь завела меня в дебри Курта, не выпутаться, не убежать.
— Нужно сделать так, чтобы в конце этого «отпуска» родители поняли, что расставание неизбежно, — отрываюсь от столешницы. — Я больше так не могу. Пусть мама хоть весь мозг съест, я больше эти фокусы проворачивать не хочу.
— Да скажи им все сейчас. Так и так, расстались, так что рассчитывайте только на одну рабочую лошадку.
— Ага. Не хватало только, чтобы следом за папой мама слегла! Им реально нужна помощь. И вообще не до драм младшей дочери.
— Тогда сделай так, чтобы твой псевдо-парень не был таким уж идеальным на этот раз, — качает головой подруга.
Это не сложно. Курт — самый неидеальный из мужчин.
Вова
— Добрый день! — широко улыбается девчонка за стойкой. Блондинка. Фу, как предсказуемо. — Что для вас приготовить?
— Теплые объятия? — скалю зубы в очаровательной ухмылке. Девчонка тут же сдувается и хмурит яркие брови. Как скучно.
— А из кофе? — неуверенно спрашивает.
— Из кофе — два больших ореховых Латте. Вон за тот столик, — подмигиваю ей, указывая на свое место.
— А-а, — протягивает она, словно с облегчением. Острые плечи в фирменной рубашке опускаются вниз, напряжённое струной тело расслабляется. Долго она здесь не продержится, стрессоустойчивость ни к черту.
Эль Ди ни хрена в людях не разбирается.
Девчонка пробивает кофе, берет оплату и снова натягивает лучезарную улыбочку, предлагая мне присаживаться. По пути к столику пишу Ди сообщение: «Девчонка — отстой. В следующий раз приглашай меня на собеседование».
Расстегиваю куртку, кидаю солнечные очки на столик и отодвигаю стул. Телефон сигнализирует о сообщении.
«Ты мне не по карману» — светится на экране. Я фыркаю.
«Почему отстой?» — прилетает следом.
«Она не справится. Не умеет ставить мудаков на место».
Д: «Таких, как ты, больше и не будет».
«Спасибо».
Д: «Это был не комплимент».
Откидываюсь на спинку стула, кладу ногу на ногу. Эль Ди хорошо меня знает. Но недостаточно. Она не особо глубоко заглядывает в человека,