Зориель забрала поднос, а слуги убрали банные принадлежности и прихватили светильник. Серегил услышал, как упал засов, и лишь тогда повернулся на бок. Новый тюфяк и одеяла были теплее предыдущих, но пахли только свежим воздухом да травой, не оставив и следа от Алека. У него ещё оставалась старая подушка, и он вжался в неё лицом, пытаясь унюхать едва уловимый запах Алека.
Крики, о которых упоминала Зориель, были похожи на крики ребенка или животного, так она сказала? Он сильнее стиснул подушку и взмолился, чтобы это оказалось животное.
На следующий день его вернули в ту комнату наверху, с видом на сад. Никто не приходил бить его или травить лекарствами, но он знал, что не стоит питать напрасных надежд.
Всё делалось по команде Илара. Серегил опять сидел перед тем же окном и наблюдал, как Илар, как и прежде, гуляет по саду под руку с Алеком. Как обычно, в руке Илара был конец цепочки, прикрепленной к ошейнику Алека, но Алек при этом держался с ним весьма непринужденно. Каждая улыбка, которую Алек дарил этому негодяю, вонзалась ножом в сердце Серегила, но, по крайней мере, у него теперь было доказательство, что его тали все еще жив и с ним всё в порядке. Он и впрямь выглядел великолепно. С такого расстояния, конечно, было сложно сказать — быть может, то была всего лишь тоска его сердца — но от Алека словно бы исходило сияние. Серегил всегда считал его красавцем, но теперь он выглядел ещё прекраснее, ничем не напоминая тот истерзанный труп, каким он увидел его в той клетке всего несколько дней назад. Тем не менее, Серегил заметил, что его рука нет-нет да и коснется того места, где была рана в его груди и улыбка исчезает с его лица.
Тоскливо наблюдая за ними, он вдруг увидел, что Илар внезапно повернулся к окну и помахал ему рукой, видимо, сказав Алеку сделать то же. Серегил перевел дух и махнул им в ответ. Алек снова помахал рукой, затем безразлично отвернулся.
Сердце Серегила заныло от этого, и от того, как легко Алек позволил Илару обнять себя за плечи и пошел с ним к бассейну с рыбами. Он вжался в спинку стула, впервые задавшись вопросом: а что, если Илар совратил Алека, как, поступил когда-то с самим Серегилом? Он тут же отбросил эту недостойную мысль, но всё же не смог избавиться от нехороших предчувствий.
Признаться, что дико ревнует, ему не позволяла гордость, так что он постарался просто не думать об этом.
— Кто это? — спросил Алек, махнув неясной фигуре в окне за толстым стеклом.
— Полагаю, это Рания, — ответил Кенир: — там как раз ее комната.
— О, — Алек ещё помахал снова и ему показалось, что ему ответили. Кенир поспешил взять его под руку, и они отправились дальше.
— Знаешь, — сказал Алек, понизив голос, — из моей комнаты слышно всё, что творится в лаборатории.
— Не сомневаюсь в этом. Она же прямо над твоей головой, — Кенир ласково погладил его по руке: — Должно быть, было нелегко слушать вопли рекаро.
— Это было ужасно! — Он прошел ещё несколько шагов, набираясь храбрости, и прикидывая, насколько можно довериться этому человеку, не зная, друг перед ним или враг:
— Хотелось бы мне так или иначе сбежать отсюда, пока он не сделал нового. Ты не мог бы…
Кенир стиснул руку Алека, и провел большим пальцем по ярко- розовой коже клейма:
— Вот твой удел отныне и навсегда, Алек. Смирись и ты сумеешь избежать многих неприятностей. Так же, как поступаем все мы.
— И вы даже не пытаетесь бежать?
— Я уже говорил тебе не единожды. Илбан хороший хозяин. Он отлично относится к нам, пока мы помним своё место.
Он тоскливо посмотрел на клеймо на своей руке:
— К тому же, не думаю, что мне есть куда бежать.
— Даже если речь идет о том, чтобы вернуться в свой клан?
Илар в молчании сделал несколько шагов, затем сказал очень мягко:
— Я скорее сдохну.
Глава 27. Бледное дитя
НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДУЮЩИХ ДНЕЙ АЛЕК провел в ожидании удобного случая выбраться на свободу. Но Ихакобин постоянно находился в мастерской, к тому же всегда не один. Алек постоянно — днем и ночью — слышал там шаги. Даже лекарства алхимик приносил ему самолично, спускаясь к нему комнату. Оставаясь один, Алек тут же совал палец в рот и вызывал рвоту, но всё напрасно. Всякий раз, когда Ихакобин воспламенял кровь, цвет пламени становился иным.
Его больше не водили гулять и не приглашали на чай, но оставляли наедине со своими мыслями, взволнованного и вымотанного донельзя. Когда наконец его снова потащили в тот подвал, он упирался из последних сил, но, конечно же, безрезультатно.
К счастью, Ихакобин снова дал ему лекарство, от которого он сразу уснул, а когда через несколько дней проснулся — слабый, измученный и совершенно разбитый — рядом находился Кенир, чьей заботе его поручили.
Он поднес к губам Алека чашку. Алек пригубил её, затем забрал чашку и стал пить медленными, осторожными глотками, не желая потерять ни одной драгоценной капли. Ему было видно, как Ахмол помогает Ихакобину откапывать нового рекаро, как они укладывают его на кусок ткани. И оно лежит там, свернувшись калачиком, беспомощное, похожее на новорожденного младенца. Волосы и кожа просвечивали белизной сквозь грязь точно так же, как и в прошлый раз, но новое существо оказалось крупнее. И точно так же как и в прошлый раз, у него не было крыльев. Алек почти сожалел, что это так: ему было даже интересно, должны ли они были быть такими, как у птиц, покрытыми перьями, или же просто кожистыми, как у летучей мыши и крошечных драконов, которых он видел в Ауренене.
Ихакобин отдал короткий приказ и Ахмол принес ему чашу с серебряным настоем. Алхимик осторожно отцепил одну ручку рекаро от его груди и уколол кончик мизерного пальчика. Выступила капля жидкости, ничуть не похожей на кровь. Напротив, она была практически прозрачной, как вода или древесный сок. Алек вспомнил раны прошлого рекаро. Хоть внешне эти существа и казались такими похожими на людей, в них текла не кровь, а какой-то кленовый сок.
Ихакобин выдавил в чашку несколько капель и очень пристально что-то разглядывал. Что бы он там ни увидел, похоже, он был весьма доволен, о чем говорила широкая улыбка, озарившая его лицо. Кенир что-то тихо сказал взволнованным голосом. Алхимик похлопал его по плечу, затем завернул рекаро в тряпицу и понес его к Алеку, все еще остававшемуся в своем углу.
— Ты знаешь, что надо делать, — спокойно сказал Ихакобин, не в силах оторвать взгляда от своего нового творения. Алек протянул руку — на сей раз левую, ибо пальцы правой все были исколоты и покрыты болячками — и позволил алхимику проколоть его и поднести кровоточащий палец к губам рекаро. Подобно слепому котенку, оно сначала потыкалось, затем нашло палец и жадно присосалось к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});