— А что это у тебя за кровь на брюках?
— Да это когда шли, поранил руку — ерунда, а брюки вымазал. — И он показал едва заметную ранку на правой руке.
— Что будем делать? — спросила Иванна, но внутри у нее все похолодело от страха.
Она не поверила рассказу Антона о похищении учителя и их вещей. Также не верила, что на брюках его собственная кровь. Похоже, ее подозрения оправдались — Антон психически больной человек, но, к сожалению, она узнала об этом слишком поздно. Видно, психическое заболевание отца передалось и ему, по наследству.
«Бедный Иван Леонтьевич! Зря я втянула его в эту авантюру!»
— Надо отсюда выбираться, пока еще светло, но честно скажу: дорогу назад не помню. Не рассчитывал, что придется возвращаться без проводника. Похоже, у нас серьезная проблема, и весьма серьезная.
А в голове у Иванны похоронным звоном прозвучали его слова — «не рассчитывал, что придется возвращаться».
— Пошли! — предложил Антон.
«Почему он медлит?» — В голове у нее метались мысли, словно белки в колесе. — Хочет продлить удовольствие? Чикатило играл со своими жертвами «в партизан». А этот что задумал? Или он ждет, когда наступит темно-та, чтобы показать свое настоящее обличье?»
— Пойдем, вот только схожу по надобности.
— Сходи.
— Я пойду туда, только ты не оборачивайся.
— Далеко не отходи — опасно.
«Опасно быть с тобой рядом!»
— Не волнуйся — я быстро.
«Если сразу начну убегать, он догонит. Надо спрятаться в таком месте, о котором он и подумать не может».
Она, стараясь производить как можно больше шума, направилась к кустам, а потом тихонько обогнула бункер и быстро залезла в черное отверстие подземного хода. Внизу нащупала лежащий на полу фонарик, проверила — он работал — и сразу выключила. Забилась в самый дальний угол землянки, устроившись рядом с мертвецом, которого теперь не боялась, так как знала: живые гораздо опаснее, а реальность страшнее всяких выдумок про чертей, упырей, покойников. И вновь оказалась в полной темноте и тишине, только далеко вверху виднелось квадратное отверстие открытого люка.
Как ни прислушивалась, но так и не услышала, что творится наверху, какие действия предпринимает Антон: ходит ли где-нибудь поблизости или направился к селу, рассчитывая ее догнать, если она решила вернуться. Иванна поражалась своему спокойствию — а ведь она сидит в подземелье рядом с мертвецом! Она не верила, что это с ней происходит.
«Сколько здесь надо будет прятаться, выжидать? Час, два? Пока стемнеет? Уже свет, падающий в люк, стал сереть — значит, приближаются сумерки. Хорошо, когда стемнеет, я выберусь наверх, а как я вернусь в село, практически не зная дороги? И этот волк… Или вовкулака?» Страх вновь сковал ее тело, и тут внезапно крышка люка захлопнулась, и оконце света исчезло.
Она впала в истерику: сердце рвалось от страха на части, все ее естество требовало, чтобы она немедленно выбиралась отсюда и очертя голову бежала прочь, подальше от этого страшного подземелья, где, казалось, вот-вот оживет мертвец. Ведь она находится в могиле, заживо похороненная! А вдруг люк изнутри она не сможет открыть? Так и останется сидеть здесь, пока через долгие годы не найдут ее истлевший труп?
Лишь небольшая часть сознания могла противостоять этому потоку СТРАХА. Иванна больно кусала себя за руки, пытаясь прийти в себя, не поддаться панике, иначе ее ждала СМЕРТЬ, не придуманная, а настоящая, безжалостная в своей реальности.
Порой она уже была согласна принять смерть, только легкую, безболезненную, без мучений, мгновенную. А воображение уже рисовало страшные картины: как полуволк-получеловек рвет ее тело на части, а она корчится от боли, вся в крови, мечтая о смерти, которая не спешит прекратить ее муки.
Борьба с подступающим безумием, больным воображением, которое рисовало кровавые сцены, закончилась неожиданно — она заснула, причем не было перехода между бодрствованием и сном — просто отключилась от внешнего мира, который здесь был лишь темнотой и тишиной.
Проснулась от того, что тишину что-то нарушило — пел мужской голос, доносящийся словно из-под земли. Вспомнив, где находится, Иванна испугалась так, что волосы поднялись дыбом, и она рванулась к заветной лестнице, но на что-то натолкнулась и больно ударилась. Фонарь, который не включила, вновь выпал из ее руки.
Она достала мобилку и посветила себе слабым огоньком, отыскала фонарь и увидела, что дверь в подземный ход открыта, а пение доносится как раз оттуда.
Здравый смысл требовал, чтобы она немедленно выбиралась из этого страшного места, а журналистское любопытство толкало ее пойти и узнать, что там происходит, кто поет.
«Мертвые петь не будут, значит, здесь находятся живые люди. Хотя они могут оказаться опаснее воображаемых мертвецов… Я должна взглянуть на них хоть одним глазком — ведь какая я журналистка, если не использую этот шанс? Я быстро, все равно ночью идти по лесу опасно, надо будет где-нибудь найти укромное местечко и переждать до утра».
Дрожа одновременно и от страха, и от любопытства, она двинулась по подземному ходу, нащупывая холодные стены из бетона. Вскоре ход закончился, а пение стало громче. Слова были вроде и знакомыми, но одновременно и непонятными. Неожиданно она споткнулась обо что-то лежащее на полу и непроизвольно вскрикнула: «Ой!» и тут же рукой зажала себе рот.
— Иванна, ты? — неожиданно услышала она голос Антона, раздавшийся снизу, испугалась и чуть было не бросилась наутек, но ее остановило то, что он лежал на полу и голос у него был какой-то болезненный.
— Что с тобой?
— Меня поймали и связали. Хорошо, что они тебя не нашли.
— Кто — они?
— «Волк!» — так они себя называют. Сволочи!
— А учитель где?
— Они его отправили за какими-то старинными свитками, которые у него хранятся, под честное слово. Он должен их принести, и тогда они обещали меня освободить и тебя не трогать, когда найдут. Это местные жители — голоса некоторых из них мне знакомы.
— Что делать?
— Бежать. Нас они не отпустят — поверь мне на слово. Здесь у них целый склад оружия, и, похоже, они им торгуют, так что мы им не нужны — слишком много знаем. Развяжи меня.
— Как?
— Пошарь вокруг себя — тут полно оружия, может, что и найдешь.
Иванна не рискнула включить фонарь, а вновь использовала мобилку, но и этого слабого света ей хватило, чтобы убедиться, что Антон прав. Вдоль стен на стеллажах она увидела винтовки, немецкие автоматы «шмайсер», там же громоздились зеленые ящики с грозной надписью: «Ahtung! Dinamit!» Найдя штык, она перерезала им веревку на руках Антона, а путами на ногах он занялся сам. Она проскользнула дальше по коридору, где заметила приоткрытую дверь, откуда доносились голоса, и тут пение стихло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});