Читать интересную книгу Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Аленова

Через два дня я стояла на новом бесланском кладбище и слушала имена всех, кто погиб в школе № 1. Я видела много молодых и крепких мужчин, которые плакали у могил. Я спрашивала у знакомого чиновника, могут ли эти мужчины мстить ингушам. Чиновник сказал, что осетины – не варвары. И спросил, почему я не еду в Ингушетию расследовать убийство русских, которых «уничтожают по национальному признаку». Потом он показал на одного из бесланцев, стоящего у могил жены и двоих детей.

– У него никого не осталось, – сказал чиновник. И показал на группу парней, у которых погибла мать. И еще на одного человека, похоронившего пятерых.

– Ты можешь спросить у них, будут ли они мстить, – сказал чиновник. – Но я не могу. И никто в Осетии не сможет. У нас нет морального права. Люди ждали, что власть проведет расследование и накажет виновных. Но этого не случилось. И даже если эти люди взяли в руки оружие, чтобы мстить, – в этом виновата власть.

– Но вы же сами власть, – говорю я.

– Какая мы власть! – машет рукой мой собеседник. – Ни один из нас даже в оперативный штаб не входил. Нас никто не спросил, надо ли договариваться с террористами и как. Мы там были никто.

Потом я сидела на окраине кладбища и смотрела, как в небо поднимаются 334 воздушных шара. Ко мне подошел молодой человек в черной майке с надписью «Антитеррор». Он охранял кладбище в эти траурные дни. Я спросила его, кого бы он наказал за Беслан.

– Генералов, – сказал он.

– А ингушей?

– Ингуша убьешь, он потом убьет осетина, и это никогда не кончится, – сказал парень. – Мы не мстим ингушам. Но я точно знаю, что в Осетию их пускать нельзя. Они будут ислам нам насаждать. У них по 12 детей в семьях, а у нас – по двое, и тех убивают. Через десять лет вся Осетия будет заселена ингушами. А они с нами в мире жить не будут. Они вон русских у себя всех поубивали. А у нас в республике живут все национальности. Нет, мы никогда уже не сможем жить с ингушами.

На следующий день мне снова позвонил Аслан.

– Следственная группа заканчивает работу, – сказал он. – Говорят, в Осетии работает группа, в которую входят и сотрудники милиции, и простые люди. Там находятся и выходцы из Южной Осетии. Многие живут в ингушских домах и, конечно, не хотят, чтобы ингуши вернулись. Эта группа была создана еще в 1992 году, во время конфликта, они активно воевали. После конфликта все эти годы они контролировали таможню на Ларсе и Рокский тоннель, вся контрабанда через них шла. Им все позволяли, потому что они в 1992 году отличились. Но последнее время их стали прижимать, осетинские власти решили навести порядок. Группу эту приказали расформировать. И сразу после этого начались похищения, нападения на ингушей, обстрелы их домов в Пригородном районе. Эта группировка решила припугнуть власти, показать, что их нельзя трогать – или они приведут Осетию к войне. Только я не знаю, назовут их сейчас или побоятся.

Я обзваниваю осетинских чиновников, чтобы выяснить, прав ли Аслан. Власти этой республики неохотно общаются с журналистами, особенно на такие темы, как осетино-ингушские отношения. Мне с трудом удается договориться о встрече с замминистра внутренних дел Северной Осетии Сосланом Сикоевым.

– Это все ерунда! – оборвав мой вопрос на полуслове, резко говорит полковник. – У нас нет похищений людей по национальному или религиозному признаку. С 1993 по 2006 год у нас похищено 456 человек, из них 297 осетин, 122 русских, в том числе 75 военнослужащих, 11 армян, 5 чеченцев, 6 ингушей. Освобождено 311 человек, из них 209 без выкупа. Судьба 120 человек неизвестна. Но мы на разделяем этих похищенных по нацпризнаку. Так далеко зайти можно.

– И вы не знаете, что по делу о похищенных ингушах работает следственная группа, которая приехала из Москвы?

– Знаю. Из МВД России действительно приехала группа. Работает следственная группа Генпрокуратуры. Мы с ними в тесном контакте. Но речь не идет о похищениях по нацпризнаку. Похищают людей ради выкупа или из-за бизнеса.

Я достаю список, который мне дал Аслан, и протягиваю его полковнику. Он смотрит, и, видимо, сразу его узнает.

– Да, эти факты действительно имеют место, – говорит он уже менее возмущенно. – С 2005 по 2007 год совершено 20 преступлений в отношении лиц ингушской национальности.

– У вас есть данные о похищениях лиц других национальностей за этот период?

– Нет. Потому что мы не ведем учет по нацпризнаку.

Я пересказываю полковнику Сикоеву историю свидетеля Барахоева, которого отбили из рук милиционеров, и спрашиваю, возможно ли, что сотрудники милиции причастны к похищениям людей.

– С этим Барахоевым все совсем не так, – снова возмущается полковник, доставая из папки какую-то бумагу. – Все опять переврали! В тот день в Дачном был похищен кабель, и наши сотрудники проводили розыскные мероприятия. Барахоева остановили, чтобы спросить, не видел ли он кого-то подозрительного в этом районе. В это время из села выскочила группа ингушей, которые набросились на наших сотрудников с криками: «Не трогайте ингушей». Началась драка. Наши сотрудники пострадали. И после этого они говорят, что осетинская милиция пыталась похитить Барахоева! В этой драке, кстати, принимал участие некто Беслан Яндиев, осужденный на колонию общего режима, но находившийся почему-то не в колонии, а дома.

– А как же пустая машина Гайсанова, найденная у здания МВД? Разве это не бросает тень на вашу структуру?

Полковник устало растирает виски.

– Мы разбираемся по этому делу. Но машина была найдена не у здания МВД, а гораздо дальше, у Комсомольского парка.

– Мне известно, что есть распечатка телефонных звонков, поступивших на мобильные телефоны похищенных. И судя по этой распечатке, люди в основном пропадали в районе автостанции № 2 и центрального рынка Владикавказа.

– Эта распечатка носит служебный характер, и вы не можете располагать этими данными, – напрягается милиционер.

– Но вы знаете о том, что похищения происходят в основном в двух точках?

– Мы работаем в этих точках. Но я не могу сказать, что на автостанции сидит группа, которая похищает ингушей.

– Это может быть месть за Беслан? Об этом говорят даже чиновники в ЮФО.

– Беслан, конечно, многое изменил не только в нашей республике, – подумав, говорит Сикоев. – Весь август и начало сентября все правоохранительные структуры страны работают в усиленном режиме, и это уже который год. Мстители за Беслан – это всего лишь одна из версий. Любая версия имеет право на существование. В Чечне в ходе каких-то спецопераций тоже пропадали люди, а потом эти исчезновения на осетин почему-то вешали. Поймите, такие громкие дела не раскрываются быстро.

Мой собеседник, вспомнив что-то, звонит по внутренней связи.

– Сколько похищений на Висангирееве? – спрашивает он в трубку и обращается уже ко мне. – За последний год наш РУБОП задержал две группы – Гатагажева и Висангиреева, которые подозреваются соответственно в похищениях 15 и 3 человек. Это ингуши, которые похищали людей в Северной Осетии, увозили их в Ингушетию и держали там в своих подвалах в Малгобеке. А говорили, что похищают осетины. До тех пор, пока не найдены те, кто стоит за похищениями людей, о которых вы говорите, утверждать, что это сделали осетины, нельзя.

24.09.2007. Расстрел

На прошлой неделе в Ингушетии был расстрелян подполковник ФСБ Алихан Калиматов. Он занимался расследованием дела о похищенных ингушах.

Алихан Калиматов собирался поужинать вместе со своим другом в придорожном кафе на трассе «Кавказ», но у кафе его встретил шквал пулеметного огня. Потом на земле у машины нашли 100 гильз. Это значит, в Алихана Калиматова выстрелили сто раз. Чтобы наверняка не выжил.

Я познакомилась с ним случайно – узнала от знакомых, что он прислан из Москвы на Кавказ и занимается расследованием дела о похищенных на территории Северной Осетии с 2005 по 2007 год ингушах. Позвонила ему, ожидая, что он откажется говорить. Но он сказал, что ничего секретного в деле нет – о нем давно знает и ФСБ, и Генпрокуратура, и даже в полпредстве не исключают, что 20 похищенных за два года ингушей – это, возможно, результат мести за Беслан.

Вероятно, он переоценивал известность этого дела. Когда я ходила к североосетинским чиновникам с вопросом о похищенных ингушах, они удивлялись и говорили, что слышат об этом впервые. Когда я показывала им список похищенных, чиновники вспоминали, что факты похищений действительно имели место, но не только ингушей, и «не надо разделять похищения по национальному признаку». В общем, Калиматов был единственным должностным лицом, кто не только не скрывал эту информацию, но и рассказывал о расследовании.

Конечно, главными моими источниками информации стали родственники похищенных, которые подробно рассказывали, как, когда и где пропали их родные – выходило, что все похищения произошли на территории Северной Осетии, в основном во Владикавказе.