разработал теорию, по которой выходило, что он никогда, ни при каких обстоятельствах не лжет.
Да, действительно, той ночью, на сеновале, он обещал жениться на Маре, даже срок свадьбы назначил. Но той ночью он и в самом деле был настроен на женитьбу. В тот миг, давая обещание, он верил, что выполнит его. Вот и получается: он не лгал, хотя и знал, что завтра будет думать иначе. Говорят же, что дважды нельзя войти в одну и ту же реку, а поток сознания еще более своенравен. Диндан тоже меняется, убеждал он себя, и потому меняются мысли Диндана. Но лгать он никогда не лжет.
Так рассуждал он во всех случаях жизни.
Да, Мара! По ночам, лежа на теплой печи, он во всех подробностях вспоминал, как они любили друг друга, и те воспоминания немного разгоняли страхи.
Чем дольше он жил в одиночестве, наедаясь до отвала, тем чаще во сне его донимали кошмары, и засыпал он только на рассвете.
Иной раз, прочистив пистолет и загоняя обойму, он думал: ну что, может, приставить к виску, спустить курок? И все дела. Никаких забот, сомнений, головоломок. Не придется беспокоиться о документах, о зиме, о том, что делать дальше. Никаких страхов. Провалиться в бездонную пропасть. Наверно, все происходит мгновенно, не успеешь и боль ощутить. Он в себе чувствовал неодолимое желание приставить дуло к виску. Нажать на спуск.
Он понимал: нервы шалят. Когда к нему подступали подобные мысли, он хватал топор и начинал кромсать стенные перегородки. Ему нужны были сухие дрова. Рука была в порядке. Рана зажила. В ближайшее время он собирался смываться.
Но куда? В пустоту? К родным явиться не мог. Уж он прекрасно знал и своих родителей, и родичей, те бы отвернулись от него с омерзением. Все связи с людьми, которые установились за тридцать два года жизни, были утрачены, растеряны, порваны. Один, как перст один.
Терзаемый подобными мыслями, он беспокойно расхаживал по развороченному дому. Загнали в ловушку? Они добились своего! Под словом «они» Диндан имел в виду всех вне ловушки. Ну нет, он вырвется.
Диндан привык только брать, ничего не давая взамен. Краденые автомобили, спекуляция запчастями, ограбление колхозной кассы и, наконец, эта дурацкая затея с Берзом.
О Берзе он особенно не ломал голову. Если Берз погиб, Диндан не виноват. Руки у него чистые. Так он себя утешал. Страх за свою собственную жизнь не давал покоя Диндану. Страх и сумятица в мыслях.
В последние дни пропал аппетит. Еда застревала в горле. Сплошная сухомятка. Окорок, черствый хлеб. Масло. Сыр. Вино. Вино было допито. Продукты на исходе. Уже несколько раз он пытался покинуть тайник. Но страх удерживал.
Свою ловушку он повсюду носил с собой. От ловушки его могла избавить только смерть. Или чистосердечное раскаяние. Умирать Диндан не хотел. Раскаиваться не умел. Оставалось выжидать. Выжидать момента, когда можно будет вернуться к жизни, ее радостям.
Он подбросил в печку дров. Выпрямился. Глянул в окно. У него пресеклось дыхание. К дому приближались люди с автоматами.
Девятизарядный пистолет «Беретта» лежал всегда ыы под рукой. Диндан спустил предохранитель. Посмотрел в противоположное окно — тоже люди. Милиция. Уже в саду! Поблескивали вороненые стволы автоматов. Влип!
Вот оно! Развязка? А, будь что будет! Страха как не бывало. Да и был ли он? Диндан изжил свой страх, вместе с потом на печи его выпарил, утопил в гнилом колодце, из ручья его вычерпал, растерял в бору, собирая грибы, в кошмарных снах своих высмотрел, переборол даже будущие страхи.
И пришло облегчение, но вместе с тем и злость.
Он не помнил, как когда-то сам поступал с людьми, он возмущался тем, как с ним собираются поступить. Сволочи легавые, ругался про себя Диндан, скользя от окна к окну, выжидая, когда осаждавшие подойдут поближе, чтобы стрелять наверняка. Выследили, гады! Сами ишачат в поте лица, хотят и других заставить! Так просто меня не возьмете. Ишь, с автоматами притащились.
Дулом выбил оконное стекло, и еще не успели осколки коснуться земли, как он выстрелил по надвигавшимся фигурам.
Выстрелил дважды.
После выстрелов Диндан отскочил от окна, плюхнулся на пол. И вовремя. В окно посыпались пули. Цик, цок, цик, цок — щелкали они, впиваясь в стены. Зазвенели рыболовные колокольчики. Значит, Берза все-таки нет в живых. Об этом можно было догадаться еще тогда, в библиотеке, иначе бы не стреляли. Сумеет ли он оправдаться? Навряд ли, чудес не бывает. Бежать. Защищаться!
Пригнувшись, Диндан пробежал по дому. Пробежал, стреляя в окна. Забился в запечье, перезарядил пистолет, вдыхая запах жарившегося окорока, который ему не придется отведать. Во дворе гремели выстрелы, пули решетили стены.
Капитан Пернав, возглавлявший оперативную группу, не знал, сколько бандитов засело в доме. Ему не хотелось понапрасну рисковать людьми. Один из милиционеров, подкравшись поближе, швырнул в окно дымовую шашку. Конечно, можно было весь дом прошить автоматными очередями, но было желательно Диндана взять живьем.
Струга стоял шагах в двадцати от дома, за стволом вековой липы. Он видел, как из окон повалили клубы белого дыма, и, затаив дыхание, ждал, в какое окно выпрыгнет убийца.
До сих пор Диндан только радовался, что стенные перегородки в доме разрушены. Лежа в запечье, он держал на прицеле все окна, но тут на полу, извергая удушливый дым, зашипела какая-то штуковина.
Ну, теперь мне крышка, промелькнуло в голове у Диндана. Так глупо влипнуть! И почему-то он вспомнил Мару и своих родителей. Ему стало жаль себя, ужасно захотелось свежего воздуха. Задыхаясь, давясь от кашля, он прокричал в окно, что сдается.
Это была уловка. Диндан надеялся, что быстрота и натиск вынесут его из беды. Впервые в минуту опасности он рассуждал и действовал здраво. Из библиотеки он убегал, скорее подчиняясь инстинкту. Неуловимый Диндан — вот о какой славе мечтал он отныне.
Милиционеры поднялись из укрытия, подошли поближе.
Диндан не заметил, что один вороненый ствол, затаившийся в кустах черной смородины, по-прежнему держал его на мушке.
— Выходи! — крикнул милиционер с офицерскими погонами.
— Я ранен! — отозвался Диндан. — Сдаюсь! Помогите!
Звучало это вполне правдоподобно.
Милиционеры двинулись к дому, слегка опустив автоматы. С другой стороны уже взламывали заколоченное досками окно. Кто-то пролез через другое окно и, едва различимый в дыму, пошел на