– Расскажи поподробнее про этих крипов и бладов. – Ричард хотел взять короткую передышку и немного прийти в себя.
– Мы с тобой не отличили бы одних от других: черные ребята, одинаковая жизнь, одинаковые вкусы. По идее – дружить им и дружить. Как бы не так. Они стреляют друг в друга. Для них если ты «другой», то не совсем человек. Та же история и в «Т’Эрре»: те, кого мы в последнее время называем Охристой коалицией, уже давно считают, что пестрые вульгарны и не придерживаются своих ролей. Несколько месяцев назад пестрым это надоело, и они, видишь ли, начали выступать и печься о своем достоинстве – примерно как геи с их радужными флажками. И пока одна группа может отличить другую с первого взгляда, обе будут считать друг друга «другими», а убивать по этому принципу – гораздо более древняя привычка, чем идея надуманного, хиленького разделения на вроде как добрых и вроде как злых, которую им предлагали мы.
– Понятно. То есть вот мы кто – цифровые крипы и блады.
– А вдруг так и есть? – пожал плечами Девин.
– Тогда ты ни хрена не справляешься со своей работой. У «Т’Эрры» должен быть настоящий сюжет, а не тупое смертоубийство по цветовому признаку.
– А может, это ты, Ричард, не справляешься со своей? Как мне писать историю о Добре и Зле, если в игре эти понятия не имеют никакого смысла? И последствий тоже.
– Каких еще последствий? Не можем же мы отправлять персонажей в виртуальный ад.
– Да. Только в лимб.
Они посмеялись.
Девин подумал и прибавил:
– Даже не знаю. А если создать глобальную угрозу всему миру?
– Например?
– Какой-нибудь ядерный Армагеддон. Или чем там кончилось бы дело, если бы Саурон получил Кольцо всевластья.
– Протолкнуть эту идею акционерам – та еще будет забава.
– Наверное, не так уж они и не правы. Прибыль-то все равно идет?
– Идет. Однако вот почему я приехал: есть шанс, что идти она перестанет. Перебьют пестрые всех охристых (а это вполне вероятно) – и что дальше станут делать персонажи в таком мире?
Девин пожал плечами.
– Убивать друг друга?
– Вот именно.
День 3
– Подруга, ты уже третий раз туда-сюда, позволь мне кончить твои мучения!
Голос был звонкий, уверенный, произношение – почти идеальное, хотя словесные конструкции слегка подкачали. Зула резко повернулась, затем опустила взгляд градусов на двадцать и увидела лицо – улыбающееся и смутно знакомое – в полутора метрах над мостовой.
Это была женщина… нет, девочка… нет, женщина, которая вчера продала ей килограмм зеленого чая. Многовато для одного раза, но торговка сумела Зулу убедить.
Вопрос: женщина или девочка? – не поддавался разрешению. Она была маленькая и ладная, что среди китаянок не редкость, и притом стриженная под мальчика – а вот это уже необычно. И явно не для фасону, поскольку на ней были джинсы и синие резиновые сапоги, в каких моют палубу или ходят по рисовому полю. Наряд довершали черная футболка и черный жилет. Никакой косметики. Никаких украшений, кроме больших мужских часов на запястье. Зула еще вчера обратила внимание, как она стоит, а сегодня отметила снова: целиком развернувшись к собеседнику, расставив ноги на ширину плеч и слегка покачиваясь на пятках, если взволнована или ее что-нибудь насмешило. Уверенности – как у сорокалетней, а кожа – как у школьницы. Зула решила, что ей лет двадцать, только она чем-то не похожа на остальных, хотя поди пойми чем.
Не то чтобы все женщины вокруг были в платьях и на каблуках, но торговка чаем всем видом выделяла себя из толпы. То не был сознательный вызов: смотрите, мол, я не как вы, – она просто была собой.
Вчера днем девушка подошла к Зуле и завела разговор. Зула, Чонгор и Соколов отыскали чайную улочку, и Зула смотрела на продавцов, выбирая, к кому подойти, и собираясь с духом для очередного торга. И внезапно оказалось, что девушка стоит напротив нее, по-мужски расставив ноги в синих сапогах, и с уверенной улыбкой говорит на странно разговорном английском. Уже через минуту она извлекла непонятно откуда огромный ком прессованного зеленого чая и принялась рассказывать его историю. Как она и ее народ – Зула забыла название, но Синие Сапоги всячески подчеркивала, что это отдельный этнос, – живут высоко в горах в Фуцзяни. Их туда загнали «стопицот» тысячелетий назад, и теперь они обитают в крепостях на вершинах гор. Чистейшая вода падает там с неба, отходов в реки никто не сбрасывает, промышленного загрязнения почвы нет и не будет. Синие Сапоги перечислила еще несколько достоинств этого места, объясняя, как они на молекулярном уровне встраиваются в чайные листья и переходят в тело, ум и душу несчастных, вынужденных жить в не столь экологически благословенных краях, где одно спасение – пить упомянутый чай в огромных количествах. Килограмм исчезнет в два счета, и Зуле захочется еще. А в Америке такого чая не купишь. Кстати, Синие Сапоги ищет дистрибьютора в Западном полушарии, а Зула выглядит как раз подходящим человеком…
Будь Зула и впрямь туристкой, она бы устала от такого напора, но сейчас ее так обрадовало полузнакомое лицо, что она с трудом поборола желание прижать маленькую китаянку к груди.
– Доброе утро, – ответила Зула. – Ты была права: я выпила весь твой чай.
– Ха-ха! Ты мне мозги трахаешь! – радостно объявила Синие Сапоги.
– И опять ты права: мне сегодня больше не нужно чая, спасибо.
– Хочешь быть дистрибьютором?
– Нет, – начала Зула, потом сообразила, что китаянка просто ее подначивает, и осеклась.
– Вы, я вижу, совсем заблудились, – сказала Синие Сапоги. – Вся улица про вас говорит.
– Мы ищем ванбу, – объяснила Зула.
– Черепахино яйцо? Это очень плохое ругательство. Выбирай, кому так говоришь.
– Может, я неправильно произнесла?
– По-английски?
– Мы ищем интернет-кафе, – сказала Зула.
Синие Сапоги наморщила нос. Почти у любой женщины ее возраста такая гримаска выглядела бы манерной, но у маленькой китаянки она казалась чистой, словно реки ее родимых гор.
– Что общего у Интернета и кофе?
– Кафе, – поправила Зула. – Не кофе.
– Кафе – это где пьют кофе!
– Да, но…
– Здесь Китай! – объявила Синие Сапоги, как будто Зула до сих пор не заметила. – Мы пьем чай! Ты забыла наш вчерашний разговор? Знаю, для тебя мы все одинаковые, но…
– Я из Эритреи. Мы там выращиваем кофе, – торопливо сказала Зула первое, что пришло в голову.
– Здесь вместо кафе чайные.
– Ясно. Мы не ищем, где чего-нибудь выпить. Нам нужен Интернет.
– Не поняла.
Зула глянула на Чонгора, и тот устало вытащил бумажку с иероглифами для слова ванба. Последние полчаса они показывали ее разным людям на улице. Все хотя бы смутно представляли, где такое заведение может быть, и махали руками в ту или иную сторону, оживленно говоря – чаще на китайском, иногда на английском.