И не только это, Мона ведь не умеет петь. Но гей-гей, подобное обстоятельство никогда не останавливало Лорен Бэколл от участия в мюзиклах. Билл прав. Нос не великолепен, но она привыкает к нему. Мона поймала взгляд водителя. Тот подмигнул и сделал ей знак.
– Обещаешь? Не отправишься к какому-нибудь мяснику?
– Обещаю. Кроме того, ты просто спас мою судьбу. А теперь куда мы направляемся? Скажи.
– Это сюрприз.
– Ник? Мы встречаемся с Ником?
Вскоре после ее повторной операции в госпитале Ник позвонил ей домой и узнал от матери о случившемся. В последующие недели он с небольшими интервалами связывался с Биллом из различных мест – Шри-Ланки, Мадагаскара, ЮАР – пока Мона не оказалась вне опасности.
– Мы едем ко мне. Думаю, пришло время тебе встретиться с Ричардом.
Мона почувствовала разочарование. Но и это хорошо. Если она действительно умна, то никогда не увидится еще раз с Ником Элбетом. И найдет нового милого мужчину.
Приехали в Вест-Виллидж. Рука об руку они поднялись по застланной ковровой дорожкой лестнице в дом викторианского стиля. На первой площадке Мона обняла Билла за плечи.
– Спасибо, Билл! Спасибо, что ты такой замечательный друг! Что дал мне жизнь. Если бы не ты, у меня не было бы карьеры… или носа! Обещаю перестать ныть и показывать мои маленькие клыки!
– И такие миленькие клыки! – Билл любовно потрепал ее по щеке, и они продолжили подъем. – Драгоценно само восхождение. У нас весь верхний этаж, обычно отводящийся слугам. Мы пристроили террасу, которая выходит на внутренний дворик.
Интересно, как Ричард зарабатывает на жизнь? Но лучше не спрашивать. Терпение. Она узнает все довольно скоро.
– Ричард? Я до-о-ма!
Аромат цветов, смешанный с запахом лимонной полироли для мебели, тяжелые дубовые и мраморные столешницы, шторы с бахромой и темные обои – все напоминало атмосферу произведений Генри Джеймса.[28] Идея! Ей не нужно быть слишком хорошенькой, чтобы сыграть Катрин Слопер из «Наследницы». Надо намекнуть об этом Биллу, можно сделать постановку в каком-нибудь театре, только не на Бродвее, где уже прописался Джон Саймон.
– Ричард?
Билл тащил ее за собой, хотя Мона притормаживала, чтобы рассмотреть сотни вещиц, заслуживающих внимания.
– О Боже, Ричард!
Она нашла Билла на террасе. На мраморном полу было нацарапано: «Прости!» Билл перегнулся через витые железные перила, словно устремляясь к бездыханному телу, распростертому на зеленой траве.
ГЛАВА 21
ЭМИ
Она настояла, чтобы сфотографировать их перед отъездом на теннисный корт. Одетые в форму, выдержанную в одном стиле, они выглядели скорее, как брат и сестра, чем отец и дочь. По всеобщему мнению – симпатичная американская семья. Лу гордился тем, что носит шорты того же размера, что и в студенческие годы. Сэнди унаследовала от отца сильную подачу и прекрасную координацию движений, и совершенно не ценила юношеские мысли Эми за победы в легкой атлетике и плавании.
Эми старалась не раздражаться из-за этого. Девочки-подростки и их матери часто бывают врагами – так утверждают многие. Поведение Сэнди в доме Моны расширило трещину, несмотря на обещание Эми сохранить инцидент в секрете, не рассказывая о случившемся отцу. То, что она сдержала слово не изменило позицию Сэнди, как надеялась Эми, напротив, эта яркая шестнадцатилетняя девица была откровенной задирой. Она садилась Лу на колени, обвивала шею руками, называла самым красивым и умным отцом во всем мире и объявляла себя навечно «папиной девочкой».
Эми не смогла не рассмеяться, когда вспомнила неоднократно повторяемую фразу Моны Девидсон: «Так кем меня представляют? Фаршированной гусыней?» Эми читала о подобных ситуациях в журналах, и вдруг это произошло с ней. Шеф-повар, мойщица посуды, до недавнего времени шофер, пока Сэнди не получила собственный автомобиль. Эми выбрала роль домохозяйки, супруги и матери. «Моя карьера» – напомнила она себе. Будет более, чем достаточно, если ее станут ценить.
Профессиональная деятельность Эми свелась к эмоциональной и прочей поддержке всего, что составляло интересы мужа и дочери, без ответного внимания к ее делам.
Это обычное субботнее утро было отличным примером. Лу и Сэнди участвовали в ежегодном теннисном турнире для отцов и дочерей. Эми постаралась разделить с ними их увлеченность. Накануне вечером она погладила форму, приготовила завтрак с высоким содержанием протеина и упаковала термос с охлажденным апельсиновым соком и бутылку минеральной воды.
По случаю ей удалось купить суперкрепкую заколку для волос, подарок Сэнди, носившей «конский хвост». Эми положила заколку и открытку на стол рядом с тарелкой Сэнди. После того, как ее дочь и муж снизошли до позирования для пары снимков «Полароидом», а потом забрались в машину, она вернулась на кухню и нашла свой подарок на полу. Небрежный ребенок.
Она попыталась приукрасить ситуацию, поправила себя Эми. Грубая, неблагодарная молодая женщина, и уже совсем не ребенок.
Эми дошла до точки, когда уже больше не могла не обращать внимания на их поведение. Возможно, она виновата, что позволила этому безобразию длиться так долго. Слишком долго Эми предпочитала скрывать задетые чувства. Семья по типу «папа знает лучше» не является настоящим коллективом. Этим утром, например, ее не пригласили на теннисный турнир. Другие матери будут там, болея за своих любимых. Она подумала, что могла сделать вид, будто едет с ними. Как бы они поступили, выкинули бы ее из машины? Но Эми чувствовала их желание побыть вдвоем, без старой мамаши, путающейся под ногами. Заботясь о них, предугадывая каждую потребность, она ждала приглашения, которое так и не поступило.
Успокаивая себя, Эми подумала, что рада свободному утру. Она не рассказывала о работе, которую писала для пешеходной экскурсии по Джоржтауну. Всего неделю назад организовался благотворительный фонд в помощь бездомным, образованный несколькими местными женщинами. Приглашенная присоединиться к комитету, она вызвалась собрать материал по истории Джорджтауна и его архитектуре. Основными объектами внимания должны стать три дома, в которых жила Джеки Кеннеди до и после ее трехлетнего пребывания в Белом доме.
Скрупулезная в своих изысканиях, Эми лично посетила маленький дом в Дент-Плейс, который в 1964 году перед переездом в Белый Дом был арендован на шесть месяцев самим Джеком Кеннеди, и одиннадцатикомнатный особняк на N-стрит, одолженный Джеки и детям Аверелом Харриманом после убийства Президента. Третья «остановка Джеки» прямо через дорогу от дома Харримана. Это в колониальном стиле четырнадцати-комнатный особняк красного кирпича, где жили молодая вдова и ее дети, пока безжалостные толпы любителей достопримечательностей не вынудили их переехать в Нью-Йорк.