доклад запишите мне». Алиханов просит: «Мне этот», а ему говорят: «…этот тебя касается вопрос, – хорошо, записать: Алиханов! Кикоин, – ага, диффузия? Записать ему. Оружие? Харитон? Хорошо, записать Харитону!». Они приезжали ко мне на работу, знакомились с материалами и их использовали. «Нет!» – сегодня утверждают. А я говорю: «Ну как же тебе не стыдно, ты же у меня сидел, знакомился с материалами, а теперь говоришь, что ты их не использовал!».[492]
Разумеется, и этот эмоциональный пассаж великого разведчика имеет подоплеку. Фактически, Квасников здесь сетует на то, что члены Технического совета при Спецкомитете и лица, допущенные к его работе, верили тогда или теперь делают вид, что верили тогда в пущенную руководством Спецкомитета байку о том, что Бюро № 2 – это просто «обменный пункт» информации между различными подразделениями советского атомного проекта.
И я согласен с Леонидом Романовичем – такие жизненно-опытные люди как Алиханов, Кикоин, Иоффе и другие слушатели докладов Бюро № 2 (во всяком случае, значительная их часть) должны были понимать, откуда берётся информация для таких, например, докладов, как «Общее описание атомной бомбы» (материал № 246, 7 листов); «Данные о конструкции атомной бомбы» (материал № 56, 10 листов); «Заметки о производстве атомной бомбы» (доклад № 6 на 10 листах); «Список лиц, принимавших участие в разработке атомной бомбы» (на 2 листах); «Атомные котлы»; «Заметки о состоянии работ по использованию атомной энергии в Англии» (на 3 листах).[493]
И ведь здесь перечислены только некоторые доклады осени 1945 года, когда каждый из присутствующих знал, что сам он только начинает работу над каким-то элементом создания нашей бомбы. И если верил, что где-то у нас уже сделано то, о чём сообщается в докладе, то должен был задать вопросы» «Где? Кем? А я-то здесь зачем?»
Ведущие члены Технического совета просто знали об источниках информации Бюро № 2. Как пишет В. Б. Барковский,
«академик А. Ф. Иоффе считал, что «информация на много месяцев сокращала объём работ и облегчала выбор направлений… Я не встречал ни одного ложного указания»».[494]
14.40. Бойцы вспоминают минувшие дни… П. Л. Капица, И. В. Курчатов, А. Ф. Иоффе, 3 февраля 1960 г.[495]
А то, что присутствовавшие на заседаниях «рядовые специалисты» достаточно быстро поняли суть Бюро № 2, подтверждается таким эпизодом из рассказа Я. П. Терлецкого о первом заседании Технического совета. Перед началом его доклада Борис Львович Ванников
«объявил, что будут доложены материалы «Бюро № 2», тактично потушив возникшие недоуменные вопросы об этой организации».[496]
Жаль, что Яков Петрович не детализировал, в чём же состояло это «тактичное разъяснение» и почему «потухло» естественное любопытство «рядовых» участников заседания. Но факт – учёные оказались понятливыми и после первого же разъяснения на следующих заседаниях никакого недоумения по поводу «материалов Бюро № 2» не возникало ☺.
Степень понятливости учёных – и наших, и иностранных – видна из такого воспоминания Ю. С. Владимирова, одного из ведущих наших учёных в области теории гравитации:
«Терлецкий это фигура интересная. Он работал в соответствующей структуре. Но это нигде не афишировалось, нигде не говорилось. Это была некоторая тайна. Когда об этом заговаривали близко, то люди замолкали. Но то, что он там связан с чем-то, это чувствовалось. На все конференции он ездил, хотя многих заворачивали… Он везде был… Это всё так.
Вот в Копенгагене я жил с ним во время конференции в одной комнате, но никаких у нас разговоров об этой его деятельности не было. Никаких. Другое дело, что на меня стали смотреть косо иностранцы, зная, что мы живём с ним в одной комнате… Я оказался в какой-то степени жертвой. Нет, он ничего мне не говорил… Он был воспитан этой системой достаточно хорошо».[497]
Прежде, чем обсуждать конкретные результаты, полученные Жоржем как атомным разведчиком, и обсуждавшиеся на заседаниях Технического совета как данные Бюро № 2, полезно осознать, на каких тонких ниточках была подвешена работа по их добыванию, да и само существование разведчика Дельмара в 1940–1948 годах.
Невозможно отследить все «подводные камни» и «минные поля», опасности встречи с которыми удалось преодолеть Жоржу. Но один пример реконструируется достаточно подробно.
О вреде курения в профессии разведчика
Как сообщает первый биограф Ж. А. Коваля В. Лота, после окончания срока службы в армии
«начальник лаборатории предложил ему остаться на прежней должности, обещал новое повышение по службе. Но Дельмар отказался. Он предчувствовал изменения в системе отбора специалистов для работы на атомных объектах и не хотел бессмысленно рисковать… Дельмар предвидел новую проверку всех сотрудников, их политических убеждений, родственных связей, документов».[498]
Поверим В. Лоте и восхитимся силе предвидения Жоржа. Но кроме предложения дейтонского начальника сержанту Жоржу Ковалю (вероятно, где-то в январе 1946 года, незадолго до окончания его службы) было и другое предложение – его руководителя в нью-йоркской резидентуре Клайда.
Клайд заинтересовался предложением, поступившим Дельмару.
«Он увидел интересную перспективу, которая позволяла разведке получать новые закрытые данные из лаборатории».[499]
Отметим, что этот интерес мог возникнуть только после 12 февраля 1946 года, когда Жорж был демобилизован, прибыл в Нью-Йорк и доложил о предложении дейтонского руководства.
И если отказ от предложения продолжить работу в Дейтоне можно объяснить силой предвидения Жоржа, то его реакция на предложение Клайда имела уже другую природу. Он, как объясняет это В. Лота, отказался от предложения Клайда, поскольку
«считал, что продолжение его работы в лаборатории связано со значительным риском и таит в себе большую опасность».[500]
Если размышляя о предложении в Дейтоне Жорж полагался на свою интуицию, то отказываясь от предложения Клайда он уже исходил из фактов – после того, как 3 февраля 1946 года по американскому радио сообщили о раскрытии крупной советской шпионской сети в Канаде[501] в американских СМИ поднялась такая волна шпиономании, что возвращаться в Дейтон и пытаться устроиться на объект в качестве гражданского специалиста было бы для Жоржа самоубийственно. Это было очевидно для Жоржа, но почему об этом не подумал Клайд, мне совершенно непонятно.
Ведь после побега из посольства в Оттаве 5 сентября 1945 года и предательства И. С. Гузенко, шифровальщика аппарата военного атташе СССР в Канаде, передавшего канадской стороне шифры и документы (переписку резидента ГРУ Николая Заботина с иностранными агентами, внедрёнными в атомную отрасль)[502] не нужно было