В гостях Людмиле импонировало всё: и скромность, и деликатность, и удивительная образованность, столь несвойственная её мужу. Но более всего, её покорил их добродушный юмор, который выражался в подтрунивании над новоиспечённым «сибиряком», сопровождающий тонкими ироническими намёками. Последнее обстоятельство настолько расположило хозяйку, что уже буквально через час небольшим, не осталось и следа от сдержанных жестов и былой скованности. В лице таких же, как и её собственный муж, восточных людей, она обрела столь необходимую ей моральную поддержку и была безумно рада судьбе за то, что та послала ей таких благодарных слушателей. Наконец, она могла выплеснуть им свою наболевшую душу, которую уж, кто-кто, а они поймут.
– Господи! Как я устала от него, Генка, если б ты только знал! – в сердцах обронила Людмила, едва лишь супруг, торопливо схватив подаренные ему гостями новые кассеты, встал из-за стола и поспешил в сторону сарая.
Ганижан понимающе улыбнулся:
– Ничего не поделаешь: ностальгия…
– Да какая к черту ностальгия? – не выдержала хозяйка. – Вот, например, взять вас с Шуриком (так, неожиданно, она окрестила Шухрата): образованные, начитанные ребята, знаете не только свою историю, но и нашу. Я даже столько не знаю! – созналась Людмила, окончившая некогда с трудом районную восьмилетку, и продолжила: – словом, с вами есть о чём поговорить. А этот… – кивнула она головой в сторону сарая. – Ни сам толком не выучился русскому, ни меня своему так и не научил! Дети, и те не знают – как его называть…
– А ты попробуй сама с ним поговорить. – рискнул посоветовать Шухрат. – Расспроси его: по-хорошему, полюбовно…
– Да какой, там… – безнадёжно махнула рукой хозяйка. – Он, ведь, окромя своего магнитофона, ни черта и слушать не желает.
И, повернувшись к Ганижану, в отчаянии выдала:
– Вот, веришь – нет, Генка: как заведёт свою нудную шарманку, так мне, хоть вешайся… ну прямо, стирать охота! Вот, честное слово!
Гости не выдержали и расхохотались. Людмила тоже расплылась в широкой улыбке: ей было приятно, что она доставила хорошим людям удовольствие.
Выросшая под Иркутском, в провинциальном посёлке, посреди русской бескрайней тайги и воспитанная на советской попсе, народных песнях и частушках, она особо-то и не задумывалась, что на свете может существовать другая музыка, другая культура. Выйдя замуж за своего Сашку, она выучилась только одному – тихо ненавидеть узбекскую классику. Она ревновала к ней собственного мужа. Эти протяжные и нудные – как ей казалось – звуки, способны были довести до исступления любого нормального человека. Они отнимали у неё законного супруга, а потому Людмила уже никогда не смогла бы воспринять эти мелодии иначе. Они являлись виновницей их семейного разлада. И осознание этого факта наводило гостей на горестные размышления.
Вскоре, со стороны сарая прибежал довольный Садриддин и, ласково взглянув на Людмилу, протянул ей магнитофон:
– Лудычка, ты тока паслущай, а? – он считал несправедливым не поделиться такой божественной музыкой с любимой: пусть она знает, что на свете существует настоящая мелодия, которая не может не затронуть любящее сердце.
– Ай, отстань ты! – попыталась она отмахнуться, состроив на лице хмурое выражение, но, перехватив взгляд моих братьев, не выдержала и расхохоталась, заграбастав в охапку своего тощего, но жилистого мужичонку. – Нет, ну вот что с ним поделать?! – как бы оправдываясь перед гостями, произнесла хозяйка и, не стесняясь, чмокнула его по-матерински в лоб.
Садриддин несколько под растерялся от такого неожиданного проявления чувств и укоризненно посмотрел на жену: столь откровенные сцены явно противоречили понятиям его морали и могли обидеть гостей. Но, кинув короткий взгляд на братьев и убедившись, что всё нормально, он вмиг успокоился и даже вскоре сам обнял за талию свою супругу…
Близилась к завершению последняя ночь пребывания земляков в гостеприимном доме. Гости и хозяева уже успели за короткое время настолько сдружиться и проникнуться взаимными симпатиями, что расставание казалось тяжёлым экзаменом для обеих сторон.
На завтра, братьям предстояла поездка далее, на север, через Братск к Усть-Илимску, а потому необходимо было сосредоточиться перед дорогой и собраться с мыслями. Однако, уснуть никак не удавалось. Сколько бы Ганижан не заставлял себя отвлечься, но мысли невольно возвращали его к этой удивительной паре.
«Что могло заставить встретиться на такой огромной планете, таких – казалось бы – совершенно непохожих и разных по характеру людей? – размышлял он, глядя в окно, на безжизненные звезды, в бесчисленном количестве раскинутые по бездонному небу. – Вероятно, вот точно так же, всматривается в эту тёмную бездну несчастный Садриддин, выискивая на небосклоне знакомые созвездия и мысленно представляя лежащим себя на деревянном тапчане, расположенном посреди своего большого огорода, в родном кишлаке Жондор. Где-то, совсем рядом, в арыке протекает прохладный ручеёк, в котором остужается сорванная накануне с бахчи огромная мирзачульская дыня. Пахнет глиной, соломой и засохшими кизяками. А ещё – тандыром, в котором рано поутру мать начнёт выпекать патыр – большие деревенские слоёные лепёшки…»
Рано утром, гости завели мотор и стали прощаться с друзьями. На Садриддина невозможно было смотреть без жалости и сострадания. Он весь как-то съёжился, осунулся и не проронил за всё время почти ни единого слова. И только после того, как братья, обнявшись по восточной традиции, простились с хозяином и сели в кабину КамАЗа, Ганижан вдруг почувствовал, как плотно прилип к телу влажный рукав рубашки, обильно орошённый слезами Садриддина.
Последнее, что успели зафиксировать братья в зеркале заднего вида, это стоящая посередине дороги странная пара: она, машущая своей лёгкой косынкой вослед удаляющей машине и он – стоящий рядом с нею, маленький тщедушный человечек в старой выцветшей узбекской тюбетейке.
Впереди лежала узкая лента дороги, ведущая в неизвестность, а за спиною оставалась ещё одна судьба, ещё одна история любви. Такая непонятная, жалкая и несуразная, но оттого и – трогательно щемящая, заставляющая задуматься над многими вопросами мирозданья.
Бусинка пятьдесят пятая – Жора
С Жорой – два друга, два «балтийца-питерца». Лен. область, 2012 г. Фото из архива автора.
Южные фрукты
С Жорой мы знакомы давно. С того самого времени, когда в начале 90-х годов прошлого столетия, в связи с распадом Союза, судьба-злодейка вынудила его покинуть родной сердцу Ташкент и, в поисках достойной жизни, перебраться в северную столицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});