напыщенности его слов. Они подействовали слишком сильно на таких людей, как мы, прозвучали чересчур искренне и страстно. Встречается любовь, которая выживает, даже когда ее выставляют напоказ так, как он сделал сейчас, но почти любая любовь, известная мне, при этом неизбежно должна зачахнуть, съежиться от стыда и разоблачения и в конце концов умереть.
– Джей… – Дэйзи запнулась. – Поедем домой…
Том повернулся к ней, не веря своим ушам.
– С ним? Ты намерена уехать с ним? И отказаться от меня, Пэмми, Чикаго и Луисвилла?
– Пять лет, – продолжал Гэтсби, словно с самого начала так задумал и не мог позволить себе отклониться от сценария. – Мы любим друг друга уже пять лет, а ты так и не понял…
Впервые за все время Том был неподдельно потрясен. Его взгляд, обращенный к Дэйзи, выдавал шок.
– Ты встречалась с ним пять лет?
Прежде чем Дэйзи успела ответить, Гэтсби рассек воздух ладонью и встряхнул головой.
– Нет, старина, любовь жила в наших сердцах. Мы познакомились, мы полюбили друг друга со страстью, которой тебе никогда не понять, а потом судьба разлучила нас. А тебя она никогда не любила, ни единой минуты.
Эта сцена была словно целиком взята из бульварного романа, вот только Гэтсби не походил на грошового героя, а Дэйзи – на его чистую и бледную возлюбленную.
– Джей… – предостерегающе произнесла она, а Том качал головой и тер ладонями щеки, словно надеялся таким образом рассеять замешательство. Все ощущали, как меняется напряжение в комнате, как в воздухе возникает влага и тяжело оседает в наших легких.
– Она любит меня, – холодно произнес Том. – Конечно, любит, и я ее люблю. В нашей любви есть изъяны, мне нравится доставлять себе маленькие радости. Иногда я выставляю себя на посмешище, но она всегда принимает меня обратно. У нас есть Пэмми, недвижимость на Лейк-Шор-драйв и большой дом в Уэст-Эгге. Есть ее родня в Луисвилле и моя в Чикаго. А что есть у тебя, мистер Аптека, мистер Проклятие?
– Весь остальной мир, – вызывающе заявил Гэтсби, а Дэйзи закусила губу, глядя то на одного, то на другого, как будто вдруг начала осознавать, что поставлено на карту и чего она может лишиться. Дэйзи вовсе не привыкла к лишениям, и я уловила, как ветер вокруг нас меняется, как он ударяется сначала в одно окно, затем в другое.
– О, нам просто надо вернуться домой, – слабо выговорила она, и я сомневалась, что она могла бы сейчас ответить, о каком доме речь.
Тогда вмешался Гэтсби.
– Скажи ему, – настаивал он. – Скажи ему, что никогда не любила его. Скажи, что это все было ложью.
– Да, Дэйзи, – голос Тома зазвучал тише, но мольба в нем слышалась отчетливее. – Скажи ему, что никогда не любила меня в Капиолани и в тот день, когда я нес тебя из Панчбоула, чтобы ты не замочила туфли…
Я затаила дыхание, потому что чему-то в этой комнате предстояло умереть. Хоть еще недавно мне и хотелось уйти, теперь я не могла отвести от них взгляда.
Я уловила момент, когда Дэйзи не выдержала, когда происходящее стало для нее невыносимым. При всех достоинствах у Гэтсби никогда не было истории, он не мог обеспечить уютного и порядочного удовольствия. Даже если бы он каждую ночь танцевал с ней под луной, эти танцы неизменно имели бы привкус грязи и скандала, а для Дэйзи, наследницы луисвиллских Фэй, это было невыносимо. Ее срыв был неподдельным, несмотря на то что она сама позволила ему случиться.
Она покачала головой, зажала ладонями глаза. Гэтсби бросился к ней, и Том не стал ему мешать, а мне что-то подсказало, что игра почти окончена. Солнце снова вышло, ветер утихал, и любые надежды на грозу беззвучно угасли.
– Дэйзи… – тихо выговорил Гэтсби. Он взял ее за плечи и впился пальцами в бледную кожу, прежде чем опомнился. – Скажи ему…
– Не могу, – беспомощно заплакала она. – Не могу. Если можно любить сразу нескольких человек, почему у меня не выходит?
– Я люблю только тебя, – в замешательстве настаивал Гэтсби, а я не глядя положила ладонь на руку Ника. Мне казалось, он не настолько глуп, но теперь я готова была поверить и в это.
– Видишь ли, я тут кое-что разузнал, – выдержав тактичную паузу, заговорил Том. – Ты ведь не просто продал свою душу за аптеки и за то, чтобы вырваться с грязной фермы, да? Нет, благодаря Мейеру Вулфшиму ты заключил кое-какую сделку. И развивал торговлю, пока не добрался до одной важной шишки, и тогда…
Том повернулся к нам с Ником, застывшим на диване и к тому времени превращенным в зачарованных слушателей.
– И как вы думаете, чего от него захотели?
– Ты же наверняка объяснишь нам, – ехидно отозвалась я, и он кивнул, будто в знак благодарности. Ах ты ж, чтоб тебя.
– Ты сделал вечеринки непрерывными и для преисподней, и для Нью-Йорка. Ты настежь распахнул двери для веселья и превратил старую как мир выпивку в большой бизнес, и она заструилась, словно кровь, на Восток и Средний Запад. Ты стал стержнем, соединившим преисподнюю и землю, и как же тебя все любили за это!
И не только, сообразила я, вспомнив ночи, проведенные у Гэтсби. Его дом служил мостом через пропасть, и он был безопасным. Безопасным для всех нас – для меня, чтобы целоваться с теми, кто мне нравился, для Ника, чтобы целоваться с Гэтсби, для Гэтсби, чтобы любить Дэйзи, и для преисподней, чтобы вести свои игры.
– А потом, – злорадно заключил Том, – вечеринки кончились.
И впрямь кончились – из-за Дэйзи, равнодушной к ним, и я, ощутив укол заразительной паники, задумалась о том, как это должно было выглядеть и что должно случиться с тем, кто не выполняет свою часть условий сделки с преисподней.
Дэйзи вскрикнула, в панике оттолкнула Гэтсби. Когда она отступила, все мы увидели ярко-красный отпечаток ладони на ее руке выше локтя, следы пальцев отчетливо выделялись на коже. Отпечаток слегка вздулся, словно она долго просидела на солнце, но даже это Гэтсби можно было простить. Однако прежде, чем он отпустил ее, прежде, чем понял, что натворил, и принялся извиняться, я увидела, каким стало его лицо: холодным, искаженным и яростным. Он в самом деле продал душу и в обмен на власть, способную сделать его мужчиной, достойным Дэйзи, создал перевалочную станцию для преисподней, уголок ада в Уэст-Эгге, где никогда не переводился демоник и где никто не замечал, если кто-то исчезал и возвращался странным, опустошенным или не возвращался вообще. Преисподняя вела политику экспансии, как Франция или Англия, и Джей Гэтсби с его целеустремленностью и способностью обуздать силу человеческого желания стал идеальным агентом, помогающим ей закрепиться в