Архелая рядом не было.
* * *
Дальше Приск двигался медленно, как ни пытался спешить. Людей он не встречал — как ни странно. Попадались олени, зайцы, один раз волк, уже немолодой, недолго тащился следом, но так и не решился напасть. Иногда Приску казалось, что встречи с Архелаем вообще не было, что пригрезились ему башня и ночевка в тепле. И это он сам себе — интуитивно — указал верный путь к римскому лагерю.
Наконец он увидел людей — их было трое, и они шли ему навстречу. Закутанные в длинные дакийские плащи, они зарывались в снег, как либурна зарывается в волны. Один тащил за спиной гетский лук. Трое… Приск прикинул, сможет ли он справиться. Вряд ли. Бежать? Вновь сыграть в Горациев и Куриациев? Нет, он слишком измотан, чтобы заставить троицу преследователей растянуться на тропе. К тому же ему не одолеть сильного противника одним ударом. Остальные подоспеют и…
Ну что ж, пусть идут. Он остановился, сдернул плащ и обнажил меч.
— Можно я выстрелю в него из лука? Погляжу, как получится? — предложил дак-лучник на отличной, классической латыни, какой учат только в самых лучших столичных школах.
— Фламма? — изумился Приск.
— Я всегда говорил, что этот наглец самоуверен! — отозвался еще один знакомый голос. — Тирс, ты только глянь — он хочет биться с нами один!
Кука? Ну да, Кука! Старина Кука!
И вместе с ним Тиресий. У Куки смуглая кожа посерела от холода, Тиресий отпустил солидную бороду и сделался еще более мрачен. А Фламма обзавелся трофейным луком.
— Ребята, вы просто не представляете, как я вас всех рад видеть! — воскликнул Приск, кидаясь им навстречу.
Но ноги почему-то подкосились, и он растянулся на снегу.
— А ты по виду теперь просто заправский дак, — сообщил Кука, вытаскивая старого товарища из сугроба и обнимая.
Свежая рана даже под одеждой отозвалась болью.
— Как вы меня нашли? — изумился Приск.
— Вообще-то мы гнались за тобой от самой Дробеты, да не успели — тебя с Лонгином схватили прежде, — поведал Кука.
— Нас взяли в плен возле Баниты.
— А… — пробормотал неопределенно Кука. — Как раз там мы и не были. Видимо, разминулись. В этих горах и летом легко заблудиться, а зимой только и делаешь, что ходишь по кругу. А что Лонгин? Остался у даков?
— Умер. Принял яд.
— Смело, — только и сказал Кука.
— Точь-в-точь Катон Утический, — тут же попробовал найти подходящую аналогию Фламма. — Правда, Катон поразил себя кинжалом… Но это неважно, яд или кинжал, главное: Гней Помпей Лонгин умер за Рим!
— Заткнись, — сказал Тиресий.
Он повернулся и зашагал обратно по следу в снегу.
— На, глотни! — Кука протянул Приску свою флягу.
Центурион не отказался. Вино было теплым и почти неразбавленным.
— Я устал, — признался Приск. — Смертельно…
— Не раскисай. Пошли! — Кука хлопнул его по плечу. — Хорошо бы до темноты попасть в лагерь.
— В лагерь?
— В лагерь на Бистре. Мы там зимуем.
— Хорошо устроились?
— Хуже чем в Байях, — вздохнул бывший банщик Кука. — Но терпимо.
* * *
Кука, побывавший в этих горах в начале зимы, воображал, что знает все о здешних морозах. Ошибся. Лагерь на Бистре был тем хорош, что помещался в долине, замкнутой на западе горами близ Тапае,[79] но стоило чуть-чуть сунуться выше, как тут же ледяной ветер бил в лицо, да так, что дух перехватывало. Пустившиеся за Приском в погоню товарищи так и застряли на зиму в лагере на Бистре. Успели, правда, отослать с почтой сообщение в Дробету, но получил ли его военный трибун, неведомо.
А когда невдалеке от лагеря показался отряд варваров, Тиресий заявил, что это весточка от Приска. Даки шли быстрым шагом — двенадцать человек плюс командир. Закутанные в длинные плащи, они двигались при том при всем необыкновенно быстро. Все они были вооружены мечами и луками, правда, щиты имелись лишь у двоих, а доспехов — ни у кого. Караульным, переполошившим лагерь тревожным сигналом, почудилось, что вдали мелькнул еще один отряд, но остался под прикрытием заснеженного леса. Первый же отряд остановился в полете копья из катапульты от ворот, и вперед двинулся лишь один дак — для переговоров. Пройдя до ворот полпути, он остановился и крикнул:
— Я послан царем Децебалом к вам с вестью.
Ворот ему не открыли. Но и стрелять не стали.
— Подойди и говори, с чем пожаловал! — приказал караульный.
Римлянин даже не высунулся наружу из башни у ворот — трусил.
Зато дак легкомысленно приблизился, нимало не заботясь о том, что со стены в него могут целиться лучники.
— Мы потеряли одного из наших в пути. Не проходил ли тут за последние два дня человек в дакийской одежде, похожий на римлянина?
— Мы никого не видели — ни римлян, ни даков, — отвечал караульный.
— Это Приск, — шепнул Кука Тиресию, наблюдавший всю сцену со стены и слышавший весь разговор-перекрик. — Руку готов отрубить — это Приск.
Тиресий кивнул, а дак постоял немного и ушел назад к своим.
Кука со стены следил, что эти тринадцать будут делать дальше. Даки недолго совещались, потом повернулись и ушли назад.
— Пойдут по течению Стрея к Марису, — решил Кука.
— А что мы? — спросил Оклаций, забравшийся вслед за друзьями на стену.
— Пойдем искать Приска. Но пусть сперва эти подальше уйдут.
В путь они вышли уже во вторую дневную стражу и через два часа встретили Приска.
* * *
Да, это было удивительным совпадением — никак не меньшим, чем встреча с Архелаем: его друзья — Кука, Тиресий, Молчун, Оклаций и Фламма оказались в лагере на Бистре.
Письмо Лонгина Приск отдал военному трибуну, что командовал в крепости. Измученный дорогой и раненый, центурион тут же получил от трибуна разрешение отдохнуть пять дней и ни в каких военных делах лагеря не участвовать.
Друзья отвели его в свою казарму: бенефициарии жили отдельно в деревянном домике — правда, комната на всех была общая, но просторная, с большим очагом у стены. Запасливый Кука раздобыл горшки и кувшин, аккуратно расставил на полке подле очага. На столе во время обеда даже красовались серебряные кубки, неведомо как попавшие в распоряжение Куки. Приск наелся до отвала бобовой кашей, от вина отказался — глотнул лишь горячей воды и потребовал у друзей перо, чернильницу и пергамент. Фламма тут же открыл свою сумку и извлек требуемое на свет: правда, кусок пергамента ему пришлось отрезать от большого свитка.
— У меня тут важные записи, — признался Фламма, смущаясь.
Приск поправил масляный светильник на крюке, придвинул поближе стол и так около часа сидел, щурясь и склоняясь к обрывку пергамента чуть ли не носом. Все догадались: центурион Приск рисует, возможно, важную карту, но, как ни подкатывался к нему Фламма с вопросами, как ни язвил Кука — Приск не проронил ни слова.