— Ромашечка, у меня в волосах, кажется, тоже что-то застряло. Не посмотришь? — с этими словами кошак высыпал щедро прихваченный лесной опад себе не макушку и умильно уставился на Винку.
— Давай, я, — пес от души встрепал рыжую шевелюру.
— Ты что, кобель несчастный, совсем свихнулся?! Эту дрянь теперь неделю вычесывать придется! — заорал Вьюн и кинулся на приятеля.
Не успела Винка слова сказать, как парни покатились, сцепившись, по устланной сосновыми иглами земле. Девушка кинулась их разнимать, но вместо рычания и шипения услышала хохот и остановилась, топнув с досады ногой. Шутники… Оборотни еще немного помяли друг друга, стараясь набить противнику в волосы и за шиворот побольше хвои, потом сели, тряся головами и отплевываясь.
— Вот сейчас обязую твою Виночку труху мне из волос вычесывать, — проворчал кошак, чистя уши от песка.
— Она тогда еще пук чудодейственного средства на продажу надерет, — усмехнулся Дрозд. — Твоя волосня наверняка действует не хуже единорожьей, — подмигнул девушке.
Кончилось тем, что оба перекинулись, и Винка почистила им шерсть, благо та была не в пример короче давно не стриженных шевелюр.
Вечером того же дня вышли к Медовикам. После идти стало гораздо легче. Земли Клыкастого к северу оказались довольно плотно населены, и путникам за день иной раз удавалось миновать два-три селения. Ночевали теперь только под крышей. Винка поначалу очень радовалась этому, но постепенно живейший интерес нелюдей к иноплеменнице начал ее утомлять.
Селяне-оборотни, не стесняясь, набивались в дом, где соглашались приютить странников, болтали с парнями и разглядывали девушку. Особенно усердствовала малышня. Винка любила детей, и ничего не имела против забирающихся к ней на колени маленьких нелюдей, не прошедших первого оборота. Но те непременно норовили потрогать ее крылик, видно, не веря, что внешне ничем не отличающаяся от их старших сестер или матерей особа и впрямь человек. Прикосновение к серебру неизменно вызывало ожог, а зарастить его детишки, не достигшие десяти лет, не могли. Винка огорчалась, хоть матери и успокаивали ее: мол, у детей оборотней, даже маленьких, все заживает быстро, лишь бы серебро было не заговоренное.
О заговоренном серебре девушка, наконец, решилась спросить у Вьюна. Тот поведал, что это обычное серебро, на которое ворожеи накладывают специальные чары. Раны, нанесенные им, не заживают во время оборота и плохо исцеляются, хуже, чем обычные раны у людей. Если нелюдю повезет выжить, то шрам останется на всю жизнь.
— Но, это, конечно, ерунда, — разглагольствовал кошак. — Лишь бы не на морде.
— Да и на морде не страшно, только бы глаза целы остались, — вставил свое слово Дрозд.
— А еще, Ромашечка, заговоренным серебром метят серьезных преступников-нелюдей. От обычного клейма каленым железом нам избавиться — пару раз обернуться.
За время путешествия Винка многое узнала о жизни оборотней. Что-то она замечала сама, о чем-то спрашивала Вьюна. Оказалось, нелюдский век не отличается от человеческого, как утверждалось в сказках, хотя болеют оборотни меньше и сохраняют силу и ясный ум до глубокой старости.
— Тебе, Дроздок, на самом деле оказали немалую услугу, — заметил кошак. — Не хочу обсуждать твоего батю, но будь у него голова посветлее, князь бы радоваться должен.
— Отца не переделаешь, — буркнул Дрозд. — Сам-то я уже привык… — искоса взглянул на Винку.
— Вьюша, а если, к примеру, ты женишься на медведице, кем ваши дети будут оборачиваться? — спросила девушка.
— Во-первых я жениться не собираюсь, — хохотнул рыжий. — Ни на медведице, ни на кошечке, ни на ком еще. Во-вторых, Ромашечка, детей у кошака и медведицы попросту не будет.
— Почему?
— Не знаю. Дети получаются только у оборотней одного вида. Или у оборотней и людей.
— А как же Хват с Малинкой?
— Нашла о ком печалиться! — фыркнул Вьюн. — Побалуются, пока молодые, да разбегутся. Обычное дело.
— А если нет? Если они друг друга по-настоящему любят? — настаивала девушка.
— Будут жить вдвоем или усыновят. У нас семьи многодетные, но небогатые. Запаху любви попробуй-ка посопротивляйся, когда жена под боком. Бездетные часто на воспитание детей родственников берут, особенно если те их сами прокормить не могут.
— Людям проще… — задумчиво проговорила Винка.
— Должны же и у вас быть какие-то преимущества, дикое племя, — усмехнулся кошак. — Черный, а у тебя наверняка получится детишек не только собачке заделать, с твоим-то людским происхождением. Только звериную ипостась они материнскую унаследуют.
— У меня не будет детей, — буркнул пес. — Благо избежать этого проще простого, зная, когда женщина способна зачать.
— То-то и видно, что ты недавно с нами, нелюдями, — хихикнул Вьюн. — Говорить просто. А когда до дела доходит… Меня самого так чуть не женили. Зеленый совсем был, едва молоко на усах обсохло. Опыта никакого, одно желание. И рассуждал также, как ты сейчас. Так вот, нравилась мне одна кошечка, сильно нравилась. А она и вовсе втрескалась до кончика хвоста. Раз прихожу к ней и с порога запах любви чую. Ну, думаю, сегодня придется непотребствами позаниматься. А она ко мне льнет, и все пытается по-своему сделать, чтобы, значит, котенка прижить. Я, пока еще в голове мысли оставались, под кровать, в зверя перекинулся — и в окно. Знал бы ты, чего мне стоило от нее оторваться. Сейчас иногда вспоминаю и когти грызу. Был бы псом — на луну выл. А если б ее любил, нипочем бы не ушел. Так бы и окрутили, а я бы радовался. Коли чувства имеются, с запахом любви шутки плохи.
— Значит, обойдусь без чувств. Ты вон обходишься.
— Почем ты знаешь? — возмутился рыжий. — Я, может, по Ромашечке сохну. А она на меня внимания не обращает, все на тебя поглядывает. Давайте втроем жить, а? Весело будет…
— Вьюша, помни про усы. Выдеру, — спокойно сказала Винка, бросив быстрый взгляд на Дрозда.
Тот, оказывается, тоже глянул на нее исподлобья. Оба тут же уставились в разные стороны и покраснели.
— О-о-о, — затянул Вьюн. — Быть Соколиному дедом, и очень скоро.
— А я тебе, приятель, хвост накручу.
— Вы б хоть новое что-нибудь придумали. А то чуть что — усы, хвост. Скушно, — отмахнулся рыжий.
Ни Дрозд, ни Винка, ничего не ответили. Пес понурился, девушка задумалась. Неужели Дроздок действительно к ней неравнодушен? Он никогда не навязывался, как Вьюн, но после встречи с потаенным стал по-особому внимателен и заботлив. Уже не спрашивая, несет ее котомку, просто забрасывает утром на плечо вместе со своей, и все. Когда ночевали в лесу, постоянно проверял, достаточно ли толстая у нее подстилка из веток. В селениях оборотней ни на шаг не отходит, недобро зыркая на особо любопытных парней. И еще ему очень не нравилось, что кошак спал с ней в обнимку, когда приходилось ночевать у костра. Хотя тут Вьюшу упрекать не за что: одна она непременно замерзла б и опять схватила простуду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});