Заскочив в одну из уцелевших оружейных, Ярун остановился, как вкопанный. Некоторые стойки с оружием попадали, какие-то устояли. Полки, прикрученные к стенам, не пострадали. И вот у одной из таких полок остановился мой птенец. Как зачарованный, он протянул руки к древнему ксифосу.
— Стой! — еле успела я дернуть Яруна за плечо. — Не смей!
Глаза вампира затянула дымка. Он, как блаженный, улыбнулся и снова потянул руки к мечу. Я несильно ударила вампира. Тот пошатнулся. Тряхнул тёмно-русыми волосами. Поморгал.
— Ты чего?
— Еще раз потянешь руки к Поцелую Некроманта, и я сама тебе их отобью! — резко выдохнула я.
О! Мой гнев, и страх, что таился под ним, можно легко объяснить. Тот меч, что приглянулся Яруну, дорогой экземпляр коллекции создателя. Поцелуй Некроманта. Уж не знаю, как Хаб поместил ксифос в свою коллекцию, но Поцелуй опасное оружие. Когда-то его зачаровал некий некромант, Никтей, если не ошибаюсь, чтобы его сын мог защитить себя и сестру от сил ночи. В том числе и от вампиров — ночных охотников. По преданью, меч легко мог поразить любую нежить с одного удара. Но когда какой-то хитрый вампир обманом завладел Поцелуем Некроманта, то клинок повел себя из рук вон плохо. То есть, своенравный ксифос легко сменил живого хозяина на бессмертного.
Позже выяснилось, что меч быстро и охотно менял своих владельцев. Только вот, если новоявленный хозяин не мог устоять перед его чарами, Поцелуй Некроманта пронзал сердце владельца его же руками.
Со стороны это выглядело примерно так. Вампир, как ребенок, узревший сладость, с обожанием хватал Поцелуй Некроманта. А дальше направлял его лезвие себе в грудь, и на одного ночного охотника становилось меньше.
На моей памяти только Миаш — младший брат — смог взять Поцелуй и не умереть окончательно. Но вампир недолго дружил с клинком. Через год он снова положил ксифос туда, откуда взял. На это самое место в оружейной. Также ксифоса касалась рука создателя. Но у него любимого оружия вообще не было. Он считал, что вампир сам по себе куда смертоноснее, чем всякие железяки.
Это я и объяснила Яруну. Тот сдвинул брови. Обдумал мои слова и предложил:
— Ты быстрее меня. Так? Значит, выбьешь меч из моих рук до того, как я себя проткну. Рискнем?
Я хотела доходчиво объяснить Яруну, что не согласна, но пронырливый птенец уже схватился за потускневшую от времени рукоять.
Что-то удержало меня от поспешных действий. В глазах Яруна появилась какая-то дымка, с каждой секундой все плотнее заволакивая алый взор. Рука вампира легла на черные ножны, потянула вбок. Медленно клинок выполз наружу. Металл, долгое время пролежавший в плену ножен, потемнел, но ржа не коснулась его. Я пристально следила за Яруном, готовая в любой миг выбить у него ксифос.
Но птенец не торопился сводить счеты с бессмертием. Он отложил ножны и осторожно провел рукой по оголенному лезвию. Бережно поднес ксифос к лицу и коснулся клинка губами. Сразу же дымка спала, глаза снова загорелись алым блеском.
— Я все еще говорю, хожу и чувствую, — подмигнул мне вампир, за что получил легкий удар по лбу. — За что?!
— Поздравляю с приобретением, — буркнула я, резко крутанувшись на пятках.
Не знаю, что бы сделала с Яруном, если бы Поцелуй Некроманта завладел им.
Ошарашенный Эгун не вмешивался, с опаской наблюдая за нами. Когда Ярун вложил ксифос обратно в ножны, ридаец выдавил:
— Держи эту железяку подальше от меня.
— Не вопрос! — улыбнулся ему анноанец.
Пятый этаж мы обследовали тщательнее, чем все предыдущие. Тут находились покои младших птенцов. Моя комната тоже когда-то располагалась на этом этаже. Но я предпочла не забегать вперед и осмотреть все досконально. Увы. Осмотр ничего не дал. Личные вещи моих собратьев не сохранились. То, что держали вампиры в своих покоях, давно обернулось ветошью. В основном, истлевшая одежда, украшения, фамильное оружие. Но ничего того, что пригодилось бы мне.
— Милая комната, — долетел до меня вздох Эгуна. — Уютно. Почти, как дома. Только пыльно и грязновато.
Вампир стоял на пороге моих покоев. Я не смогла побороть любопытства и выглянула из-за плеча рослого ридайца. Да-а, время нещадно прошлось по моей каморке. От картины, которая мне так нравилась, и в моменты грусти выводила меня мысленно на берег лесного озера, осталась только рама. И то упавшая на сломанный сундук. Многие книжные полки превратились в труху, как и книги на них. А вот несколько свитков в плотно закупоренных тубусах сохранились однозначно. Надеюсь, когда я их открою, они не рассыплются у меня в руках.
Ради интереса я открыла один из тубусов, тот, в котором хранила ледвейские мифы. Цилиндр открылся легко. Я вытащила свиток и напряженно вгляделась в него. Нет, чернила не поплыли, специальная бумага не истлела.
Интересно-интересно.
Взяв несколько тубусов, я сунула их Эгуну:
— Это для тебя и Жадана. Вам, любопытным лисам, понравится.
— Что это? — с недоверием осведомился Эгун.
— Мифы Ледвеи, кое-какие сказания западников. Родословная какого-то эльфийского дома. В общем, вам будет, чем заняться на досуге. Языкам, так и быть, научу.
— Ты жила здесь? — Эгун окликнул меня, когда я почти вышла из комнаты. Ярун, доселе хозяйничавший в соседних покоях, настороженно выглянул в коридор.
— Да.
В комнатах младших собратьев мы так ничего и не нашли. Кроме разве что кучи грязи, кое-где плесени и свободно ползающих по стенам мокриц.
Мне еще нужно проверить, заходил сюда Ноан или нет. Для этого, пока вампиры отвлеклись, я вошла в очередную комнату. Здесь когда-то обитал Ноан. Как и в моих скромных покоях, тут пылился сундук. Крышка его треснула и рассохлась. Выбить её с петель оказалось проще, чем открыть. После нескольких сильных ударов сапогом, сундух хрустнул, а крышка раскололась в щепки. На шум сбежались Эгун и Ярун. Они с интересом наблюдали за мной, не решаясь отвлечь вопросами. Из сундука я ивлекла истлевшие одежды, рассыпающиеся буквально в руках. Не то. Следующим нашарила маленький детский бронзовый оберег. Опять не то.
Ноан, неужели ты его забрал?!
Нет! Рука нащупала аккуратно завернутый в ткань продолговатый предмет. Я освободила костяной асорский нож от остатков материи. С губ сорвался облегченный вздох. Если б здесь прошел Ноан, ритуальный предмет унес бы с собой. Я помнила, как дорог ему этот нож. В племенах асоров, когда мальчик проходил испытания на совершеннолетие, ему дарила костяной нож мать. В знак того, что мальчик теперь мужчина — воин и добытчик. Тот, кто защитит людей в дни голода или войны.
Как там смертные говорят? От сердца отлегло!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});