Этому предшествовало следующее событие. Почти месяц назад, 19 октября, в Таганрог прибыл генерал И. О. Витт с докладом. Он сообщил, что его агент А. К. Бошняк проник в тайное общество и разведал планы заговорщиков. Было названо много фамилий «деятельнейших членов», здесь были Н. М. Муравьев, К. Ф. Рылеев, Н. А. Бестужев и так далее. Примечательно, что было названо уже знакомое по доносу Шервуда имя Пестеля. Витт сказал, что «тайное общество значительно увеличилось». Барятинский не мог этого знать, документы о секретном докладе Витта были обнаружены много позднее. Не использовал этих материалов и Шильдер.
Александру надо было принимать решение. Мысль «абдикировать» его не оставляла, но и с тайными обществами надо было что-то делать. Раз они «разрастаются», это может привести к революции — мало нам Франции! Конечно, для Александра это было очень важное и тяжелое решение. Он понимал, что за первым арестом последуют другие, что ему придется отправлять в крепость друзей, с которыми вместе воевал, и понимал также, что осуществить жестокий суд ему не под силу. Но он не мог оставить наследнику страну в полном беспорядке. 10 ноября после обморока государю было совсем плохо, «весь день продолжался жар». А к вечеру он настолько ослаб, что появилась «забывчивость, отчего мало или уже совсем не говорил, а только просил» (журнал Волконского).
На следующий день у императора опять был обморок. Виллье настаивал на кровопускании и слабительном, но больной отказывался от услуг докторов и «приходил в бешенство», если они настаивали. Виллье писал 12 ноября: «…сегодня ночью я выписал лекарства для завтрашнего утра, если мы сможем посредством хитрости убедить его принимать их. Это жестоко. Нет человеческой власти, которая могла бы сделать этого человека благоразумным. Я — несчастный».
На следующий день лихорадка усилилась, Александр плохо дышал, «ночь была ужасной». Виллье решил поставить пиявки за уши, но получил категорический отказ. Тогда он обратился к Елизавете Алексеевне, заявив, что единственное средство заставить государя подчиняться врачам — это «предложить его величеству причаститься Святых Тайн». От этого государь точно не откажется, а священник наставит больного на путь истинный.
Александр узнал об этом 14 ноября и тут же призвал к себе доктора Тарасова, до этого его пользовал только Виллье.
— Дела мои так плохи? Разве я в опасности? — спросил он у Тарасова, потом позвал Вилле и повторил вопрос: — Вы думаете, что моя болезнь зашла так далеко?
Виллье смутился, но не мог отрицать — положение очень серьезно. Елизавета Алексеевна была рядом. «Благодарю вас, друг мой, прикажите — я готов», — сказал он ей спокойно.
На следующий день позвали духовника. Обряд был совершен со всем ритуалом. После этого Александр согласился на все лекарства, и на пиявки, и на прикладывание к затылку и к спине шпанских мушек. Жалко императора. Сразу вспоминается Гоголь, тоже весь обвешанный пиявками: «Зачем вы меня пытаете?» На следующий день государь опять призвал священника. На этот раз он хотел исповедаться и причаститься не как император, а как простой мирянин. Все церкви Таганрога, Петербурга, Москвы, да и вообще России молились об исцелении императора.
К вечеру 17 ноября «болезнь достигла высшей степени своего развития» (Тарасов). Однако Елизавета Алексеевна написала в Петербург Марии Федоровне, что «сегодня… наступило очень решительное улучшение в состоянии здоровья императора». 18 ноября государь впал в забытье, 19 ноября «в десять часов пятьдесят минут испустил последний дух. Императрица закрыла ему глаза и, поддержав челюсть, подвязала платком, потом ушла к себе». Этот последний вздох Александра I описали все авторы «записок», но каждый по-своему, и никто внятно не написал, сколько человек, помимо императрицы, находилось в комнате в момент смерти Александра I.
Императрица Елизавета Алексеевна
Похороны такой личности, как русский император, требуют серьезного приготовления — вскрытие, бальзамирование, императрицу надо было удалить из дворца. Князь Волконский подыскал местожительство для Елизаветы Алексеевны. Она не хотела уезжать и сказала Волконскому: «Я уверена, что вы разделяете со мной мое несчастье, но неужели вы думаете, что меня привязывает одна корона к моему мужу? Я прошу вас не разлучать меня с ним до тех пор, пока есть возможность». После чего никто ее не смел просить, и она оставалась одна в своих комнатах и ходила беспрестанно к телу без свидетелей, но в конце концов была вынуждена покориться.
20 ноября она оставила дворец, переехав в частный дом семьи Шихматовых, где пробыла десять дней. Отрывок из письма неизвестного лица из семьи Шихматовых матери: «Сего дня 18-го поутру прислал князь Волконский к моему зятю просить, чтобы он приготовил свой дом на случай всеобщего несчастья для императрицы, которую они располагали перевезти к нам…»
В том, что Волконский искал жилье для императрицы за день до смерти мужа, Барятинский видит одно из доказательств не смерти, а ухода императора. Как можно при живом человеке делать подобные приготовления? Тем более что в одном из дневников-свидетельств написано, что императору стало лучше? А вот с точки зрения Барятинского, еще одно доказательство: письмо Елизаветы Алексеевны матери, маркграфине Баденской, от «решающего» 11 ноября: «Где убежище в этой жизни? Когда вы думаете, что все устроили к лучшему и можете вкусить этого лучшего, является неожиданное испытание, которое отнимает от вас возможность насладиться окружающим…» Барятинский считает, что «неожиданное испытание» — это уход императора. Может быть, когда ты плотно «в материале», прочувствовал все до мелочи, каждый факт имеет особый смысл, но, на мой взгляд, здесь «неожиданное испытание» — всего лишь болезнь мужа.
Но помечтаем, представим себе, как все могло быть. Наверное, и раньше Александр говорил жене, что собирается оставить трон, но никогда не говорил так ясно, не те у них были отношения, а на этот раз все точки на «i» были поставлены. Он уходит с политической арены, вместо него похоронят другого. Что должна была испытать Елизавета Алексеевна? Если он сообщил свою тайну жене, то, наверное, они обсуждали их будущее. Предположим, что он предложил императрице выбор — последовать за ним или остаться в России вдовствующей императрицей. Разумеется, при всем желании она не могла выбрать первый вариант. Она была хранительницей тайны, это обязывало к определенному поведению. Разве что потом, когда страсти утихнут, она попросит отпустить ее к матери, и ей позволят уехать… А уж из Германии все пути открыты. Но куда открыты эти пути? Вряд ли Елизавету Алексеевну устроила бы жизнь в худой избе при казенном Краснореченском винокуренном заводе, а именно там жил таинственный Федор Кузьмич. Но почему обязательно Сибирь? Может, император Александр осел где-нибудь на берегах Рейна, как мечталось в молодости, или вообще уехал в Америку, уж там и вместе с супругой можно было бы затеряться. Замечательный сюжет для нашего кинематографа!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});