Читать интересную книгу Роман женщины - Александр Дюма-сын

— Не имея надобности платить за квартиру, достаточно будет 50 франков в месяц, чтобы я и эта малютка жили, как принцы.

— Вы будете получать каждый месяц 500 франков.

Женщина вскрикнула от удивления: она не могла понять, кто был этот щедрый господин.

— Каждый день, — продолжал Эмануил, — к вам будет приезжать вот эта самая карета, и вы можете кататься с моей дочерью куда хотите. Кроме того, за всем, что нужно, вы можете обращаться к моему банкиру, который вам будет давать все требуемое; но за это я прошу только одно, чтоб ребенок был так счастлив, как только может быть счастливо дитя, оставленное матерью и отцом…

— Значит, ни вы, ни ее мать никогда не приедете к нему?

— Быть может. Но если бы кто-нибудь и пришел за нею, то вы не иначе отдадите ее, как по моему письменному приказанию; вот, на всякий случай, мой почерк.

Эмануил взял перо и стал писать: «Г-ну Моро (имя его нотариуса) выдать госпоже…»

— Ваше имя, сударыня?

— Жанна Булэ, — отвечала добрая женщина, все еще не веря в действительность посылаемого ей счастья.

«…Жанне Булэ, — писал Эмануил, — сумму в шесть тысяч франков и потом будете продолжать выдавать ей же по 500 фр. в месяц, пока не получите от меня приказания прекратить эту выдачу. Наконец, все, что бы ни потребовала г-жа Булэ от имени моей дочери, как ее воспитанницы, — г-н Моро возьмет на себя труд удовлетворять ее требования. Эмануил де Брион».

— Вы должны, — продолжал Эмануил, — мало-помалу приучать дочь мою к мысли, что родители ее умерли… и когда приедут взять от вас моего ребенка, вам вручат от меня бумагу, которая совершенно обеспечит вашу будущность. Но помните, что только лицу, принесшему эту бумагу, вы можете отдать мою дочь.

— Я исполню сударь, вашу волю, — отвечала озадаченная женщина, не зная, за кого она должна принять человека, который платит по 500 франков в месяц незнакомой женщине и дает ей в подарок дом в 6 тысяч франков.

— Итак, прощайте.

— Вы уезжаете?

— Да.

— А когда приедете опять?

— Быть может, сегодня же, быть может, — никогда.

Затем он поцеловал дочь: минут пять длился этот последний поцелуй, как будто несчастный отец хотел в нем передать всю свою душу.

— Вот ее вещи, — говорил он со слезами, — наблюдайте, чтоб она всегда была хорошо одета, потому что она любит это… Я прошу вас, наконец, обращаться с нею, как бы она была ваша собственная дочь.

После этого Эмануил еще раз поцеловал малютку, отдал наполненный золотом кошелек Жанне и вышел.

— В министерство ***, — сказал он кучеру.

Мы не беремся описывать состояние души де Бриона: он не плакал, потому что есть страдания, которые сушат слезы на глазах, заставляя их падать на сердце; но при всем том сила характера этого человека была так велика, что, подъехав к бульвару, он вышел из кареты если не веселым, то совершенно покойным. Приказав доложить о себе министру, которого мы знаем уже по отношениям с Юлией, он был немедленно принят.

— Что привело вас ко мне? — спросил министр.

— Мне нужен паспорт.

— Вы уезжаете?

— Немедля.

— Куда вы едете в это время?

— Путешествовать.

— Вы нездоровы?

— Нет, но г-жа де Брион очень больна.

— Скоро вы вернетесь?

— Не знаю.

Министр, казалось, не понимал, в чем дело.

— Так вам угодно паспорт? — повторил он. — Куда именно?

— Всюду… во все страны…

— Если ваша супруга больна, то ей, вероятно, нужен теплый климат. Поезжайте в Италию.

— Пожалуй.

— Вы там встретитесь с одним из ваших друзей.

— В самом деле, с кем же именно?

— С де Грижем.

При этом имени Эмануил вздрогнул.

— Разве он уехал? — спросил он.

— Да, со своей сестрой. Он приходил свидетельствовать свой паспорт.

— С сестрой… — проговорил Эмануил.

— Это вас удивляет? Я тоже считал его единственным наследником своего рода, а оказалось, что у него есть еще сестра.

Эмануил угадал все: он чувствовал, как кровь приступала к его сердцу.

— Хорошо, я поеду в Италию, — проговорил он с усилием.

Министр позвонил; секретарь, тоже знакомый нам, явился, и министр, отдавая ему бумагу, сказал: «Прикажите выдать паспорт». Потом, обращаясь к де Бриону, прибавил: «И в паспорте будет сказано, что вы едете по казенной надобности, следовательно, вы не будете задержаны на станциях; я надеюсь, это что-нибудь да значит для нетерпеливого путешествия».

— Благодарю вас за такое внимание, — отвечал де Брион, откланиваясь.

— Не приезжала Юлия? — спросил министр своего секретаря, лишь только де Брион вышел.

— Нет еще.

— Ну так непременно будет, потому что отъезд де Бриона — ее дело.

Отсюда де Брион приехал к тестю. Старый слуга графа, отворивший теперь двери Эмануилу, был сильно встревожен. Он молча ввел де Бриона в комнату своего господина, который, казалось, не обращал вовсе внимания на окружающее.

Эмануил, подойдя к графу, увидел и его бледность, и неподвижно остановившиеся глаза, на ресницах которых висели крупные капли слез. Бедный старик был близок к помешательству, и, казалось, будучи на рубеже безумия, не сознавая своего положения, он был как бы сам удивлен этим расслаблением мозга, которое предшествует всегда сумасшествию.

— Батюшка, — сказал де Брион, становясь перед ним на колени, — батюшка, благословите меня!

Граф остановил свой взор на молодом человеке, и кроткая улыбка, в которой читалось безысходное горе, появилась на его губах; но язык его не проговорил ни слова.

— Батюшка, — продолжал Эмануил, — не находите ли чего в моих действиях, за что можно было бы порицать меня?

Граф сделал отрицательный знак.

— С тех пор, как вы вручили мне вашу дочь — не был ли я разве всегда верным и любящим ее мужем.

Граф повторил то же движение.

— Итак, мне не в чем упрекать себя; я — только невинная жертва.

Старик обнял своего зятя, и де Брион почувствовал на щеке своей след горячей и священной слезы.

— Прощайте же, батюшка! — сказал Эмануил. — Перед отъездом я хотел иметь это утешение, которое в ваших устах имеет особенную силу и святость.

После этого Эмануил встал. Граф сделал движение, чтоб удержать его или спросить; но потом глаза его опять остановились на чем-то, голова откинулась на спинку кресла, и граф, отпустив зятя, не сказал ему больше ни слова. Де Брион поехал в Отэйль, где застал свою дочь, забавляющуюся, хотя глаза ее и были красны; он провел с нею часа два, целовал ее, как бы чувствуя, что он прощается с нею навеки, поручил ее заботам незнакомой женщины и просил небо не оставить ее своим благословением. К шести часам вечера он прибыл в Париж, переоделся и отправился в оперу. Давали «Фаворитку». Из глубины ложи он прислушивался к восторженным и страстным звукам этой оперы; но после первого акта он вышел в фойе, где встретил многих из своих друзей, которые с радостью шли к нему навстречу, ибо знали о цели и успехах его поездки в К***.

Де Брион принял их поздравления как человек, знающий непостоянство всего земного; потом заглянул в ложи своих знакомых, где на вопросы о здоровье его жены он отвечал, что она чувствует себя дурно, и потому он уезжает с ней в Италию и что самое присутствие его в опере имеет целью проститься с некоторыми, кого он привык тут встречать. Приехав к себе, он нашел почтовую карету, ожидавшую его и, переодевшись в дорожное платье, помчался по дороге на юг.

Перед самым отъездом он послал просьбу об увольнении.

III

Увольнение де Бриона наделало много шума и удивляло Париж. Каждый ломал себе голову, отыскивая причины такого внезапного события, как вдруг «Монитер» напечатал следующее:

«Г-н де Брион, пэр Франции, выехал из Парижа, послав прежде королю просьбу об увольнении. Он положительно оставляет политическое поприще, чтоб иметь возможность сопровождать в Италию свою супругу, здоровье которой очень расстроено».

Это известие было сообщено министром, главным агентом которого была Юлия. Однако, несмотря на то, что любовь Эмануила к жене была всем известна, никто не верил такой внезапной перемене в состоянии здоровья г-жи де Брион, и поэтому-то начали появляться различные комментарии на это событие.

Одна Юлия знала истину. Прежде всего ее удивило уже то, что Мари не отвечала ей на письмо, которое должно было спасти бедную женщину.

«Вот, все они таковы, — подумала она с досадой, почти даже с раскаянием. — Она не боится меня более и потому не находит нужным быть мне благодарной за мое великодушие».

На другой день она отправилась к г-же де Брион, но ей сказали, что Мари еще вчера уехала за город. Так по крайней мере говорил граф д’Ерми. Но когда дошла до нее весть об отъезде де Бриона и когда, отправившись к нему еще раз, она узнала, что пакет, посланный ею на имя Мари, был отдан Эмануилу, — то Юлия уже не сомневалась более в истине.