Читать интересную книгу Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

Здесь.

Гамаш остановился. Над ним высился «Шато-Фронтенак», а чуть в стороне – сам Шамплейн, внушительный и невероятный герой, взирающий на город.

А перед Гамашем? «Старая ферма», нынешний ресторан.

Сняв перчатки, он вытащил из кармана старую фотографию, сделанную в 1869 году.

Старший инспектор отступил на несколько шагов, отошел чуть правее, остановился. Оторвал взгляд от фотографии, перевел его на реальный мир, потом снова на фотографию. Его пальцы покраснели и горели от холода, но он для вящей уверенности продолжал держать фотографию.

Да.

Это было то самое место, та точка, где сто пятьдесят лет назад в жаркий летний день стояли Патрик и О’Мара.

Они копали под «Старой фермой», и то, что они нашли, заставило этих обычно хмурых людей улыбаться. Прежде чем стать рестораном, это место, как ясно из названия, было частным домом. А до этого? До этого здесь было поле или лес.

А может быть, кладбище при церкви.

Ресторан «Старая ферма» медленно, но верно катился под уклон. Он знавал лучшие времена. Даже бомбардировка английскими ядрами не была для него такой катастрофичной, как последние годы.

Официантки в старинных костюмах, приблизительно принадлежащих той эпохе, наливали слабый кофе в дешевые белые кружки. Жесткие неудобные деревянные стулья под старину привлекали туристов, которые полагали, что очаровательный экстерьер обещает такой же очаровательный интерьер.

Их ждало разочарование.

Перед Эмилем и Гамашем поставили кружки с кофе, налитым до края. Им удалось найти скамью в углу, обитую дешевой потрепанной мебельной тканью с прорезями, заделанными серебристым скотчем.

Гамаш перехватил взгляд Эмиля. Оба испытывали неловкость оттого, что произошло с этим знаковым заведением. Старый Квебек-Сити сражался, французы доблестно защищали свое наследство, свое patrimoine[62]. Они снова и снова вырывали его из рук англичан, но только для того, чтобы столетия спустя уничтожить собственными руками.

И все же для Гамаша и его спутника сейчас имело значение не то, что внутри. И даже не то, что снаружи. Для них имело значение то, что под ними. Заказав простой завтрак – яичницу с беконом, – они принялись обсуждать различные теории. Принесли завтрак с гарниром из картошки фри и печеных бобов. Как это ни удивительно, яичница была превосходная, бекон с хрустящей корочкой, а домашние хлебцы по-настоящему домашние, теплые и вкусные. Они поели, расплатились, а потом Гамаш снова подозвал официантку:

– У меня есть еще одна просьба.

– Какая?

Она спешила. Чаевые она уже получила и теперь торопилась к другому клиенту, потом к новому, потом к следующему, чтобы заработать достаточно для крыши над головой и еды для детей. А эти зажиточные мужчины, хорошо одетые, источавшие ароматы мыла и еще чего-то, задерживали ее.

Сандалового дерева, вспомнила она. Запах был приятный, и более крупный человек смотрел на нее добрыми, задумчивыми глазами и улыбался. Но она не могла расплачиваться с домовладельцем улыбками, хотя Господь знает, она пыталась. Не могла она накормить детей добротой клиентов. Ей нужно было, чтобы эти поскорее ушли, а на их место сели новые.

– Не могли бы мы поговорить с директором? – Гамаш заметил тревогу на ее лице и поспешил успокоить: – Никаких жалоб, об этом речь не идет. Мы хотим попросить его об услуге. А может быть, и вы сумеете нам помочь. Вы знали Огюстена Рено?

– Это помешанного на Шамплейне? Которого убили? Конечно знала.

– Вы знали его лично?

– Что вы хотите этим сказать?

– Он приходил в ваш ресторан?

– Несколько раз. Его все знали. Один раз я его обслуживала. Несколько недель назад.

– Он был один?

– Всегда один.

– Вы помните всех своих клиентов? – спросил Эмиль и заслужил ее пристальный взгляд.

– Не всех, – пренебрежительно ответила она. – Только тех, кто чем-то выделяется. Огюстен Рено выделялся. Местная знаменитость.

– Но приходить он начал недавно? – спросил Гамаш.

– Пожалуй, в последние несколько недель. А что?

– Он говорил с вашим директором?

– Вы можете сами у нее спросить. – Она показала кофейником на молодую женщину за кассовым аппаратом.

Гамаш дал ей двадцать долларов на чай и пошел к женщине за кассой. Директор, вежливая молодая женщина, ответила на его вопросы. Да, она помнила Огюстена Рено. Да, он просил ее показать ему подвал. Она боялась, что он захочет начать там раскопки.

– И вы ему показали? – спросил Эмиль.

– Да. – Она смотрела на него настороженным взглядом наивной молодой женщины, которая боится ошибиться и плохо понимает, что некоторым людям можно и возразить.

– Когда это было? – спросил Эмиль спокойным, обезоруживающим голосом.

– Несколько недель назад. А вы из полиции?

– Мы помогаем расследованию, – сказал Гамаш. – Покажите нам, пожалуйста, ваш подвал.

Немного поколебавшись, она согласилась. Гамаш был рад, что не нужно получать ордер на обыск или просить Эмиля изобразить сердечный приступ, чтобы он тем временем мог незаметно проскользнуть вниз.

Подвал был низкий, и им снова пришлось пригибаться. Стены были выложены шлакобетоном, а пол залит цементом. Ящики с вином и коробки с пивом стояли в прохладных уголках, в задней комнате была сложена сломанная мебель.

Как скелеты, только не скелеты. Они не увидели никаких признаков того, что здесь когда-то было что-то иное, кроме подвала жалкого ресторанчика. Гамаш поблагодарил ее, и она поспешила наверх, а когда Эмиль добрался до середины лестницы, старший инспектор вдруг остановился.

– Что с тобой? – спросил Эмиль.

Гамаш стоял неподвижно. Невзирая на все эти флуоресцентные лампы, запах пива, картон и паутину, невзирая на ощущение усталости, навеваемое этим помещением, у Гамаша возник вопрос.

Неужели это оно? Неужели Шамплейн был похоронен здесь?

Эмиль спустился к нему.

– Что с тобой? – повторил он.

– Могу я поговорить с вашим Обществом Шамплейна?

– Конечно можешь. У нас сегодня встреча в половине второго.

– Замечательно, – сказал Гамаш и, воодушевленный, направился наверх.

Прежде чем выключить свет наверху, он снова заглянул в подвал.

– Мы встречаемся в отдельной комнате в баре «Сен-Лоран» в «Шато», – сказал Эмиль.

– Я не знал, что там есть такая комната.

– Об этом мало кто знает. Нам известны все тайны.

«Видимо, не все», – подумал Гамаш, выключая свет.

Глава двадцать первая

Они расстались у дверей «Старой фермы»: Эмиль пошел по своим делам, а Гамаш повернул направо, в пресвитерианскую церковь. У него возникло желание войти внутрь, побыть в этой спокойной обстановке, поговорить с молодым священником, у которого за душой было больше, чем даже предполагал Гамаш.

Том Хэнкок нравился старшему инспектору. И вообще, думая об этом деле, он понимал, что все его участники ему нравятся. Все члены литературно-исторического общества, члены Общества Шамплейна, даже главный археолог ему нравился. Ну или, по меньшей мере, он был готов его понять.

И все же один из них почти наверняка был убийцей. Один из них ударом лопаты пресек жизнь Огюстена Рено и закопал его в подвале в надежде, что тело зальют цементом. Если бы он при этом не перерезал телефонную линию, Огюстен Рено мог бы исчезнуть без следа, так же как и Шамплейн.

Гамаш помедлил перед фасадом Литературно-исторического общества, задумавшись о деле.

Бовуар говорил о мотиве и возможности, и, конечно, он был прав. У убийцы должны были быть причина и возможность сделать это.

Гамаш ошибся в деле Отшельника, его ослепили сокровища, он видел только фасад этого преступления, но не смог разглядеть, что прячется за ним.

Не совершает ли он ту же ошибку и сейчас? Может быть, могила Шамплейна служит тем очевидным, ярким, безусловным мотивом, который лишь скрывает истинную причину преступления? Может быть, все это не имеет никакого отношения к поискам основателя Квебека? А если нет, то что остается? Жизнь Рено была посвящена одной страсти, разве не эта же страсть стала причиной его смерти?

Гамаш поднялся по ступенькам и подергал ручку, но дверь Лит-Иста оказалась заперта. Он посмотрел на часы. Еще не было и девяти – конечно, она должна быть заперта. Положение было затруднительным, и, разумеется, потребность попасть внутрь стала еще сильнее.

Он вытащил телефон и набрал номер. После второго звонка ответил женский голос, сильный и чистый:

– Oui allô?

– Мадам Макуиртер, это Арман Гамаш. Désolé, надеюсь, я вас не разбудил?

– Нет-нет, я завтракаю. Чем могу помочь?

Гамаш замешкался с ответом.

– Понимаете, вы уж меня извините, но я как-то промахнулся со временем. Я стою перед Литературно-историческим обществом, но оно, конечно, закрыто.