Марк энергично помотал головой:
— А вы еще что-нибудь расскажете?
— Непременно. Попозже. А сейчас я лучше покажу тебе фокус. Хочешь? Смотри.
Кевин вытащил из кармана небольшую монету и положил на стол.
— Сможешь поднять ее, не касаясь ни стола, ни монеты?
— А… как же это сделать?
— А вот так.
Кевин занес руку над монетой, потом наклонился, сильно на нее дунул — и она, словно по волшебству, взлетела прямо ему в ладонь. Марк, разинул рот.
— Ух, ты… А у меня так получится?
— Конечно, но не сразу. Надо долго тренироваться. Вот ты пока потренируйся, а мы с мамой поговорим. А то мы уже давно не разговаривали, я по ней соскучился.
К изумлению Эшли, Марк подчинился беспрекословно: он немедленно занялся опытами с монеткой и часа два вообще не трогал ни ее, ни Кевина. Появился он только к ужину, чтобы заказать вареное всмятку яйцо. Кевин оживился:
— Я бы тоже с удовольствием съел пару яиц всмятку. Думаю, твоя мама мне в этом не откажет. Ты, Марк, ешь их ложкой, да? А есть способ куда лучше: режешь мягкий белый хлеб на ломтики, окунаешь каждый ломтик в яйцо — и прямо в рот. Очень вкусно. Попробуешь, если мама разрешит?
Марк посмотрел на Эшли умоляюще: она-то, в отличие от Кевина, прекрасно знала, что ее сыночек способен перемазаться до ушей, если начнет использовать кусочки хлеба вместо ложки. Однако нарушать идиллию нудными запретами ей не хотелось — она благосклонно кивнула. Кевин между тем продолжал:
— Кстати, ты знаешь, почему черная курица умнее белой? А потому что черная курица может нести белые яйца, а белая не может нести черные. Так-то. Садись поближе, дружок, не стесняйся. В конце концов, это я у тебя в гостях.
Когда Марк лег спать (не выразив ни малейшего недовольства тем обстоятельством, что малознакомый мужчина останется у них на ночь), Эшли, примостившись на коротеньком диване рядом с Кевином, негромко заметила:
— А ты потрясающе умеешь обращаться с детьми. Сколько, у тебя своих?
— По моим сведениям, вроде бы ни одного. Однажды это почти случилось, но судьба распорядилась иначе… Просто я раньше много возился с сестренкой: у нас разница в одиннадцать лет… Да нет, дети — это хорошо. У моего прадеда было семеро старших братьев и сестер, он был самым младшим и самым шустрым. В пятнадцать лет сбежал из дома, занимался черт знает чем, вел жизнь настоящего авантюриста. Говорят, у него помимо моей прабабки имелись еще две жены с выводками детишек в разных концах страны, — а ведь он вырос в строгой католической семье. Но уж больно нрав у него был буйный. А еще говорят, я пошел в него. И внешне, и не только… Мальчишка у тебя замечательный. Он чем-нибудь увлекается?
— К счастью, да. Языками. Сейчас он учит немецкий, на следующий год начнет учить итальянский. У него явные способности.
— Способности — вещь хорошая, главное — приложить их с толком. Вот муж моей сестры по специальности, как раз переводчик, но что-то эти переводы не очень его кормят. Журналистика дает ему куда больше в денежном плане. Да и сама Керри не заработает миллионов, исследуя особенности рунического алфавита… Значит, у Марка гуманитарные наклонности?
— Да, он любит читать и очень образно мыслит. Как-то он мне сказал: «Когда мы спим, наше зрение поворачивается внутрь головы, ему нечего делать, и оно придумывает сны». Представляешь? А однажды, когда ему было года четыре, он меня поцеловал и спросил: «Мама, чем ты пахнешь?» Я ответила, что намазалась кремом, чтобы лицо стало мягче. Он потрогал мою щеку и заявил: «Ну, кости у тебя пока есть».
Засмеявшись, Кевин прижал к себе Эшли и погладил, как раз по той части спины, которая упорно не хотела худеть.
— У тебя и на костях много чего есть. А это куда лучше. Мягенький оладушек, сдобный, вкусный… Пухленькая моя лапушка.
— Я не очень толстая?
— Не очень, не очень. Сколько ты всего на себя нацепила… Давай-ка лучше перебазируемся на кровать: хоть поглажу тебя с толком.
* * *
Через пару недель Кевин заявился, в самый разгар ссоры. Марк хотел погулять в маленьком парке поблизости и покататься на новеньком велосипеде, но Эшли, к приходу Кевина замысловато уложившая волосы при помощи мусса и лака, вовсе не собиралась слоняться битый час по песчаным дорожкам. Тем более недавно прошел ливень, и на сыром воздухе от ее роскошной прически быстро остались бы одни воспоминания. Марк ныл и скулил, Эшли яростно огрызалась. Вникнув в суть препирательств, Кевин спокойно произнес:
— Твои волосы великолепны, оладушек. Сиди дома, а я часик погуляю с Марком. Пойдешь со мной гулять, любитель рыбок?
Марк, не отвечая, кинулся надевать огромные кроссовки, в которых казался куда внушительнее и взрослее своих лет. Глядя, как он старательно завязывает шнурки, Кевин небрежно спросил:
— Вот скажи: если ты найдешь подкову, что это означает?
Марк поднял голову:
— Счастье?
— Нет, что лошадь ходит где-то рядом в одних носках. Готов? Давай я покачу твое транспортное средство. Вперед!
Когда они скрылись за дверью, Эшли задумалась. У сверхобаятельного Кевина несомненный талант с полуслова располагать к себе людей. Она вспомнила, как уже при второй встрече он погладил ее по голове, и с ходу назвал оладушком. Пусть даже она думала, что они провели вместе ночь (фу, до сих пор стыдно), не важно. Разве она позволила бы такую вольность другому мужчине? Да никогда! Но любые вольности в исполнении этого рыжего гиганта казались настолько естественными, само собой разумеющимися…
Однако его умение стремительно завоевывать безграничное доверие всех подряд и опасно. Она осознает: Кевин ей, несомненно, очень нравится, но она — взрослый человек, отдающий себе отчет в своих поступках, — боится привязаться, потому что прекрасно понимает, насколько он прыток в отношениях с женщинами. А вот Марк, похоже, за прошедшие недели уже безотчетно привязался к этому энергичному весельчаку. Она-то переживет, если Кевин ее бросит и поскачет дальше. А маленький? Не исключено, для него это будет куда более тяжким ударом.
Оглядевшись, она увидела под зеркалом брошенную джинсовую куртку Кевина — он не взял ее на прогулку. Эшли колебалась минут десять, не меньше. Но потом, отдав должное собственной выдержке, все же медленно приблизилась и принялась осторожно ворошить содержимое многочисленных карманов. Она как в воду глядела, исключительная интуиция (сейчас до предела обостренная электризующим влечением к этому мужчине) ее не подвела. В наружных карманах не оказалось ничего интересного: связка ключей, горстка монет, темные очки, водительские права. Зато в глубоком внутреннем кармане обнаружилась золотистая подарочная сумочка. Поколебавшись, еще секунд пять, Эшли сунула в нее нос и застыла. Внутри находился прозрачный пакет с комплектом прелестного женского белья нежно-сиреневого цвета. И судя по указанному на пакете размеру, игриво-вызывающие кружева и тесемочки явно предназначались не Эшли, а какой-то тощей пигалице, мельче ее раза в три.