Читать интересную книгу Желтый дом. Том 1 - Александр Зиновьев

— Для ясности ума и спокойствия души.

— Не в этом суть. Ясность ума и спокойствие души не приносят именно ясности ума и спокойствия души.

— Опять парадоксы?

— Опять одиночество. Вам, старикам, не понять нас, молодых. Наша жизнь напоминает наши универсальные магазины: всего вроде бы полно, а того, что тебе нужно и отвечает твоим вкусам, нигде нет. Мне, например, нестерпимо нужна Она, но моя и единственная.

— Таких теперь нет.

— Потому я и жажду Ее.

Тоска по Джульетте

Блондинку, брюнетку, невинную, с опытом,

Юную деву и женщину в летах

Готов променять я отдельно и оптом

За одно лишь свиданье с тобою, Джульетта!

Дон Жуан, Казанова, Ловлас... Ну их всех!

Наше время совсем позабыло про меру.

Ну а я поменял бы подобный успех

На возможность погибнуть, как юный Ромео.

О религии

Раньше думали, что пути нашей жизненной судьбы пишутся на Небе. И были в общем и целом правы. Только ошибались в том, что думали, будто Небо находится на небе. А оно на самом деле находится на Лубянке и в ее окрестностях. Если бы однажды архивы Лубянки были открыты для всех желающих, то даже сам Бог был бы потрясен обилием собранных здесь сведений. Зачем? На всякий случай. Чтобы граждане чувствовали, будто ни один шаг их не ускользает от внимания Партии и Правительства в лице Органов ГБ, и все происходит с их ведома и разрешения. Случись что с МНС, например, или с Учителем. И спросит их суровый следователь КГБ, о чем они беседовали тогда-то и тогда-то. Не помню, скажет МНС, ибо пьян был. Не помню, скажет Учитель, ибо был не вполне трезв. Ну что же, скажет спокойно Следователь, я вам напомню. Слушайте!

— Чтобы разобраться в религии, — сказал тогда Учитель, — нужен научный метод мышления. Ничего парадоксального в этом нет. Просто в этом особенность нашего времени.. И особенность проблемы. Дело в том, что главная проблема религии в наше время — не прошлая история религии, а зарождение религии в современном антирелигиозном обществе. Подчеркиваю: не оживление старых религий, а возникновение какой-то религиозности на пустом месте. Это, конечно, абстракция: мы должны допустить, что от старых религий не осталось ничего, и выяснить, что нужно, чтобы религиозность появилась вновь. Но эта абстракция соответствует фактическому положению дел. Старые религии обречены, ибо они неадекватны условиям нашего общества. Настоящая религиозность вырастает не из старых религий, а совсем из иных источников. Тут никакой филиации идей не бывает.

— Что это тебя понесло в сторону религии, — сказал МНС. — Если мне не изменяет память, Бога ты до сих пор поминал, лишь когда выражался матом.

— Я и сейчас хотел бы так выразиться, — сказал Учитель. — Я встретил вчера одного ублюдка, который вопил о возрождении православия. А сам, между прочим, еще с университета сотрудничал с КГБ. Он говорил о том, что многие у нас веруют тайно. Что это за верующие?! Тайно веруют, а в обычной жизни ведут себя как неверующие! Разве в этом суть религии? Фактически верующий всегда поступает согласно своей вере. Тайно верующий — обман. Кроме того, настоящая религия должна возвышать человека до уровня Бога, а не опускать до уровня убогих и старух.

— Откуда тебе известно, что есть подлинная религия? Ты же вроде бы этим никогда не интересовался.

— Ерунда. За хорошую выпивку с закуской я мог бы такую лекцию закатить на эту тему, что ахнули бы. Суть-то дела тут банальна. Если выбросить из религии претензию на объяснение природы, общества и человека (а в наш научный век это сделать следует), а также на духовный контроль и единение (в наше время с этим прекрасно справляется идеология и пропаганда), то в ней остается только нравственное учение. Под нравственностью теперь понимают все, что угодно. Даже, например, совет не ковырять в носу и не портить атмосферу в обществе относят к области нравственности. Нравственность же в собственном смысле слова считают идеалистическим вздором. Ее-то я и называю религиозностью. Что это такое? Смешно слышать от тебя такой вопрос. Ты парень неглупый и сам мог бы что-нибудь выдумать.

— Мог бы, но не хочу. К тому же я хочу знать, что ты по этому поводу думаешь.

— Я еще не знаю, что именно я думаю по этому поводу, но высказаться могу.

В это время собеседники как раз миновали обосранно-го голубями Маркса, не удостоив его внимания, и не спеша двигались в направлении к Железному Феликсу, которого голуби панически боятся и облетают стороной. За ними лениво брел Переодетый Агент и прислушивался к болтовне. Учитель, чувствуя чье-то внимание к своим речам, говорил нарочито громко и отчетливо: переодетые агенты тоже люди, пусть хотя бы они слушают его замечательные речи!

— Начнем с примера. Ты, допустим, знаешь, что этот человек — убийца. Будет ли добром, если ты поможешь ему избежать правосудия? Затрудняешься ответить? То-то! А между тем вопрос тривиален. Этот вопрос вне морали в том смысле, о каком мы говорим, то есть вне религиозности. Почему? Да потому что религиозность не касается поступков людей, подлежащих правовой оценке. Помнишь: оставь кесарево кесарю, а Богово Богу. Если поступок разрешен или запрещен правом, он не подлежит морально-религиозной оценке.

— Превосходно, — говорит МНС. — Ну а если кто-то шлепнет Генсека или даже самого Шефа КГБ?

Услыхав такое, Переодетый Агент буквально повис у них на плечах и задышал в них омерзительным перегаром.

— Этот подонок, — спокойно сказал Учитель, — с утра выпил стакан «сучка» натощак, потом выпил кружку пива и съел прошлогодний бутерброд со шпротиной, наконец, хватил стакан портвейна «Росглаввино», причем — за чужой счет. Бездарно!

— Они, — сказал МНС, — во всем бездарны, и в выпивке — в первую очередь. Так как же с моим вопросом?

— Твой вопрос поставил меня в тупик. С одной стороны, Генсек и Шеф — тоже люди, и убивать их грешно. Но что это за люди, знает даже этот подонок, следующий за нами. Одно название — люди. Так что выход тут возможен двоякий: либо исключить их из числа людей и рассматривать наподобие скорпионов и крыс, либо слово «шлепнуть» истолковать в духе идей нашей либеральной интеллигенции. Шлепнуть — не убить, не так ли? Зайдем?

Собеседники как раз подошли к забегаловке и автоматически направились в нее, так что вопрос Учителя был лишен смысла. Переодетый Агент последовал за ними и расположился за одной с ними стойкой.

— Ты что пьешь? — спросил Учитель у него.

— Все равно что, — ответил тот как ни в чем не бывало. — Но вы, ребята, не беспокойтесь, я ведь не такой. А загибаешь ты здорово, интересно слушать. Давай, крой дальше. Значит, если шлепнуть кого-то из Этих, то это — не грех? А мы недавно одного сектанта задержали за попытку покушения на.... в общем, на видного деятеля. Так он категорически отрицал это, говорил, что согласно религии убийство даже партийных и кагэбэвских начальников Даже и в мыслях грешно. Как же так?

— Очень просто, — сказал Учитель. — Конечно, мысль с точки зрения религии тоже есть дело. И плохая мысль есть злое дело. Но если ты задумал делать зло, а сделал добро, то задуманное зло тебе не зачтется. К примеру, задумал убить высшее лицо — зло. Но если вместо этого ты его не убил, а всего лишь шлепнул, — добро.

— Ну и хитер же ты, — сказал Агент. — Профессор небось? Нет? Странно. Я бы лично тебя академиком сделал. Повторим?

Они повторяют. И еще раз повторяют. Их стойку тесно обступают всякого рода подозрительные субъекты. И они уже не считаются с основными постулатами трепа — время, место, компания.

— Жизнь скоротечна, — кричит Учитель. — Длина жизни не совпадает с числом прожитых лет...

— Подсунули мне рукопись одного прохвоста, — мычит МНС в ухо Агенту, — а я ее того... Понимаешь? Нет? Ну дурак!..

Из рукописи

Февральскую революцию мы, ученики Энской мужской гимназии, встретили именно так, как она того заслуживала: мы поняли, что теперь можно учиться как попало, зато валять дурака можно как следует. Мы шлялись по митингам и собраниям, совали свой нос во всякие партии и союзы, смеялись над царем и Керенским, совращали духовно девочек из женской гимназии, а сами совращались телесно в публичном доме неподалеку от нашей мужской гимназии. Впрочем, девочки проводили время в обществе юнкеров и офицеров артиллерийского училища.

Незабываемое время! До сих пор с волнением вспоминаю о нем. Прожив долгую и трудную жизнь, я пришел к выводу, что в публичных домах есть свой плюс. Если их организовать на высоком государственном уровне, то их можно будет использовать как мощное средство коммунистического воспитания населения страны, и в первую очередь — молодежи. Такие дома надо открыть не только для мужчин, но и для женщин. Следует, очевидно, ввести несколько типов их с учетом возрастных, профессиональных, национальных и других особенностей. Например, научная интеллигенция предпочитает тощих костлявых баб с узкими задами и широкими плечами, партийные работники и директора предпочитают полных ширококостных женщин до тридцати лет, грузины любят блондинок и несовершеннолетних девочек, а армяне — глупых жирных старух и мальчиков. При таких домах (секс-клубах) следует наладить пропагандистскую работу под контролем райкомов и горкомов партии и комсомола, развернуть художественную самодеятельность. Бильярд. Буфет. Циклы лекций о технике любви с наглядной демонстрацией. Думаю, что мы до сих пор ошибочно нигилистически относимся к этому завоеванию культуры прошлого, считая его специфическим продуктом классового общества. Бардак, как и язык, не есть надстройка над буржуазным базисом и не имеет классовой природы. Он общечеловечен. И возник он задолго до раскола общества на антагонистические классы. Перейдя на службу трудящихся, он становится неотъемлемым элементом коммунистического образа жизни.