Читать интересную книгу Синий мир - Роберт МакКаммон

— Ванд! Ты что! Тебе повезло! Ты встретился с Белым и его Желторотиком!

Я смекнул, что Желторотик, видимо, это кличка канарейки, и говорю:

— Но тот старик уж точно не белый!

— Заткнись, парень, — говорит мне Стретч, — или ты хочешь проявить неуважение к Белому, а?

— Нет, — говорю, — я не хочу проявить неуважение. Я вообще ничего не хочу. Только как вертухаи позволяют этому старику держать птицу? — Я же помнил, как кэп зачитывал правила и при этом рычал так, что у меня поджилки тряслись. — Не думал, что здесь такое допускается.

— Белый — особстатья, — сказал Маккук. — Вертухаи его не трогают.

— Да, и все знают почему, — добавил Брайтбой, при этом нагнулся так низко, словно говорил своей тени. — Белый — вуду, понял? Бог свидетель, он знает язык заклинаний.

— Но его заклинания не помогают ему выбраться отсюда, — рассмеялся я.

Они посмотрели на меня как на таракана. Стретч положил мне на плечо руку, а рука у Стретча очень тяжелая.

— Слушай сюда, — сказал он, и глаза его сверкнули так, что мне показалось, будто мы уже никогда с ним не будем друзьями. — Белый Латроп здесь у нас самый главный. Если не веришь в силу магических заклинаний — дело твое. Его это не касается. Но не вздумай отзываться неуважительно о Белом, иначе тебе придется иметь дело со стариной Стретчем, понял?

Я моментально согласился. Кому захочется испытать на себе кулаки Стретча? Нет, сэр!

— Белый Латроп — вуду, — своим низким голосом повторил Стретч, — а Желторотик — не простая птичка. Желторотик кое-что знает, и рассказывает об этом Белому.

— О чем знает? — набрался я храбрости.

— Желторотик по ночам улетает из клетки, — сообщил Брайтбой, и было смешно видеть, как этот здоровый бугай говорит шепотом. Он поглядел куда-то мне за спину, лучи заходящего солнца упали на его широкое лунообразное лицо. Я почувствовал, что взгляд его устремлен на высокий забор с колючей проволокой, и на высокую изгородь за ним, и на серую бетонную стену, на которой восемь человек навсегда распрощались с мечтой через нее перебраться, и на бурые пыльные холмы и чахлые леса, которые окружают Брик-Ярд на многие мили. — Желторотик улетает, — повторил он. Тень его падала на мелкоячеистую сетку ограды. — Из клетки, в окно, из блока «А» — и полетел.

— Куда полетел? — не понял я.

— Через забор. Через стену. На волю, и потом возвращается обратно в клетку. Перед восходом, перед побудкой. И рассказывает Белому, где летал и что видел. Рассказывает о городах и зданиях, полных огней, о людях, которые веселятся на танцульках, и о музыке, которая рассыпается по улицам, как серебряные монетки. — Брайтбой даже улыбнулся, представив себе все это, и я тоже улыбнулся, будто сам увидел. — О, этот Желторотик бывает в удивительных городах, в таких местах, о которых ты понятия не имеешь, но всегда мечтал побывать там.

Он говорил красиво, но меня таким надолго не проймешь.

— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Если Белый сидит в блоке «А», откуда ты знаешь? — Дело в том, что общение между разными блоками запрещено.

— Это все знают, — ответил Стретч, и по тону, каким он произнес это, я понял, что спорол полную чушь. — А кроме того, раз в шесть месяцев происходит ротация. Чтобы не успели снюхаться и сколачивать шайки. Два года назад я сидел с ним в блоке «Е». За три камеры от него.

— А я сидел напротив в восемьдесят первой, — подключился Маккук. — В блоке «Б». Да, сэр, я своими глазами каждый день видел эту птичку — она летала, как солнечный лучик!

— Ну-ка постойте, — сказал я. Мне пришла в голову одна мысль, и надо было ее проверить. — Сколько лет сидит Белый?

Стретч сказал, лет сорок. Маккук предположил, лет тридцать пять. Брайтбой считал, что где-то между.

— А сколько лет живет птичка? — спросил я. — Ни одна канарейка не проживет сорок лет!

— Желторотик всегда был здесь, — сказал Стретч. — Всегда. Он не умирает. Белый — вуду, а Желторотик — его дух.

Тут крыть было нечем, но я еще некоторое время размышлял про себя на эту тему, пока мы возвращались со спортплощадки.

Я пошел на повышение. Оставил мусорные баки и получил тряпку со шваброй. За мной закрепили механическую мастерскую, о Боже, сколько же там было грязи! Никогда не понимал, зачем тут существует мехмастерская. Здоровые парни, у которых туча свободного времени, ковыряются со всякими железками, колесиками и винтиками, мастерят какие-то моторчики. Ну, может, кто-нибудь починяет электричество в Брик-Ярде, или еще что-нибудь в этом роде. Но вот однажды, помню, еще дождь шел, в окна просто хлестало, и мне постоянно приходилось гонять лужи, меня окликнули.

— Ванд! Пойди сюда, сынок! — Я узнал голос Пелла Доннера. — К нам пришел Белый!

Я вышел и тут увидел его — черного африканца с белыми волосами, заплетенными в косички. Только в тюремной робе он был еще костлявее. Похоже, на лице его все-таки смогли разместиться новые морщины, а рубашка и брюки казались просто огромными, хотя могу поклясться, в тюремной прачечной меньшего размера просто не найти. Он стоял в окружении человек десяти-одиннадцати, а ладони держал ковшиком, но я разглядел этого Желторотика в клетке, которую он смастерил из собственных пальцев. Канарейка трепыхалась и норовила вылететь у него из рук.

Вас там не было, поэтому вы не знаете, как выглядят взрослые мужчины с детскими лицами. И была тишина, клянусь Богом! Даже Руфус Клейтон молчал, хотя заставить его замолчать можно, только забив кулак ему в глотку. Говорил Белый — он говорил, и приподнимал руки, и слегка как бы дул на Желторотика. Но что-то произошло с его легкими. В них что-то урчало и булькало, как в трубах, когда вода заканчивается, и ему было трудно дышать. Я подумал, наверное, рак или что-то в этом роде.

— Желторотик летал нынче ночью, — хриплым голосом говорил Белый, и глаза его сверкали за тонкими стеклами очков, как у привидения. — О да, он летал очень далеко и очень быстро. Правда? — Он взглянул на Желторотика, и маленькая птичка склонила головку набок, словно соглашаясь. — Вот интересно, где же он был?

— Во Флориде, где не льют по два месяца подряд дожди, — сказал Билли Дэвис.

— Летал в большой город, — предположил малыш Мердок. Голос его напоминал звук трубы нью-орлеанского оркестра. — Где всю ночь горят фонари, а по улицам гуляют красивые женщины.

— В деревню. — Это подал голос новый парень, имени которого я не знал. — Над фермой, где пахнет зеленью.

— В Мэйсонвилл. — Это я сказал. Не знаю почему. Белый поднял голову. Крылья канарейки затрепыхались, и он прижал ее к своей впалой груди.

— Мэйсонвилл? Кто это сказал?

Малыш Мердок ткнул в мою сторону большим черным пальцем. Кто-то посторонился, кто-то подтолкнул меня, а в результате мы оказались лицом к лицу с Белым. Он кивнул и слегка улыбнулся.

— Я тебя помню, — сказал он. — Ты больше не Ванда?

— Меня теперь зовут Вандом.

— Я понимаю почему. Ты что, вообще не ешь?

— Я еще расту, — пояснил я, а он засмеялся и закашлялся одновременно, а потом сказал:

— Мы все растем.

Потом он встал совсем близко, я видел его яркие горящие глаза прямо перед лицом, и хотел отступить от полыхающего в них пламени, но не стал. Помню еще, что все машины оказались выключены и в полной тишине я услышал, как стучит мое сердце.

— Да, сэр, — заговорил он. — Я уверен, что Желторотик сегодня ночью летал именно в Мэйсонвилл. Он пролетел над самым центром города. Погоди, я проверю. — Он поднес канарейку ко рту и тихонько посвистел. Потом переместил ее к своему уху, та склонила головку, но я ничего не услышал. — Да, сэр, — повторил Белый, снова сжимая птичку в ладонях. — Желторотик действительно летал в Мэйсонвилл, и хочешь знать, что он рассказал? Мэйсонвилл — это город с двумя улицами, одна идет к нему, другая — от него. В Мэйсонвилле есть парк, очень большой парк, а в нем полно фонарей, которые заливают все золотистым светом. Там есть парковые скамейки, и Желторотик видел на скамейках влюбленных, они сидят в золотистом свете, да, красивые мужчины и женщины, и они говорят о любви. А вокруг парка раскинулся город, и город тоже весь полон огней, так что там на самом деле никогда не бывает совсем темно и люди ходят по улицам, когда им вздумается. Вчера ночью над Мэйсонвиллом сияли звезды и светила луна. Такая луна, которая бывает только в Мэйсонвилле. Ни в каком другом месте на свете такой луны не увидишь, потому что она величиной со все небо, такая огромная. И там тепло от луны, и Желторотик все это видел, когда сидел на ветке сосны в том самом парке. Желторотик принес с собой запах свежих сосновых иголок и теплого ночного воздуха. Вот, чувствуете? — Он глубоко вздохнул, и все тоже вздохнули. — Свежие сосновые иглы, — сказал он. — Яркая луна. Красивые мужчины и женщины в золотистом свете, под звездным небом. Вот что увидел Желторотик в Мэйсонвилле. А ты видишь?