расходы давал Белецкий. Андроников виделся с Распутиным ежедневно. Это был (в теории Хвостова — Белецкого) гувернер старца. Он должен был принимать от Распутина все поступающие к нему просьбы, письма, разбираться в них и передавать Хвостову с Белецким. Но вся эта затея не удалась с самого же начала. В квартире Распутина (Гороховая, 64), в его приемной, с утра толпилось много народа. Люди всяких званий. Больше всего дам. Бывали священники, иногда даже офицеры, очень молодые. Много несчастных.
Распутин выходил в приемную и обходил просителей. Расспрашивал, давал советы, принимал письменные просьбы, все очень участливо, внимательно. Иногда шарил у себя в карманах и совал просительнице деньги. Одна интеллигентная женщина жаловалась, что муж убит, пенсии еще не вышло, а жить не на что. Помогите, не знаю, что делать. Распутин зорко смотрит на нее. Треплет свою бороду. Быстро оборачивается, окидывает взглядом просителей и хорошо одетого господина, говорит: «У тебя деньги ведь есть, дай мне». Тот вынимает из бокового кармана бумажник и подает что-то Распутину. Посмотрев, Распутин берет просительницу за плечи: «Ну, пойдем». Проводит ее до выходных дверей. «На, бери, голубушка, Господь с тобой». Выйдя на лестницу и посмотрев, что сунул ей Распутин смятыми бумажками, она насчитала пятьсот рублей.
Некоторым он давал записки к разным министрам. На восьмушке простой бумаги он ставил сверху крест. Затем следовало: «Милой, дорогой, сделай ей, что просит. Несчастна. Григорий». Или: «Прими, выслушай. Бедная. Григорий». Все изображалось страшными каракулями и безграмотно.
Одному было написано: «Милой, дорогой, прими его. Хороший парень. Григорий».
Некоторых дам принимал особо, в маленькой комнатке с диваном. Иногда просительница выскакивала оттуда раскрасневшись и растрепанной. Некоторых, по серьезным делам, принимал по сговору, в назначенный час. Но это устраивалось обыкновенно через его доверенное лицо — Акилину. Акилина уговаривалась, сколько надо заплатить. Она же была шпионка, приставленная А. И. Гучковым следить за всем, что делается у Распутина. Ее умно просунули, как сестру милосердия, массировать императрицу. Устроила, конечно, Вырубова.
Некоторые лица, получив такую писульку, исполняли просьбу и даже сообщали о том по телефону на квартиру Распутина. Распутин бывал очень доволен. Некоторые рвали послание и отказывали в просьбе. Об этом просители обычно сами жаловались старцу. Тот бросал обычно: «Ишь ты, паря, какой строгий. Строгий!» Это было все; но при случае он говорил про такого нелюбезного человека: «Недобрый он, недобрый!»
Такой установившийся уже порядок на Гороховой совершенно парализовал гувернерство Андроникова, которым хотели обуздать Распутина. Кроме того, он сам иногда, невзначай, приезжал к Хво-стову или Белецкому на службу, что уже совсем не устраивало тех, так как они вообще хотели скрыть свою дружбу с Распутиным. Белецкий долго скрывал это даже от своей жены. Белецкий придумал держать старца в руках двумя начатыми против него дознаниями. Дознаниями, которые при их естественном ходе могли совершенно скомпрометировать, если не потопить, Распутина.
Еще летом того года, проезжая на пароходе по Тоболу, в сопровождении агентов, Распутин напился пьян, наскандалил, оскорбил лакея и вообще вел себя настолько неприлично и буйно, что по распоряжению капитана парохода был высажен на берег. Пострадавший же лакей подал на него жалобу. Началось дело. Законченное дело попало в руки губернатора Станкевича, а тот препроводил его министру внутренних дел — ныне Хвостову.
Второе дело возникло тоже в Сибири летом. В пьяном виде Распутин позволил себе непристойно выразиться про императрицу и про одну из великих княжон. Началось дело об оскорблении величества. Это дознание производилось в Тобольском жандармском управлении и было представлено по начальству в Петербург с весьма нехорошей для Распутина аттестацией. Оно попало в руки Белецкого. Хвостов и Белецкий, вместо того чтобы дать делам законный ход, задержали их и, имея их в руках, решили держать ими самого Распутина. Белецкий мягко, но серьезно сообщил о делах Распутину. Тот струсил и просил не говорить о них даже и Аннушке. Но Хвостов и Белецкий, конечно, осведомили о них А. А. Вырубову и разыграли перед ней доброжелателей старца, которые постараются выручить его из «грязной истории». Та, конечно, передала обо всем царице. Распутин сжался и стал побаиваться и Хвостова, и Белецкого. Про первого он сказал одному своему приятелю: «Толстый-то ненадежен». Про Белецкого же выразился: «Уж больно много знает!»
Полагая, что Распутин уже у них в руках, Хвостов и Белецкий надумали удалить на некоторое время Распутина из Петербурга для посещения святых мест, и прежде всего Верхотурьевского монастыря. В качестве компаньона и руководителя решили дать ему его приятеля игумена Тюменского монастыря иеромонаха Мартемиана. Тот любил выпить и был лично известен Хвостову по совместной службе в Вологодской губернии. Хвостов был уверен, что Мартемиан сумеет устроить интересное для Распутина путешествие, споить его и задержать долго вне столицы. Деньги же на поездку дадут Мартемиану. Игумена вызвали телеграммой в Петербург.
Этот план должны были поддержать находившиеся в Петербурге тобольский епископ Варнава и архимандрит Тобольский Августин, оба приятели Распутина, простые люди. Они жили в квартире Андроникова, из любезности князя. Их убедили в полезности проектируемой поездки, и они обещали уговорить Распутина. Приехавший Мартемиан остановился также у Андроникова. У нас в доме острили, что у Андроникова целый монастырь. Когда приехал Мартемиан, стали проводить план. Хвостов лично занялся Мартемианом. Варнаву, Августина, Мартемиана хорошо одарили деньгами. Получил хорошую сумму и Андроников за издержки гостившего у него духовенства. Распутин поддавался туго. Его задобрили тем, что Хвостов провел назначение в Самару его недруга, тобольского губернатора Станкевича, а в Тобольск был назначен из Перми Ордовский-Танаевский, которого любил почему-то Распутин и за которого неофициально хлопотала Вырубова.
Распутин как будто соглашался на отъезд. С ним толковали о святых местах. А. А. Вырубова ничего положительно не говорила. Тогда был сделан решительный шаг. Белецкий свез на квартиру Вырубовой оба дознания про Распутина и, как доказательство расположения со стороны Хвостова и его, Белецкого, вручил дознания, подарил А. А. Вырубовой, прося доложить о том во дворце. Он подтвердил, что дела надо считать окончательно ликвидированными. Вырубова благодарила.
С этого момента вся обстановка изменилась. Распутин как бы вырос. Он заявил категорически, что никуда из Петербурга не поедет. А. А. Вырубова уклонилась от каких-либо по этому вопросу объяснений. Хитрый мужик провел министра и его помощника. Андроников заливался мелким смехом, как опростоволосились министры. Духовенство уехало из его гостеприимной квартиры. А Хвостов, много позже, рассказывал мне, что та поездка была задумана им с целью сбросить Распутина с площадки поезда. Это должен был проделать игумен Мартемиан, которого даже сделали архимандритом. Но что все испортил Белецкий, который выведал у пьяного Мартемиана весь этот замысел и