— Ой, хватит, — махнула она рукой.
— Сонь.
— А?
— Я на сеансе у психотерапевта был. Пока на одном, но я сделал как ты просила — пошел лечить ментальное здоровье.
Это был интересный, хоть и жутко некомфортный опыт.
— И? Что он сказал?
— Сказал чтобы я перестал делать то, что от меня ждут, и делал то, чего хочу сам, — улыбнулся широко, говоря это. — Двенадцать тысяч за этот совет отдал.
— Следуй ему.
— Я следую, Сонь.
— Чай будешь?
— Мне пора. Я завтра заеду в то же время, если ты не против.
— Я не против.
Соня пошла провожать меня к двери, и у неё обратилась несмело:
— Как Полина?
Слышать это имя уже не могу.
— Крыша у неё поехала, — ответил, поморщившись. — Окончательно.
— Может, снова актерствует?
— Нет. У неё припадок был. Может, его бы купировали, подлечили и отпустили, но Полине вкололи сильное успокоительное. И подействовало оно странно: ей стало хуже.
— А ребёнок? — прошептала Соня.
— Пока ничего не ясно. Я буду держать тебя в курсе. Пока.
Быстро склонился, поцеловал жену, и вышел из дома.
Матвей — это больная тема для меня. Он находится в центре временного содержания, с сыном работает психолог. Мота сильно травмировала Полина. Всё же, для Матвея я — приходящий папа-праздник, а Полина, какой бы она ни была, самый родной человек. Мот бесконечно доверял ей. Он мал, но он понял что Полина хотела причинить ему зло. И это глубоко ранило сына.
Я так и не виделся с ним. Психолог не рекомендовала. Я был там, на дороге, вместе с Полиной и Мотом. И я тоже травмирующий фактор для ребёнка.
Его не отдают мне — по документам я Моту никто. Его не отдают и Даше, сестре Полины — всё из-за состояния сына.
Но сегодня меня попросили приехать, и попытаться поговорить с Матвеем. Возможно, ему станет лучше от встречи со мной.
А возможно и хуже.
Глава 57
ДЕНИС
Я — к повороту, а мне навстречу — машина такси. Из неё вышла Аня.
Просигналил, сестра вздрогнула. Открыл окно, она как раз приблизилась.
— Привет.
— Привет. Ты к Соне?
— Да, — смутилась она. — В третий раз её навещаю. Ты не против? Денис, ты не думай, я ничью сторону не выбирала, просто ты занят, а твоя Соня… мне хорошо здесь, в этом доме, — кивнула она на наш с женой дом.
Вернее, уже не мой дом. Пока не мой. Временно.
— Артур делами занят, отец — он сам не свой. Когда к нам приезжал — спокойным был, а сейчас загруженный, недовольный, рычит на всех.
— И на тебя рычит?
— На меня не рычит, но сути это не меняет. Я потому к Соне и повадилась ездить — у неё родители приятные, и сама она милая, а ваш Макар и вовсе — прелесть, — лицо Ани посветлело, она улыбнулась мечтательно, но почти сразу улыбка её померкла. — Прости, на больное давлю, да?
— Нормально. Прорвёмся.
— Ну и вид у тебя. Ты по делам?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Можно и так сказать.
— Прокатиться с тобой? Давай, открывай дверь, к Соне потом заеду. Думаю, поддержка тебе не помешает.
Открыл. Аня села рядом со мной, и стало не так одиноко.
— Если хочешь — выговорись, не хочешь — просто помолчим, музыку послушаем. Силой тянуть из тебя ничего не стану, но рядом побуду. А то у тебя и правда вид…
— Какой?
— Мама всех измотанных и угрюмых мужчин бирюками называет. Вот и ты сейчас как бирюк, смотреть больно.
Хм, вроде с утра в зеркале обычный я отражался. Да, сдулся немного, вес скинул, потому что не до спорта сейчас из-за восстановления. Но лицо даже посветлело. А Аня говорит — бирюк.
Неплохая она — Аня. Я мало что знаю про них с Артуром, но то что знаю — Аню все берегли. Она такая… девочка-девочка, как из позапрошлого века: не очень самостоятельная, спокойная, ранимая и добрая. А может, я снова обманываюсь — с этим у меня проблем нет. Но, черт возьми, Аня права: мне нужна поддержка! Друзья у меня есть, но у Давида у самого развод и депрессия в связи с ним, а Данила мои финансы беспокоят, и каждый разговор он сводит к тому, что я олень, который себя позволил облапошить. И выговориться я смог только психоаналитику. Хотя есть еще Расул — он предлагал услуги «жилетки»…
— Ты с отцом совсем никак?
— Нет, Ань. Всё. С матерью буду общаться, хотя…
Поморщился. Не договорил. Если отец запретит — мать даже тайком на мои звонки отвечать не станет, а уж явно ему наперекор и вовсе не пойдёт. Отец не любил меня открыто, а мама… она тоже меня не любила, правда, и неприязни у неё ко мне не было: кормила, одевала, поделки в школу помогала делать, не кричала, не била, улыбалась и иногда по голове гладила. Но я всегда чувствовал — не любит.
Я рос, осознавая себя каким-то заштатным из-за этого. Одноклассницы влюблялись, девчонки со двора тоже, да и в зал к нам ходили любительницы тестостерона. Были и внешность у меня, и победы с раннего возраста, и девчонки — а чувствовал я себя все равно неудачником, пока Соня не появилась.
Полюбил её так, что дух захватывало. Добивался её. И мне даже в голову не приходило что она полюбит меня, а она вдруг взяла и полюбила в ответ. И я себя человеком почувствовал. А затем у нас Макар появился: я хотел, я просил его, а когда Соня на последних месяцах была — испугался, вдруг не смогу своего ребёнка полюбить? Но едва на руки его взял — страхи меня оставили, полюбил с первого взгляда.
— Я к Матвею еду, Ань. Ты знаешь про него, или рассказать подробности?
— Знаю.
— Такой позор, знаешь, — криво улыбнулся, глядя на дорогу. — Я так сильно пытался убедить себя в любви к Моту… я же должен сына любить, так? А я не смог. Он хороший мальчик, живой, общительный. Внешне — копия моя. А я не могу. Не могу, и всё тут! На себя злился из-за этого, его жалел, себя винил, Макар из-за моего раздрая пострадал… а любви к Матвею как не было, так и нет. Наверное, я вылитый отец.
— Не говори так!
— Самое ужасное: я в Матвее себя вижу, разве что надо мной угроза детдома не висела, я с родными людьми жил. Но все равно не нужен был никому. Должен же хоть из-за этого полюбить сына! Ущербный, видимо.