Другим способом вложения денег была покупка поместий. Буржуа приобретал землю разорившегося феодала со всеми правами, связанными с нею, вплоть до пользования титулом владельца и поборами с крестьян. Права эти подтверждались королевским патентом, и буржуа-землевладелец через некоторое время «одворянивался» — хотя родовые дворяне не считали его своим и он не имел, например, права устанавливать над своим домом флюгер.
Можно было также вкладывать деньги в государство, приобретая для себя и своих потомков должности, дающие право войти в так называемое «дворянство мантии», идущее по значению после «дворянства шпаги». Такие должности покупались за сумму от 30 до 100 тыс. ливров[208], но обеспечивали потом доход (не считая выгоды стоять близко к правительственным и государственным постам); они могли передаваться по наследству, как всякое другое имущество; правительство лишь взыскивало с этого наследства особый налог, именуемый «полетта».
* * *
К концу правления Ришелье и Людовика XIII Франция могла продолжать свое участие в войне лишь с чрезвычайным финансовым напряжением. Поэтому с самого начала царствования малолетнего Людовика XIV (за которого правила его мать Анна Австрийская, объявленная регентшей королевства, а фактически ее фаворит и первый министр кардинал Джулио Мазарини) повторились те же трудности, что и после смерти Генриха IV. Война еще длилась, а при дворе уже образовалась группка знати (включающая ближайших родственников короля — его дядю Гастона Орлеанского, принцев Конде и Конти, герцога Бофора и Гонди), пользующаяся слабостью регентши, чтобы потребовать от нее наград и пенсий, а заодно и удаления Мазарини от власти. С этим преемнику кардинала Ришелье удалось справиться довольно легко: часть претензий одних была удовлетворена, других отправили в ссылку, и вельможи на некоторое время притихли.
Гораздо сложней было справиться с народом: разоряемые солдатскими постоями, сборщиками налогов и откупными приставами, крестьяне не могли и не хотели больше терпеть: после Ришелье народные бунты продолжались — весной 1643 г. произошел мятеж в Руэрге, а вскоре восстания перекинулись на другие провинции, в Гиень-и-Гасконь, Сентонж, Ангумуа и Пуату. Часть повстанцев уходила в горные и лесистые местности; другие, вернувшиеся в свои хижины, отсиживались, не подавая признаков бунта, но и не уплачивая накопившихся недоимок [209]. Волнения продолжались также в Лангедоке, Провансе и Турени, они волнами перекатывались с запада на восток и с юга на север страны.
Из правительственной переписки эпохи видно, как были озабочены правящие круги проблемой локализации беспорядков, как пробовали умиротворить страну, где незначительными уступками, где террором. Местами провинциальные парламенты шли навстречу требованиям народа и издавали постановления об отсрочке или сокращении платежей, но это еще больше способствовало возбуждению крестьян, уверенных в том, что сами власти на их стороне, против откупщиков и сборщиков налога. Усмирение также далеко не всегда приводило к ожидаемым результатам, ибо зверства усмирителей, вызывая ожесточение крестьян, толкали их на еще большее сопротивление.
Волнения не ограничивались деревней, известны непрекращающиеся бунты в городах Франции: в 1643 г. (история отмечает и много более ранних городских восстаний, но мы начинаем отсчет заново, от избранного рубежа) в том же Вильфранше (Руэрг), где городское плебейство поддержало крестьянское восстание, в Ножане (Гиень-и-Гасконь), Сан-Сальвадоре (Гиень-и-Гасконь), Иссуаре (Овернь), Туре (Турень), Анжере (Анжу), Ангулеме (Ангумуа); в 1644 г. — в Марселе (Прованс), Арле (Прованс), Романе (Дофине), Балансе (Дофине), Даксе (Беарн); в 1645 г. в Монпелье (Лангедок), Безье (Лангедок), Манде (Жеводан) и, наконец, в Бове (Иль-де-Франс), меньше 20 льё к северу от столицы Франции. Но и эти восстания городской бедноты были лишены организующего центра, оставались спорадическими разрозненными вспышками и каждый раз подавлялись городской буржуазной стражей, правительством, а то и дворянским ополчением.
В 1645 г. волнения перебросились на Лангедок, где к социальным корням народного движения прибавлялись религиозные: на юге Франции жило много гугенотов, и они надеялись воспользоваться переходом власти в руки нового малолетнего короля, чтобы попытаться хотя бы силой восстановить свои права, урезанные при Ришелье. Впрочем, в лангедокских волнениях участвовали и «дурные католики».
Волна этих осуществившихся или только назревавших, но подавленных в зародыше, волнений, бунтов и восстаний, острый дефицит бюджета и голод во многих провинциях заставили правительство срочно менять как внутреннюю, так и внешнюю политику. Пришлось временно ослабить налоговый пресс, давивший народ, даровать некоторые поблажки типа отсрочки или снятия платежей и вместо этого обратиться к тактике «выжимания губок», отдавая откупщиков под суд за «злоупотребления» (еще вчера не только терпимые, но и поощряемые) и экспроприируя их богатства. Другим способом извлечения средств был нажим на «дворянство мантии»: распродажа новых должностей, взыскание «полетты» вперед и т. п. Этих средств, однако, для ведения войны не хватало. А, кроме того, Франции вообще мир был необходим, так как правительство опасалось «дурного примера» английских событий (успешной борьбы Долгого парламента против Карла I): боялись, что под их влиянием отдельные восстания перерастут во всефранцузскую революцию. Поэтому Мазарини уже в 1645 г. поручил французской делегации на мирных переговорах в Мюнстере выдвинуть лишь самые умеренные требования.
Однако еще прежде, чем мир был подписан, во Франции разразились события так называемой Фронды — серьезнейшего кризиса, потрясшего всю государственную систему феодально-абсолютистской Франции.
Историки условно делят Фронду (дословно — «праща») на два этапа — «старая», или «парламентская» Фронда (1648–1649), и «новая», или «Фронда принцев» (1650–1653).
Фронда началась с того, что парижский парламент, с одной стороны, обиженный финансовым нажимом на «дворянство мантии» и, с другой, побуждаемый примером Англии, выступил 13 мая 1648 г. против финансовых эдиктов Мазарини. Парламент Парижа, представлявший собой, как и все парламенты Франции, только судебное учреждение, обладавшее правом регистрации новых законов, отказался зарегистрировать создание новых судейских должностей. Но, кроме этого, парламент выдвинул широкую программу реформ, напоминавшую программу Долгого парламента в Англии: введение налогов только с согласия парламента, запрещение произвольных арестов и т. п.; он потребовал также отмены института интендантов, как бесконтрольных агентов правительственной тирании, введенных только при Ришелье и чуждых духу и законам Франции. Было также предъявлено требование удалить от власти ненавистного народу сюринтенданта финансов д'Эмери, с именем которого было связано представление о непосильных поборах. Регентша ответила на эти требования заявлением, что «эта сволочь (canaille) оскорбляет королевское величие»[210]. Но двору пришлось маневрировать: Эмери был выслан в свои поместья, была обещана отмена интендантов. Двор лишь запретил совместные заседания палат парламента, но они продолжались.
Воспользовавшись тем, что победа принца Конде при Лансе временно подняла авторитет правительства, Мазарини попытался перейти в наступление на оппозицию и приказал арестовать двух видных членов парламента (в том числе советника Брусселя 73 лет), и 26–27 августа 1648 г. парижский народ ответил на это баррикадами, на которых буржуа боролись вместе с простонародьем против войск правительства[211]. Мазарини был вынужден распорядиться об освобождении задержанных и даже вступить в переговоры с парламентом, пообещав принять ряд его требований.
Одновременно он дал указания французской делегации в Мюнстере подписать мир во что бы то ни стало; и, хотя по условиям Вестфальского договора 1648 г. Франция получила Эльзас (без Страсбурга) и за ней был признан суверенитет над принадлежавшими ей уже 100 лет Мецом, Тулем и Верденом в Лотарингии, это скромное достижение и в малой мере не соответствовало военному превосходству Франции и Швеции над Империей (Германией)[212]. Но Испания, хотя и ослабленная, отказалась подписать мир с французской монархией, рассчитывая, что последняя вскоре рухнет в пожаре внутренней смуты.
Вскоре после подписания Вестфальского мира правительство и двор бежали из Парижа. Войска Конде, вернувшиеся с войны, осадили мятежную столицу; со своей стороны, парламент и парижане приготовились защищаться. Парламент провел самообложение, конфисковал имущество сторонников двора и на эти деньги организовал и вооружил армию защитников города. Парижане держались в течение трех месяцев; некоторые провинции — Гиень, Нормандия, Пуату — поддерживали их; крестьяне вооружались и нападали на правительственные войска.