Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откройте, или я позову людей и прикажу выломать двери!
Она стала громко стучать кулаками, стараясь сломать замок, налегая на дверь плечом, наваливаясь на нее всей тяжестью своего тела. С каждым ударом ярость ее росла. Она осыпала их ругательствами, звала прислугу, потом схватила со столика китайскую вазу и швырнула ее в дверь. Ваза разбилась на мелкие куски.
Наконец дверь отворилась: перед ней стояла Даниэль в ночной рубашке, с распущенными волосами, спокойная и полная решимости.
— Ах, это ты! Ты!
Оттолкнув ее, Сара кинулась к постели. В эту минуту из-за портьеры вынырнула чья-то фигура и скрылась на лестнице. Даниэль подошла к матери и посмотрела на нее, не говоря ни слова. Сара порывисто выпрямилась, подошла к дочери, схватила ее за руку.
— Он здесь! Я знаю. Где ты его спрятала?
Даниэль только засмеялась и пожала плечами.
— Где ты его спрятала? Отвечай мне! Где? Где?
Увидев, что дверь открыта, Сара сразу же сообразила, что Эдокс спасся бегством.
— Ах, так они меня одурачили! — воскликнула она.
Она вышла на лестницу, стала прислушиваться к тишине, совсем обессилев, еле переводя дыхание. Как бы она хотела умереть сейчас вот, от разрыва сердца, а потом являться к ним по ночам, чтобы они мучились угрызениями совести. И снова перед взором ее предстала картина греха, она увидела перед собой преступное ложе любви, пятна позора повсюду — на стенах, на полу.
И к ней вернулась прежняя ярость; она кинулась к Даниэль, схватила ее за волосы и скрутила их жгутом:
— Ну так я разделаюсь с тобой сама!
— Делайте со мной что хотите, — ответила Даниэль, — я вас ненавижу, я даже не пытаюсь защищаться, но предупреждаю вас, что, как только вы меня отпустите, я позову сюда людей и скажу всем, что вы меня избивали, решив, что я спала с вашим мужем… Ну что же, начинайте! Вы же хорошо знаете, что я не считаю вас за мать!
— Скажи мне по крайней мере, что все это неправда, что он не был твоим любовником, — только это!
— Вы мне не мать. Я вас ненавижу.
— Даниэль! Даниэль! Неужели это могло случиться? Умоляю тебя, скажи мне, что этого не было… Одно только слово — и, клянусь, я тебе поверю.
Она отпустила ее и теперь молила, заломив руки. Даниэль собрала волосы в узел, а потом, глядя баронессе прямо в глаза с презрением и ненавистью, сказала:
— У меня не было детства… Я никогда не чувствовала, что я ваша дочь… Всю жизнь я провела взаперти… Но вот я вернулась, вам больше нельзя было не пускать меня к себе в дом… И что же, в этом доме вы жили с человеком, который занял мое место, который отнял у меня мать. Я только отомстила за себя. А теперь оставьте меня, уйдите отсюда, иначе я позвоню.
— Ах, вот как, проклятое отродье! Ну что же, посмотрим, кто из нас здесь хозяйка. Звонить буду я.
Сара стала ожесточенно нажимать кнопку. Звонок зазвонил прерывисто, громко, не умолкая. Вслед за этим послышались тяжелые шаги. Вошла горничная Даниэль, вся заспанная, застегиваясь на ходу.
— Разбуди сейчас же кучера и скажи ему, чтобы он немедленно явился сюда, — приказала баронесса. — Ступай! А сама можешь ложиться спать. И не смей приходить сюда, пока я не позову… Ну, ступай же!
Через несколько минут в передней послышалось чье-то хриплое дыхание. На пороге появился кучер, толстый, краснощекий и невозмутимый англичанин.
— Дик, как у вас в Англии поступают с детьми, которые провинились перед родителями? Их секут, не правда ли? Ну так вот, я позвала вас, чтобы вы высекли барышню…
Дочь ее вскрикнула:
— Нет… нет! Это подло… Вы забыли, что мне двадцать лет!
— Дик, вы слышали, что я сказала.
Кучер сделал движение, чтобы схватить Даниэль своими огромными лапами, но девушка выскользнула, забегала по комнате и вдруг кинулась в кресло, крепко ухватившись за ручки. Кучер остановился в нерешительности и посмотрел на баронессу. Та в нетерпении топнула ногой:
— Начинайте же!
Завязалась борьба. Даниэль, стиснув зубы, царапала кучеру лицо. Он разъярился и потом одним сильным движением справился с ней. В облаке батистовой пены блеснуло нагое тело, скрытая от взоров греховная красота. Она почувствовала, что больше не в силах бороться, и, покорившись его грубым рукам, униженная и опозоренная, закричала:
— Он мой любовник, он мой любовник… Я вас обоих ненавижу!
Мать ее, вся оцепенев, только считала удары.
— Сильнее, Дик… Сильнее…
Негодование девушки достигло предела. Она забилась в нервном припадке, вырвалась из рук истязавшего ее палача и упала на ковер.
Тогда баронесса отпустила кучера и позвонила горничной.
— Уложи барышню и оставайся при ней.
Она спустилась вниз. Эдокс заперся у себя в комнате. Баронесса постучала в дверь. Ответа не последовало. Она вернулась к себе, бросилась на пол, обхватив голову руками; страшные судороги душили ее, но плакать она уже не могла. Она еще раз ощутила прикосновение смерти, она уже больше ничему не верила: она видела, что любовь ее унижена, втоптана в грязь. Она вспомнила, как безмерно она мучилась, обнаружив, что муж изменяет ей, вспомнила платок г-жи Флеше, разоблачивший легковесную и лживую душу человека, которого она боготворила, которому она была готова простить все, даже измену. Но то, что случилось, было неслыханно. Преступны были сейчас они оба. Сара чувствовала себя оскорбленной и как женщина и как мать — изменой мужа и преступною связью его с ее един-ственной дочерью. Та плоть, которой она дала жизнь, восстала против ее собственной плоти, похитила у нее тело мужа. А он, ее муж, прикоснулся к непорочному телу ее дочери… Это был тот оскверняющий человека грех, за который рука всевышнего покарала молнией целые города и погребла их под потоками серы.
У нее снова явилась мысль пожертвовать собою. Она убьет себя. Утром он найдет ее мертвой у своей двери. Но потом малодушие взяло верх. Она стала думать о ночах, проведенных с ним, о его поцелуях, об объятиях, в которых она почувствовала себя снова юной, которые были откровением любви для нее, овдовевшей после долгих лет супружеской жизни, прожитых без любви.
К тому же это было бы совсем глупо! Он целиком бы достался ее сопернице. «Ах, какая чушь мне приходит в голову!»
У нее мелькнула надежда, что страсть ее восторжествует, лихорадочная жажда мести наполнила ее сердце радостью. Она отняла его у ненавистной Матильды, отнимет и у этой бесстыдной девчонки. Вот кого действительно надо убрать с дороги. Мозенгейм уже торопит со свадьбой. Ну что же, пускай только скорее увозит ее… Он или кто другой, первый встречный, не все ли равно, только пусть она уберется отсюда сию же минуту… Она готова отдать дочь любому проходимцу, чтобы, опозоренная вдвойне, та стала для нее еще отвратительнее. Вся ее ярость уступила место этой безмерной гадливости. Она хотела, чтобы Даниэль испытала горе, подверглась самым жестоким унижениям. Только бы Эдокс не ушел! Все остальное испепелялось ненавистью и гневом. И вот она снова стала мечтать о том, чтобы увезти его куда-нибудь в глухие леса, остаться там с ним вдвоем, чтобы никто не был в силах отнять его у нее.
«Кого? Его? Этого труса и обманщика? Если бы хоть на этот раз я могла остаться непреклонной!»
Она царапала себе грудь ногтями. О, как ей хотелось вырвать сейчас это рабски покорное сердце! Она хотела бы ненавидеть того, кто так надругался над ней, всю жизнь не испытывать к нему ничего, кроме холодного презрения. Но она понимала, что и на этот раз все кончится тем же — она покорится зову тела и воспротивиться ему не сможет. И тогда всю свою злобу она обратила на себя, она презирала себя до физического отвращения; и вдруг ей припомнился крик дочери, исполненный такой ненависти и к ней и к ее мужу. Так, значит, она его ненавидит. Значит, это правда, на эту страшную связь Даниэль толкнула ненависть! Мысли ее спутались, она поняла, что за всем этим скрыта какая-то тайна, какой-то непроницаемый мрак.
На рассвете она принялась писать ему письмо. Она исписала целых четыре страницы, исполненные негодования и страсти… Все между ними кончено. Она уйдет от него, пусть он остается с этим позором. Потом она залила все письмо слезами и разорвала его в клочки. Ах, почему у него нет сына! Она бы сумела его отнять, она бы его развратила! Ее охватило безумное желание оскорбить его так, чтобы это видели все. Она ведь может взять себе любовника, отдаться кому-нибудь без любви.
Послышались голоса. Дом начал просыпаться, забегали слуги, где-то осторожно открывали и закрывали двери, звуки шагов тонули в мягких портьерах. Вошла горничная. Совершенно хладнокровно Сара отдала ей распоряжения относительно отъезда Даниэль. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Прежняя ясность ума вернулась к ней, она обдумала все до последней мелочи, сказала, кто из кучеров повезет барышню, в каком экипаже, каких лошадей надо будет запрячь. Мадемуазель Орландер уедет в десять часов. Она возьмет с собою двух служанок; лошади и экипаж останутся в Водре на все время пребывания там барышни. Это было одно из их поместий, в пяти часах езды от железной дороги. Там, в небольшом замке, в отсутствие хозяев постоянно жил управляющий.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза
- Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник - Тобайас Смоллет - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- «…и компания» - Жан-Ришар Блок - Классическая проза