В мещерском болотистом крае, на возвышениях, стоят сухие боры. Безлюдны и молчаливы эти леса. Деревья тут умирают стоя. Кора опадает, и старые сосны стоят нагими. От этого лес кажется мрачным. Кажется, человек тут никогда не ходил. Только кукушки, голуби-клинтухи и черные дятлы владеют лесом. Но вдруг встречаешь дорогу-лежневку. Дорога брошена. Бревна сгнили на ней, и между бревен давно проросли молодые березки. Позабытые штабеля леса возле дороги покрыты зеленой мякотью… Никем не увиденный гриб. Гнездо глухарки под елкой. В низинах – изумрудно-зеленые рыхлые шапки кукушкина льна и бочаги воды, черной и неприветливой.
Вода встречается то и дело. Временами опасаешься сбиться с пути, обходя колдобины одну за другой. Иногда ноги уходят в податливый мох, и только там, под зеленой периной, чувствуешь воду. Но чуть возвышенность – и опять сушь. Под соснами – мох, в сырую погоду мягкий, как губка, и ломкий, сухой как порох в недождливое время. Бор беломошник. В сухую пору, упади одна искра, и лес этот вспыхнет как факел.
* * *Это случилось 3 августа 1936 года…
В стоящем на краю леса селе Колтуки я разыскал стариков, видевших знаменитый пожар. И вот что записал со слов колхозника Клеменова Григория Ефимовича.
«Лето было сухое. Пожаров ждали. Отчего случился пожар, никто не знает. Я с бабами в тот день косил отаву в лесу. День был ветреный. Мы присели перекусить и вдруг вместе с запахом дыма услышали гул, как будто пролетали несколько самолетов. Я сразу понял: это пожар. И все мы кинулись через воду на болотистый островок…
Такого огня я не видел даже и на войне. Огонь несся по лесу со страшным ревом. И скорость его была такая, что убежать из лесу в тот день мало кому пришлось. Огонь застал косарей, грибников, лесорубов. Возчики леса, как потом оказалось, распрягли лошадей и пытались вскачь уйти от огня.
Все живое погибло: коровы, лошади, лоси, мелкие звери и птицы. Караси сварились в лесных бочагах. Стена огня шла по борам с ревом и бешеной скоростью. Казалось, лес не горел, а взрывался. Вихри огня и черного дыма поднимались высоко вверх. Головешки и горящие ветки ветром уносило до десяти километров. Пожары от падавших сверху огненных «шапок» начинались в разных местах. Мне казалось тогда: весь мир занят огнем.
Деревня наша, отделенная от леса болотцем и полосой поля, задыхалась в дыму. Из всех домов барахлишко повыносили, ждали, вот-вот где-нибудь вспыхнет. Горела рожь, дымились сухие луга.
Деревню пожар миновал. Поле остановило огонь, он пошел лесом, влево от нас. И тут мы опомнились: а Курша? Она в трех километрах, в лесу. Как раз через Куршу прошел огонь. Кинулись… Курши нет! Как будто и не было сотни домов. Людей тоже нет…
Через день хоронили останки тех, кого разыскали…»
* * *Я попытался найти кого-нибудь из свидетелей гибели Курши. Наконец мне сказали: лесник Павел Иванович Большов и жена его Анна Архиповна жили в Курше. В тот день они чудом спаслись и знают, как это было.
Я разыскал стариков на одном из кордонов и записал рассказ Анны Архиповны.
«Вот видите, кутаю ноги шалью. С того самого дня ходить как следует не могу… В Курше мы жили с мужем. Тут же в поселке жили и наши родственники. Курша была центром лесных разработок. Там были лесные заводы, большие склады распиленной древесины, был клуб почти на тысячу мест, дома, постройки – все, разумеется, деревянное.
Пожар заметили накануне. Утром ветер потянул в сторону Курши, и появилась опасность… Через час уже ясно стало: надо немедленно уезжать. Подали узкоколейный поезд, груженный дровами, и на него спешно стали сажать детей и женщин. Кто-то не поспевал, кого-то ждали, кто-то бежал на поезд с охапкой имущества, ставили на платформы ящики с курами. Мужчины не все садились – родилась мысль отстоять Куршу. Промедлили. Поезд уходил в момент, когда Курша вспыхнула, как спичечный коробок. С платформы я видела сзади ревущий огонь и закрыла руками глаза от ужаса. Казалось, горел даже весь воздух.
Поезд тоже далеко не ушел. Огонь успел перерезать дорогу. Все горело: лес по сторонам от пути, шпалы, деревянные мостики. Загорелись дрова на платформах, и люди оказались на бегущем по рельсам костре. Спастись было негде.
Мой муж был кондуктором в поезде. Когда паровоз зарылся носом на сгоревшем мосту, муж подбежал, подхватил меня под руки, заставил бежать вместе с ним. Мы кинулись сквозь огонь. У меня обгорели ноги. И не помню, каким уж образом очутилась я на сосне. Муж привязал меня ремнем к дереву, и я не упала. Я потеряла сознание, глядя, как от поезда остается только железный остов. Там, в числе многих людей, была моя мать, братья, две сестры и сноха…
В Курше тоже спаслось считанное число людей. Пастух спасся в пруду, накрывшись мокрым одеялом. Мой отец спасся в картофельной борозде. Сгорело все. Горели даже срубы в колодцах.
В этот же день погибло несколько лесных деревушек, хуторов, сторожек, кордонов…»
* * *Это было в 36-м году. История давняя. Пожар исключительный. По числу жертв и убытков с ним могут сравниться только лесные пожары такого же рода в Австралии и Канаде.
Мы сочли нужным вспомнить мещерское бедствие, потому что много сейчас нас бывает в лесу и мы очень небрежны с огнем. Непогашенный костер и окурок могут повторить трагедию Курши. Лесной пожар – это убытки в миллионы рублей. Гибель людей – какой мерой мерить? Уместно вспомнить, что лучший наш вертолетчик Юрий Гарнаев погиб во Франции при тушении лесного пожара.
11 июля 1970 г.Друзья
Окно в природу
Боцман подводной лодки Николай Семенович Хриненко рассказал любопытный случай.
«В 42-м году осенью всплыли мы в Черном море и увидели такую картину: море, как зеркало, гладкое, и на воде рядом с лодкой сидит стая гусей-гуменников. Гуси летели с севера к берегам Турции и сели передохнуть. По очереди мы поднимались на мостик полюбоваться спокойно отдыхавшими птицами. Интерес к этой стае у всех был огромный. Дело в том, что на каждом гусе сидело по перепелке… Гуси вели себя мирно – ни беспокойства, ни желания скинуть непрошеных седоков…»
Что говорить, удивительный случай, удивительное зрелище! Но в сущности все объяснимо. Уставшие птицы часто садятся в море на маяки, на проходящие корабли. В этот раз спасительным островком для перепелки стал гусь.
В природе мы наблюдаем много примеров подобного содружества. Кто не видел, как ходят по спине у коровы скворцы, выбирая комаров и клещей. Домашние куры делают то же самое, и корова лежит спокойно, даже хвостом не махнет. Галки весной садятся на лошадей – пощипать старую шерсть для гнезда. В Африке, где крупные звери встречаются часто, я сделал несколько снимков, подтверждающих взаимовыгодный союз птиц и животных. Если встретишь жирафу, то всегда почти видишь юрких личинкоедов. По шее жирафы птицы бегают, как дятлы по стволу дерева. И жирафа стоит спокойно, потому что птицы избавляют жирафу от паразитов. Так же спокойно и благодарно держат себя антилопы. Невозмутимо, полный величия и достоинства, шествует по колючкам верблюд, на голове его – птицы. Стадо буйволов в зарослях мы всегда находили по стае кипенно-белых цапель. Взлетели цапли, и буйволы уже знают: близко опасность. Много друзей у грузных, неповоротливых носорогов. В складках кожи у зверя уйма всякого рода ползучей нечисти. И птицы пасутся на носорогах, залезают даже в уши и ноздри. И носорог терпит. Или вот еще снимок. Идет по степи птица дрофа, а на спине у дрофы – седок, золотистая щурка. Почему она села, прокатиться для удовольствия? Вряд ли. Скорее всего, шествуя по траве, голенастая птица пугает пчел и других насекомых, за которыми щурка охотится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});