и ненужных чувств, ползая по нему и пытаясь найти выход из этого безумства. Когда яростный поток бегущих вод настиг её, она улыбнулась самой себе горькой улыбкой, полной презрения к своей судьбе. И всё уплыло, исчезло в океане тьмы.
Эпилог
Любовь – единственная страсть, не признающая ни прошлого, ни будущего.
Оноре де Бальзак
Полгода прошло с тех пор, как Алан признал своё прошлое и тотчас его отверг. В душе наконец стало спокойнее. Ночные кошмары почти перестали мучить мужчину. Лишь иногда он просыпался в холодном поту среди ночи, озираясь по сторонам, один в большой квартире, и прокручивал в голове навязчивый сон. Снилось ему всегда одно и то же: он лежит, связанный, на мокром от бензина полу в доме Лили, и плача смотрит на девочку с зажжённой спичкой в руке. Маленькая Лили решительно подносит спичку к его носу и успокаивающе шепчет: “Не волнуйся, мы развеем твой прах над Ла-Маншем. Ты будешь жить вечно”. Спичка падает на пол, и девочка, смеясь, быстро убегает. Языки пламени охватывают Алана. Задыхаясь, он кричит: “Лили, вернись! – крик переходит на шёпот. – Ты перепутала меня с Дэниелом! Вернись, это же я, Алан”. Но уже поздно, огонь достигает сердца мальчика и разрывает его изнутри. В этот момент сон заканчивается. Он никогда не обрывается раньше…
В дверь настойчиво позвонили. Писатель открыл дверь, и его сбила с ног миниатюрная девушка, которая припечатала Алана к стене, отвесив ему громкую пощёчину.
– Как ты мог так со мной поступить?! – взвизгнула она. – Выставил меня на смех, превратив в ненормальную девицу, помешанную на тебе.
Алан даже не сразу узнал рассерженную гостью. Её волосы стали заметно короче. Лицо и кожа приобрели оливковый оттенок. Девушка надела алую короткую юбку, открывающую стройные загорелые ноги. Под тёмной кожаной курткой виднелся открытый топ. Во всем её образе чувствовался смелый вызов обществу. За то время, что они не виделись, она словно превратилась в дерзкого бунтующего подростка.
– Кто тебе давал право меня убивать? – окликнула она его, гневно сверкнув изумрудными глазами. – Из-за твоего паршивого романа меня преследуют журналисты: все хотят убедиться в том, что я жива.
– Чего же ты теперь от меня хочешь? – равнодушно спросил Алан.
– Как чего?! – возмутилась Лили. – Того, чтобы ты написал опровержение!
– Думаешь, такое возможно?
– Мне плевать, возможно или нет. Сделай так, как я говорю.
– А если я не хочу?
– У тебя нет выбора. Думать нужно было раньше, когда ты скрупулёзно описывал мою смерть.
– Расценивай мою книгу как способ примириться с тобой. Своим романом я заставил тебя самой прийти ко мне. Я знал, что ты именно так и поступишь.
– Примириться?! Не дождёшься! Ты хоть знаешь значение слова “примирение”? Нет, ты точно ненормальный!
– Может быть, но это твоя заслуга.
– Моя? – девушка задохнулась от возмущения.
– Кстати, где ты пропадала?
– Не твоё дело.
– Можешь не отвечать, я и так знаю, что ты, вообразив себя великим художником, писала портреты в Истборне.
– Я оторву Чарльзу его болтливый язык!
– Причём тут Эванс? Забыла, что писатель всё знает о своих героях? – ухмыльнулся Алан.
– Прекращай нести этот бред, а то меня стошнит. У меня на тебя даже ругательных слов не хватает!
– А ты их употребляешь? Надо же, как изменчив мир!
– Этого ты своим писательским чутьём не предусмотрел?!
– Кто бы мог подумать, что ты так изменишься и превратишься в грубую, отвязную девчонку!
– Это лучше, чем быть скучной занудой вроде тебя, – парировала она. – Если бы знал, как ты мне противен, не разговаривал бы сейчас со мной. – У меня просто в голове не укладывается, что ты отвёл мне такую судьбу в своём романе! Как ты мог? Наша жизнь – это подарок. Дар, который мы не можем вернуть, продать или обменять, это было бы полной неблагодарностью и пренебрежением к дарителю. Уничтожить этот дар было бы вообще жестоко.
Повисло молчание. Алан осторожно взял Лили за руку и близко наклонился к её лицу.
– Я изобразил там не тебя. На краю обрыва была не ты, Лилс, – произнёс он. – Это был я. Без тебя я человек, который стоит на краю пропасти и хочет упасть. Падение в пропасть – это то, что происходит внутри меня, когда тебя нет рядом. Но, если ты будешь держать меня за руку, я не захочу шагнуть в бездну. По крайней мере, без тебя. Ты пришла сюда для того, чтобы получить освобождение, и я готов тебе его дать. Но на самом деле ты его уже получила. В романе «Призрак времени» на краю утёса мы стали свободны друг от друга. Ты стала свободной от книги, автора и от его любви. Теперь ты свободна. Я тебя больше не держу. Алан Росс отпускает Лили Фейбер.
Лили смутилась: таких слов от Алана она не ожидала. Девушка неуверенно освободила свою руку, и Алан продолжил:
– Если автор полностью воплощает свой замысел в герое, он становится для автора завершённым, и на герое всё явственнее ощущается дыхание смерти. Эта смерть освобождает героя от всех оков. Поэтому, когда автор убивает своего героя, он на самом деле дарует ему свободу, он делает себя и его свободными друг от друга. Я написал книгу «Призрак времени», чтобы искупить свои грехи. Другим нас не понять, самих себя мы понять не в силах, но мы с тобой понимаем друг друга, разве не в этом заключается любовь? Ты не знаешь себя, но знаешь человека, которого любишь. Лили, любовь сильнее воспоминаний.
– А если любовь – это и есть одни лишь воспоминания? – грустно спросила она.
– Любовь не может быть воспоминанием. Если ты потеряла любовь, то это была не она. Любовь не уходит. У неё билет только в один конец – в бесконечность. Может быть достаточно одной секунды, чтобы влюбиться, и недостаточно несколько десятков лет, чтобы разлюбить.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я всегда буду любить тебя… – тихо промолвила Лили, и в глазах Алана блеснул огонёк надежды. – И ненавидеть одновременно. Я хочу провести границу между прошлым и настоящим. Я ненавижу Дэниела, но люблю Алана. Я разрываюсь. Вот парадокс: ты сделал меня глубоко несчастной, но в то же время только ты можешь дать мне счастье и вдохнуть в меня новую жизнь. Всё-таки ты моя первая и единственная любовь. Никого, кроме тебя, я не любила.
– Наверное, ты мне не поверишь, если я скажу то же самое, – произнёс он, улыбнувшись и нежно взяв её за тонкую талию.
– Хватит шутить, Алан. Если