пушек и раскаты грома сливались в один бесконечный гул. Огонь орудий и вспышки молний освещали все вокруг. Ужасающим пожаром бушевал Днепр. Берега сотрясались, как от землетрясения. Казалось, что на пути Земли появилась чужая планета и тут, над Днепром, столкнулись в единоборстве два мира.
Несколько мин, одна за другой, полоснули по брустверу. Прямо по спинам лизнуло пламя. Угарный газ забивал дыхание.
— Кучей, кучей не держитесь! — крикнул Марко Иванович.
Где-то поблизости послышался стон и мольба смертельно раненного:
— Ой, не тяни, не мучь! Добей, дружок.
— Дочка, ко мне! — позвал Марко Иванович.
Надежда послушно согнулась возле дяди. В мокрой одежде, под ударами холодных капель дождя, срывавшегося с ветром, она вся дрожала.
— Вот кавалеры! — пошутил Марко Иванович, накрывая ее плащ-палаткой. — Одна девушка — и ту заморозили. Сашко! Куда же это годится? — ничего не подозревая, подтрунил он над Заречным.
Заречный отошел от них и скрылся в темноте траншеи.
Вскоре хлынул дождь, холодный, густой и частый. С горы устремились потоки воды. В траншеях стало по колено воды. Хорошо, что догадливые саперы загодя прокопали спуски, не то смыло бы всех, как сусликов. Рома выругался:
— Тебя только не хватало тут, чертово хлюпало, чтоб тебя гром побил!
Дождь постепенно сбил бурю. А через час вместе с дождем утихла и стрельба. Волны улеглись, успокоились. Небо прояснилось, и по воде рассыпались звезды.
Над Днепром снова опустилась зловещая тишина. А на том берегу опять загадочно молчал притаившийся враг.
— Они наступать хотели? — допытывались водокатчики у Марка Ивановича.
— Не думаю.
— А чего же они так всполошились?
— Шума испугались. На чужой земле им и ветер страшен.
Как только стихло, Заречного и всю бригаду Ромы Надежда отправила на завод за трубами. Сама осталась на берегу, чтобы утром получше обследовать моторную часть. На ночь дядя Марко увел ее на свой КП.
— Пойдем погреемся немного. У нас там блиндаж есть.
В блиндаже их встретил разгневанный Чистогоров. Долгое отсутствие Марка Ивановича приводило его в отчаяние.
— Жив? Ах ты дьявол! Больше не пущу одного! Чистогоров, как и тогда, в Вознесенском подвале, и радовался и бранился, ощупывал друга — не ранен ли.
— Жив, цел, — добродушно гудел Марко Иванович. — А ты тут как?
Что-то по-детски наивное и до слез трогательное было в заботе друг о друге этих солидных, давно поседевших людей.
— Комиссар, у тебя в баклажке мокро? — полюбопытствовал Марко Иванович.
— А твоя, конечно, уже суха! — упрекнул друга Чистогоров.
— Хуже, совсем потерялась, — с досадой вздохнул Марко Иванович. — Дай дочку согреть.
— Батюшки! — всплеснул руками Чистогоров. — А я и не вижу, кто тут с тобою.
И все его внимание сразу же переключилось на Надежду.
Она выпила немного и оторвалась от баклажки. Каждый глоток этой всегда казавшейся ей такой неприятно горькой жидкости сейчас живительным теплом растекался по застывшим жилам. И если бы не боязнь опьянеть, она, наверное, выпила бы все.
Но этим заботы Чистогорова не ограничились. Через несколько минут он неизвестно где раздобыл военные брюки, гимнастерку и большие кирзовые сапоги. Растер ей ноги водкой, закутал в свою шинель и велел спать.
— Поспи, поспи. Когда надо будет — разбудим, — сказал он, выходя из блиндажа.
Надежда легла на охапку свежего сена, заботливо приготовленного Чистогоровым. Под шинелью она сразу согрелась, и ее потянуло ко сну. Наверное, сразу бы и уснула, если бы снова не была нарушена кратковременная тишина. Где-то далеко, в стороне Хортицы, застрочил автомат. Вскоре автоматные очереди послышались из нескольких мест. Шум эхом прокатился по скалам, шелест побежал по плавням. И вдруг с силой ухнула тяжелая батарея.
— Снова задираются, иродовы швабы, — с беспокойством заметил Чистогоров.
— Эге ж, — поддержал его Марко Иванович.
Надежда вскочила на ноги. Битва за Хортицу закипала снова, и грохот стрельбы охватывал остров с такой быстротой, что казалось, там опять разразился грозовой ураган. А в их районе, за речкой, по-прежнему, как и перед бурей, все зловеще молчало.
Надежда заметила, что дядя и Чистогоров были чем-то встревожены. Они прилипли к брустверу и внимательно вглядывались в Днепр. Чувствовалось, что немцы в этом районе к чему-то готовятся, но к чему именно — пока было неясно.
Из блиндажа высунулась голова связиста.
— Вас к телефону, товарищ полковник!
— Кто там?
— С главного КП.
Через несколько минут Марко Иванович вернулся.
— Замечена подготовка к наступлению. Вон там! — показал он в сторону Кичкаса. — Наверное, проклятые швабы хотят резать Запорожье с обоих концов: сверху и снизу. Нам приказано оставаться на позициях.
— Как? На целый день? — заволновался Чистогоров.
— Может, и не на один.
— А как же завод?
Марко Иванович не ответил. За ночь противник подтянул к Днепру новые крупные силы, и угроза окружения еще более ощутимо нависла над городом.
VII
Приближался рассвет. На темном плесе реки, тихом и ровном, словно стекло, пробивались розовые пятна. Из темноты выплывали контуры могучей плотины. Вырисовывались дома, мачты на противоположном берегу. Все было таким знакомым, родным, и от мысли, что сейчас там враг, больно щемило сердце.
Только теперь заметила Надежда, как сильно спала вода. Оголенное дно реки, покрытое илом, широкой темной каймой протянулось вдоль берега. В районе гавани виднелись силуэты полузатопленных барж.
Неожиданно над головой что-то прошелестело, и на воду плюхнулись дикие утки. Целая стая. Была как раз самая «утиная» пора, когда птицы собираются в стаи и переселяются с болот на большую воду. И что-то удивительное произошло с обоими заядлыми охотниками — Чистогоровым и Марком Ивановичем. Словно живой воды впрыснули им в жилы. Надежда, услышав шум, испугалась: ей показалось, что это снаряд или мина. Но друзья охотничьим чутьем не только узнали уток, но и породу их тотчас же определили. Оба одновременно воскликнули:
— Кряквы!
Марко Иванович машинально схватил винтовку, но сразу же опомнился и поставил ее на место. Стрелять, конечно, было нельзя.
— Подожди, Марко, ты только не мешай! — в азарте захлебнулся Чистогоров.
Имитируя манипуляции с ружьем, он весь напрягся, прицелился и тихо губами выстрелил:
— Паф!
— Вот и промазал, — укоризненно буркнул Марко Иванович. — Как всегда. Разве порядочный охотник стреляет в сидячую? Только птицу полошишь.
Утки и впрямь закрякали, захлопали крыльями и взлетели.
— Пуляй! — рванулся Марко Иванович.
Его медвежья фигура сразу вытянулась, как пружина. Так же имитируя охоту, он прицелился и так же воспроизвел выстрела:
— Бах! Бах!
— Ну что, убил? — серьезно поинтересовался Чистогоров.
— А как же.
— Сколько?
— С меня и двух достаточно.
И они от души рассмеялись.
Может, это и в самом деле была вспышка охотничьего азарта — охотники в азарте, как дети, — а может, умышленная шутка, чтобы