Почтенный Аутолок, задумчивый и беспокойный, бродил по палубам и трюмам крейсера, словно, пробудившись, совсем не мог находиться в неподвижности. Разминаясь и бегая по коридорам корабля, Дамоклы частенько встречали его массивный корпус, грузно шагающий куда-то.
На восьмой день путешествия, когда Приад на оружейной палубе наблюдал за работой усердно работающих кузнецов, внезапно появился Аутолок и окликнул его. Вместе с дредноутом Приад отошел в дальний угол отсека.
— Расскажи о своей миссии на Баал Солоке, — попросил Аутолок.
Приад насколько мог подробно поведал дредноуту о той давней вылазке. Рассказал о разоренной земле, темных эльдарах и учиненных ими жестокостях. Вспомнил о первом секретаре Антони и зачистке, которую произвел.
Аутолок внимательно выслушал его, потом задавал вопросы, уточняя определенные моменты и заставляя Приада припоминать все больше конкретных деталей.
Приад с удивлением обнаружил, что наводящие вопросы помогают ему вспомнить мельчайшие подробности, которые, как оказалось, он не забыл за целых двенадцать лет. Сержант припомнил ландшафт сельской местности, свое снаряжение, даже кличку черной собаки, которая пробегала через его сновидения.
— Принцепс, — сказал он. — Пса звали Принцепс.
Приада удивлял интерес, с которым Аутолок выспрашивал эти подробности, и он предположил, что древний воин вознамерился выстроить в уме наиболее полную тактическую картину. Не успел он спросить об этом собеседника, как их прервали.
Появился Скиллон, его тонкое лицо выражало обеспокоенность.
— Ты нужен Хирону, — сказал он.
У входа в покои Петрока их встретила стайка слуг, которые тут же исчезли, когда Скиллон привел Приада и громыхающий дредноут.
Каюту освещала лампа. Хирон стоял на коленях рядом с койкой, на которой лежал Петрок, такой бледный и неподвижный, что Приад испугался, жив ли он еще.
— Его обнаружили слуги, — тихо проговорил Хирон. — Наш брат-библиарий пренебрег полученными на Ганахедараке ранами, и это доконало его.
Хирон приподнял одеяло, которым был прикрыт Петрок, и показал страшные раны, нанесенные варлордом зеленокожих. Они были очень глубокие, гораздо глубже и серьезней, чем мог надеяться Петрок. Несмотря на сверхчеловеческую способность к восстановлению, раны загноились, и библиарий впал лихорадку.
— Мерзкий орк занес инфекцию, возможно, даже отравил его, — сказал Хирон.
— Он умирает? — спросил Приад.
— Да, — кивнул апотекарий. — И все же надежда есть. Сейчас его жизнь висит на волоске. Если его организм с помощью моих снадобий сможет справиться с заражением, он поправится. Но если не удастся… — Хирон взглянул на Приада. — От судьбы не уйдешь.
Приад подумал, что ему не очень нравятся эти слова.
— Это значит, командование переходит к тебе, — сказал Приад Аутолоку.
В ответ из-под динамиков прогремел голос дредноута:
— Учитывая возраст и опыт, да. Но я не командир отделения, уже нет. По старшинству следующий здесь ты, Приад. Считай меня боевой единицей, но не жди, что я стану предводителем.
Приад смотрел на боевую машину, выгравированные картины подвигов и печати чистоты, украшавшие ее корпус. Спорить с дредноутом не стоило.
В последующие дни состояние Петрока ухудшилось. Он не очнулся, сознание его не прояснилось, он бредил и содрогался в конвульсиях, сопровождаемых потом и лихорадкой. Хирон стал опасаться, что виной тому не просто нагноение. Казалось, в Петрока вцепилось какое-то зло, которое не хотело его отпускать. Чтобы изгнать из гулких отсеков «Змеебыка» возможно притаившуюся здесь скверну, были проведены обряды очищения. Безрезультатно.
* * *
На семнадцатый день пути, уже неподалеку от Баал Солока, когда Петрок впал в кому, Приаду приснился сон.
Он опять удивился тому, что его посещают видения. Еще странно было то, что он во сне знал, что ему снится сон.
Он стоял на залитом солнечным светом лугу под широким синим небом, вокруг золотились колосья. Приад чувствовал кожей ветерок, хотя был облачен в силовые доспехи. Было такое чувство, словно он пребывает в невесомости и может взлететь и одним прыжком достигнуть полной луны.
Он опустил взгляд и увидел, что доспехи на нем новые и отполированы, словно зеркало. Приад отстегнул шлем и обнаружил, что на шлеме красуются капитанские знаки отличия.
— Почему я сплю?
Зашелестели колосья. За дальним краем поля виднелись четкие очертания знакомых белых холмов. Приад огляделся в поисках пса, и он появился как по заказу, бежит рысцой, подпрыгивает и дурашливо клацает зубами, стараясь на лету поймать муху.
Пес подбежал к нему, вывалив язык из улыбающейся пасти, и задрал морду вверх.
— Принцепс? — позвал Приад, вспомнивший имя собаки в разговоре с Аутолоком.
Пес гавкнул дважды, затем развернулся и рысью побежал обратно по протоптанной в ниве петляющей тропинке, меж склоняющихся золотых стеблей. Трижды пес останавливался и оглядывался, в последний раз снова гавкнул. Тогда Приад послушался и пошел за ним.
Черный пес вел его по полю между шелестящих колосьев.
— Помедленней! — раз или два окликал он пса, когда тот срывался на галоп.
Сон все-таки довольно приятный, успокоил себя Приад, пораженный реалистичностью видения. Он понимал, что этот сон — особенный, и задавался вопросом: такие ли видения посещают библиария Петрока и других псайкеров?
К тому времени, как Приад вслед за Принцепсом добрался до дальнего конца поля, набежавшие на небо тучи скрыли солнце. Свет стал серым, колосья — скорее белыми, чем золотыми. Холодало. Пес был по-прежнему черным и он снова гавкнул. По краям поля собирались тени: под оливами, под горными соснами.
Приад услышал странный хруст под ногами. Посмотрел вниз и увидел, что земля покрыта инеем. Травы замерзли и сделались хрупкими. Дыхание пса облачками пара повисало в морозном воздухе. Приад понял, что подходит к великому леднику Краретайр, гигантскому южному полюсу Итаки. Оглянувшись назад, он увидел поля Пифосских кантонов и тучи над ними, а впереди лежали голубые льды и атмосферные фронты полярного ледника. «Вот она, логика сновидений», — подумал он и рассмеялся вслух, отчасти наслаждаясь возможностью таких переходов между ландшафтами и мирами.
Он ступил на лед. Черный пес исчез. Над ледяными скалами выл ветер и поднимал с поверхности снег, над острыми краями торосов кружили снежные вихри. Надвигался шторм.
Приад шел вперед и предчувствовал что-то, хотя уверен был только в том, что должен предчувствовать. Интересно, сможет ли он проснуться, если пожелает? Но проверять он не стал. Сон был истинным, и Приад не хотел рассеивать его чары.
Впереди на шельфовом леднике его ожидал огромный снежный медведь. Непонятно, откуда он взялся, потому что мгновение назад его еще не было. Инстинктивно потянувшись за оружием, Приад не обнаружил ничего кроме золотой статуэтки Партуса. Он секунду удивленно взирал на нее, и вот фигурка обратилась льдинкой и растаяла у него в руках.
Снежный медведь подходил ближе. Приад понял, что вовсе это не медведь. А человек, закутанный в белый мех.
Петрок.
— Готов к войне? — спросил Петрок.
Великий библиарий улыбался, но лицо его было белым, словно посмертная маска, а яркие глаза запали в темных глазницах, похожих на синяки.
— Если нас ждет война, — отвечал Приад. Потом спросил: — Почему ты в моем сне?
— Ничего подобного, — отвечал Петрок. Он хромал, и обнимал себя руками, словно пытался согреться. — Это ты в моем.
— Не понимаю. Как я могу быть в твоем сне?
— Потому что я послал за тобой. Это единственный способ установить связь.
— Ты послал за мной?
— Послал психодрона.
— Что?
Петрок вздохнул, словно объяснения давались ему не легче борьбы, и объяснил:
— Я послал за тобой проводника, который привел бы тебя в это место. Возможно, он принял облик твоего черного пса.
Приад кивнул. Потом нахмурился:
— Все-таки я не понимаю…
— А у меня нет времени объяснять, — отрезал Петрок. И посмотрел на небеса за спиной, холодный черный свод полярной ночи. — Надвигается шторм. Преследует меня уже не один день. Тебе нельзя оставаться здесь, когда он придет.
— Тогда пойдем со мной, — позвал Приад. — В нескольких шагах отсюда простирается залитое солнечным светом поле.
Петрок покачал головой:
— Нет, там нет места для меня. Там твой сон, тот, из которого я тебя вызвал. А это — мой, и я тут застрял. Знаешь, где я?
— Краретайр.
— Нет, о мой прозаический друг. Я без чувств лежу в своей койке на борту «Змеебыка», и умираю. Я смоделировал этот полярный пейзаж для того, чтобы ты знал: это наше с тобой особое место встречи.