Читать интересную книгу Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун

например, могу миллиард раз потерпеть неудачу и не впасть в отчаяние. Миллиардную попытку решить задачу я предпринимаю с той же энергией, что и первую. Люди на такое не способны.

— Это точно, — согласился Лэнгдон. — Я обычно сдаюсь после миллионной попытки.

Амбра улыбнулась и подошла к двери.

— Пол внутри стеклянный, — предупредил Уинстон, когда вращающаяся дверь автоматически пришла в движение. — Поэтому снимите обувь, пожалуйста.

Амбра быстро сбросила туфли и босиком прошла внутрь. Лэнгдон, снимая ботинки, обратил внимание на странную надпись на коврике:

В гостях хорошо, а на 127.0.0.1[370] — лучше.

— Уинстон, надпись на коврике. Я не пони…

— Локальный хост, — ответил Уинстон.

Лэнгдон снова прочел надпись.

— Понятно, — сказал он, и прошел через вращающуюся дверь. Но на самом деле он ничего не понял.

С опаской шагнул он на стеклянный пол. Оказаться в носках на прозрачной поверхности на высоте в несколько метров само по себе не очень приятно. И уж совсем страшно — висеть над компьютером «МареНострум». Сверху бесконечные ряды его шкафов напоминали знаменитую терракотовую армию китайского императора Цинь Шихуанди[371].

Лэнгдон сделал глубокий вдох и огляделся.

Лаборатория Эдмонда — огромное прямоугольное помещение с прозрачными стенами, полом и потолком. В центре — серо-голубой металлический куб с зеркально гладкими стенками. Справа от куба, в дальнем углу — ультрамодное рабочее место с полукруглым столом, тремя огромными ЖК-экранами и целой россыпью клавиатур на гранитной столешнице.

— Командный пункт, — прошептала Амбра.

Лэнгдон согласно кивнул и посмотрел в противоположный угол. Там стояли кресла, кушетка и велотренажер, на полу лежал персидский ковер.

Холостяцкая берлога айтишника, подумал Лэнгдон. Судя по всему, Эдмонд практически жил в этом стеклянном доме, пока работал над своим открытием. Что же он все-таки открыл? Недавние сомнения отошли на второй план, и теперь Лэнгдона обуревало любопытство — не терпелось узнать, что за тайна была здесь открыта, какие загадки удалось разгадать гениальному человеку при помощи мощнейшей машины.

Амбра с удивлением разглядывала блестящую серо-голубую поверхность трехметрового куба. Подошел Лэнгдон, и на какое-то время они застыли, отражаясь в металлическом зеркале.

И это — компьютер? — подумал Лэнгдон. Он совсем не похож на тот, что внизу. Тихий, безжизненный, огромный металлический блок.

Голубоватый оттенок напомнил Лэнгдону суперкомпьютер девяностых годов двадцатого века «Дип Блю»[372], который в свое время поразил весь мир, обыграв чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова. С тех пор достижения в области компьютерных технологий находятся почти уже за пределами понимания.

— Хотите посмотреть, что внутри? — заговорил Уинстон из верхних динамиков.

Амбра вздрогнула от неожиданности и невольно посмотрела наверх.

— Внутри куба?

— Почему бы и нет, — сказал Уинстон. — Эдмонд с удовольствием показал бы вам его устройство.

— Может, потом, — сказала Амбра и повернулась в сторону рабочего стола Эдмонда. — Не пора ли вводить пароль? Как это делается?

— Это займет всего несколько секунд. А у нас целых двенадцать минут до начала трансляции. Лучше посмотрите, как компьютер устроен.

Боковая панель куба, обращенная к столу Эдмонда, медленно сдвинулась в сторону, открыв толстую прозрачную стену. Лэнгдон и Амбра обошли куб и приникли к прозрачной поверхности, пытаясь разглядеть, что находится за ней.

Лэнгдон ожидал увидеть сплетение проводов и мигающие огоньки. Но там вообще ничего не было. Темнота и пустота, небольшая необитаемая комната, в которой клубился легкий белый туман, как в большой холодильной камере. От толстой плексигласовой панели веяло холодом.

— Но там ничего нет! — воскликнула Амбра.

Лэнгдон тоже ничего не видел, но при этом чувствовал какие-то едва уловимые пульсации, исходящие от куба.

— Это пульсации хладагента в трубках системы охлаждения, — пояснил Уинстон. — Похоже на то, как бьется человеческое сердце.

Действительно похоже, мысленно согласился Лэнгдон. Ему не очень понравилось это сравнение.

Внутри куба медленно начало нарастать красное сияние. Вначале был виден только белый туман и пустой пол — квадрат три на три метра. Свет становился ярче, что-то замерцало над полом, и вскоре Лэнгдон различил странный металлический цилиндр, свисавший с потолка, как сталактит.

— Это то, что охлаждается в кубе, — сказал Уинстон.

Подвешенный к потолку цилиндр длиной около полутора метров состоял из семи колец, размеры которых увеличивались сверху вниз, как в детской игрушке. В результате получалась сужающаяся кверху колонна, набранная из дисков, прикрепленных к вертикальному стержню. Промежутки между блестящими металлическими дисками были заполнены плотным переплетением тоненьких проводков. И вокруг клубился ледяной туман.

— «E-Wave», — провозгласил Уинстон. — Извините за высокопарность, но это квантовый скачок в сравнении с «D-Wave», совместной разработкой «Гугла» и НАСА.

Уинстон в нескольких словах объяснил, что «D-Wave» — это первый в мире простейший квантовый компьютер, он открыл новую эру вычислительной техники, основанной на принципах, которые до сих пор не до конца поняты учеными. В квантовых компьютерах вместо обычного бинарного способа представления информации используются квантовые состояния субатомных частиц, что приводит к экспоненциальному росту скорости, мощности и гибкости вычислений.

— Квантовый компьютер Эдмонда, — продолжал Уинстон, — принципиально ничем не отличается от «D-Wave». Единственное отличие — металлический куб, в который заключен компьютер. На его гранях напыление из осмия — это редкий сверхплотный металл, обеспечивающий уникальную магнитную и термическую защиту. И потом, осмий красиво выглядит. Думаю, это тоже сыграло немаловажную роль, учитывая пристрастие Эдмонда к внешним эффектам.

Лэнгдон улыбнулся, ведь Уинстон прочел его мысли.

— Последние несколько лет, — продолжал Уинстон, — лаборатория искусственного интеллекта «Гугла» усиленно работала над интенсификацией «обучения» машин с помощью компьютеров типа «D-Wave». Но Эдмонд со своим компьютером обошел всех, совершив гигантский скачок, в основе которого одна простая и гениальная идея. — Уинстон выдержал драматическую паузу. — Бикамерализм.

Лэнгдон в недоумении нахмурился. Двухпалатность? Причем здесь двухпалатный парламент?

— Две камеры человеческого мозга, — пояснил Уинстон. — Левое и правое полушария.

Бикамеральный, двухкамерный склад ума, вспомнил Лэнгдон. Одно из свойств человека, которое обеспечило ему такой прогресс: два полушария мозга, работающие по-разному. Левое — аналитическое и вербальное, правое отвечает за «образное мышление» и предпочитает словам «картинки».

— Суть в том, — объяснял Уинстон, — что Эдмонд решил построить искусственный мозг по образцу человеческого. Разделил его на два полушария — правое и левое. Хотя в данном случае уместнее говорить о нижнем и верхнем.

Лэнгдон отступил на шаг и посмотрел под ноги через прозрачный пол на нагромождение шкафов и проводов. Потом снова перевел взгляд на одинокий «сталактит» внутри беззвучного куба. Две машины, объединенные в одно целое — двухкамерный разум.

— Работая в единой системе, машины используют различные подходы в решении стоящей перед ними задачи, они испытывают те же конфликты, идут на те же компромиссы, что и полушария человеческого мозга. Это резко повышает