Читать интересную книгу Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Владимир Успенский

К лету 1944 года Советские Вооруженные Силы достигли такого могущества, какого не достигала никогда ни одна армия. Они возросли численно, получили новейшее техническое оснащение. По самым скромным подсчетам, степень насыщенности войск танками и артиллерией была в пять раз выше, чем полтора года назад, во время битвы под Сталинградом. Советские солдаты, офицеры и генералы прошли высшую школу войны, тактика их стала гибкой, целесообразной, они владели всеми формами и видами боя.

Оценивая эти факторы, немецкий генералитет ожидал в ближайшее время мощного, решающего наступления русских, которое повлияет на дальнейший ход войны. В том, что подобное наступление будет, немцы не сомневались. Но им требовалось знать, где и когда? Они должны были подготовить жесткую оборону, чтобы парировать удар или хотя бы смягчить его.

Логика подсказывала, что успех летней кампании русские будут искать на юго-западном направлении, южнее Припятских болот, в тех районах, где они далеко продвинулись вперед. Там находилась почти половина воинских соединений, действовавших на фронте, и все шесть танковых армий, которыми располагало советское командование, а ведь танковые армии были главной ударной силой.

Волей-неволей подчиняясь закону взаимного притяжения, немцы тоже сосредоточили на южном крыле основную массу своих танковых войск, направляли туда резервы. Всецело занятые угрозой южнее Припяти, они упустили из виду другие участки фронта, не учли возросших возможностей Советской Армии, которая, не ослабляя свои войска на Украине, могла теперь подготовить крупнейшую операцию на любом другом участке. И пока фашисты ожидали наступления на юге, операция готовилась в центре, в Белоруссии, против немецкого выступа, выдвинутого к востоку, нависшего над освобожденной Украиной. Начертание линии фронта открывало тут возможности для расчленения и окружения гитлеровских дивизий. А главное – победа здесь выводила советские войска на самые важные направления, на прямой путь к столице Рейха.

К этому времени руководители США и Англии пришли к выводу, что Германия истекает кровью в борьбе с русскими и что теперь советские войска способны сами, без помощи союзников, разгромить фашистскую империю. Причем способны сделать это так быстро, что союзники придут слишком поздно: советские солдаты встанут на всех важнейших перекрестках Европы. Затягивать открытие второго фронта более было нельзя. 6 июня американо-английские войска высадились наконец на территории Франции.

Немцы сочли эту высадку сигналом для русского наступления. Фашисты ожидали удара с часу на час.

Но удара не последовало. Советское командование не торопилось. Может быть, впервые с начала войны оно получило возможность подготовить операцию без спешки, планомерно, тщательно продумав и взвесив все варианты. Кроме того, была еще одна причина, имевшая не столько военное, сколько чисто моральное значение: великое наступление приурочивалось к третьей годовщине начала войны.

22, 23, 24 июня в сражение одно за другим вступали соединения 1-го, 2-го и 3-го Белорусских, 1-го Прибалтийского фронтов, части и корабли Днепровской военной флотилии, сотни партизанских отрядов, действовавших в немецком тылу. На семьсот километров протянулась огненная полоса боев: в этой полосе советское командование бросило в наступление два с половиной миллиона человек, более 45 тысяч орудий и минометов, 6 тысяч танков и 7 тысяч самолетов. Эта могучая волна смыла немецкие укрепления и тяжкой грохочущей лавиной покатилась на запад.

Так началась расплата!

* * *

Вчера в этом лесу были немцы, и наши войска прорывали здесь вражескую оборону. Шквал артиллерийского огня оказался таким сильным, что не уцелело ни одно дерево. Поломаны, расщеплены были стволы сосен, многие сосны выворочены: они лежали пластом, задрав комли с обвисшими жилами корней.

Сбитые верхушки деревьев покрывали собой разрушенные траншеи, осевшие дзоты и блиндажи, разбитые дерево-земляные заборы и трупы – множество трупов, разлагавшихся среди веток, среди искромсанных кустов, на изрытой земле. И разрушенные укрепления, и мертвецы, и воронки, и брошенное оружие – все казалось серым от толстого слоя пыли, а сверху осыпано было листвой и хвоей.

По полю вчерашнего боя деловито расхаживали пожилые солдаты из похоронной команды, стаскивали убитых к холму, на вершине которого, на месте взорванного блиндажа, готовили братскую могилу. Иногда бойцы криками звали санинструктора, значит, кто-то из тех, кого посчитали мертвым, подавал признаки жизни…

По дороге катилось два встречных потока. На запад, вслед за войсками, шли автомашины и тягачи с пушками, грузовики и повозки с боеприпасами. Колоннами двигались батальоны из вторых эшелонов. А навстречу везли раненых, гнали пленных.

Километрах в десяти от леса гремела сильная канонада: там, в стороне Глуска, наши войска прорывали вторую оборонительную полосу немцев. А здесь, среди искалеченных деревьев, было тихо, и даже уцелевшая кукушка подавала время от времени свой голос.

В лесу сосредоточился отряд подполковника Бесстужева, сформированный для развития прорыва. Отряд такой, что не уступит любому полку. Стрелковый батальон, рота разведчиков, рота противотанковых ружей и взвод саперов разместились на двадцати автомашинах и на броне танков, которых выделили Бесстужеву тоже целый батальон. Кроме того, к машинам прицеплены были четыре противотанковых и четыре полевых орудия. Рота самоходок и мотоциклисты укрылись в глубине леса.

Взято горючее и боеприпасы. Командиры снабжены картами, радисты знают позывные и номер волны. Задача доведена до каждого бойца, ждали только команды.

Юрий, сняв сапоги, лежал на плащ-палатке. Вторая плащ-палатка, наброшенная на оголенный куст бузины, спасала от солнца. Казалось, что он подремывает, уронив голову на туго набитую полевую сумку. И никто не догадывался, как волнуется сейчас подполковник, сколько мыслей и воспоминаний проносится у него в голове.

Да, три года! Круг почти замкнулся, война привела его в те же места, где служил в далекое, сказочное и невероятное мирное время. Служил молодой румяный лейтенант с белесыми бровями; застенчивый лейтенант, красневший и перед начальством, и перед женщинами, и даже перед своими подчиненными. У него была любовь, у него был друг – чего бы еще желать?! А он, глупый, мучился ревностью, встречая бывшего мужа своей Полины… Да разве имело это хоть какое-то значение? Важно было одно: они любили друг друга. Вот и все. Очень просто. Он еще не умел тогда ценить жизнь, не умел по-настоящему радоваться и беречь радость.

Юрий пошевелился, сорвал травинку и перекусил ее. На губах остался привкус горечи, как от горелой взрывчатки. Вдали снова торопливо прокуковала кукушка. Да, круг замкнулся. Вот лежит он, огрузневший подполковник с коричневым морщинистым лицом, с уродливым шрамом от виска через всю щеку, лежит одинокий человек, потерявший любимую женщину и друзей, видевший тысячу смертей. Его загрубевшие руки оборвали много жизней, его сердце ожесточилось; за три года он так привык к стрельбе, к холоду, к грязным портянкам, к водке с консервами и солдатской махре, что ему трудно представить, как можно жить иначе. Он даже опасался оказаться в какой-то другой обстановке, среди других людей. Тут он был на месте, знал свое дело, знал бойцов. Служба, война поглощали все его мысли, и это было хорошо, потому что он боялся остаться без привычного круга забот, наедине с собой. Он был благодарен генералу Порошину за то, что тот, уезжая на новое место, не забыл Бесстужева. Не важно было Юрию, что генерал доверил ему полк, что прибавилась звезда на погонах. Тронула его забота Порошина. Ведь ни один черт на этом свете не думает, не ждет, не вспоминает Бесстужева. Разве что Виктор Дьяконский, затерявшийся где-то на фронтовых дорогах. А Прохор Севастьянович не забыл, вспомнил.

И вот отдыхает теперь подполковник Бесстужев в искалеченном лесу, ждет приказа, и перед ним, как в сказке, лежат три дороги. Двинешься по левой, вдоль Припяти через Пинск – значит, ступишь на тот путь, по которому отходил в сорок первом… Есть там поселок среди леса. А в том поселке живет худенькая женщина с красивым чистым лицом и с чистой душой. В один день привязалась эта женщина к молодому лейтенанту, а он полон был мыслями о другой. А может, и нет давно того поселка и нет той женщины. Теперь ведь вся жизнь делится на две эпохи: до немцев и после немцев…

Самая трудная для него дорога та, что лежит справа. Через глухие леса приведет она в маленький деревянный город Мир. Неподалеку от города есть хутор на краю осинового леска. Он отмечен черным крестом на карте Бесстужева и во всей его жизни. Там, на склоне холма, одинокая, заросшая могила. Ее, может, и не разыщешь теперь, но Юрий обязательно придет на этот холм, исползает его на коленях, пальцами ощупает каждую ямку и найдет. И осыплет ее цветами – единственную свою женщину. И потом поселится где-нибудь поближе, чтобы чаще бывать возле нее…