об этом, что я думал, что меня зомбируют. Когда тебе бесконечно вдалбливают в голову какой-то бред, то начинаешь искать рациональное объяснение этому бреду и через силу соглашаться с ним. Разум сначала пытается отстраниться, потом перенасыщается и бунтует, а затем устает и не сопротивляется. У них так вся жизнь построена, когда им с младых лет свою версию истории с приличным купированием негатива вливают, мажут грязью всех несогласных, заменяют решение проблем фразой «могло бы быть хуже».
— А что твой Эрик говорит об этом всем?
— А он мне тоже что-то рассказывает. Раньше пытался убедить, что я не прав. Говорил, что я просто не понимаю. Мы даже ругались. Мне иногда жаль его, когда приходится объяснять какие-то очевидные вещи, а он не понимает, потому что у него своя версия очевидности. — он хмыкнул и добавил. — А сейчас он советует мне заткнуться и наслаждаться красотой момента.
— Поддерживаю. — сказала я и откинулась на плед.
Божественно утро на берегу моря. Крики чаек, шум ветра, плеск волны, запах соли. Я проснувшись пролежала с закрытыми глазами еще полчаса, впитывая ощущения. И даже жесткий песок подо мной не портил ничего.
АльтерОлега не было на вчерашнем месте. И в машине не было. Я успела умыться и привести себя в порядок, когда он вылез из кустов, отряхиваясь на ходу. Лицо его было озабоченным.
— Лагерь, оказывается, рядом. За тем мысом, — он махнул вправо рукой, — их небольшая пристань. Всё отгорожено высоченным забором. Вышек нет, но по периметру видеонаблюдение. По воде тоже не подойти, заграждение. Если только вплавь. Через забор не видно, где содержат пленных. В общем, ума не приложу, как нам туда проникнуть.
— А ты что, решил его выкрасть? — я расчесывала волосы, а он подозрительно пялился на этот процесс. — Эй, сосредоточься!
— А? — он встрепенулся. — Навеяло. Ну я думал проникнуть в лагерь, смешаться с пленными. Это же не тюрьма строгого режима, а что-то типа резервации. У них только периметр замкнут, за который они ни-ни. А внутри свободный режим, передвижение. Как по мне, это слишком их расслабляет, они как на курорте себя чувствуют.
— За это скажи спасибо закону о человечности. И на счет свободного режима и расслабленности ты не прав. Это же трудовой лагерь. Все военнопленные трудятся для возмещения вреда, который они нанесли в войне. В одних лагерях, что на севере, дерево и камнедобычей занимаются, стройматериалы делают. Южные — сельским хозяйством. На востоке восстанавливают разрушенные города.
— А на западе? — автоматически спросил альетрОлег. — Ты откуда столько знаешь?
— На западе их почему-то нет. В журнале читала. Интересно, как у них там, в Орматии?
АльтерОлег задумался, видимо обращаясь к своему внутреннему голосу, а потом как-то нервно ответил:
— Тюрьмы у них.
Он развернулся и пошел к машине, явно не желая продолжать разговор. Что ему там этот Эрик сказал? Я пошла за ними.
— Надо придумать, что мы дальше делать будем. — я не собиралась его отпускать, пока не утвердим план. — Времени мало. Меня хватятся со дня на день. Что-то из моих исследований может всплыть. Надо твои документы получить сегодня хотя бы.
— Получим. — ответил альтерОлег копаясь в рюкзаке, стоящем на крышке багажника. — Где-то я тут светлую рубашку видел. А вот она. Получим мои документы. Кто я там, кстати?
— Да я просто скопировала одну из личностей местного медицинского персонала, кто был больше всех похож на твое новое лицо, и вставила в дело ДНК из флакона. — я снова покрутила пальцем в его направлении, как тогда дома.
— Эм… — он уже сменил рубашку, и как-то с опаской посмотрел на меня. — Насколько похоже лицо?
— Приблизительно.
— Совсем приблизительно?
— Ну в темноте с закрытыми глазами… — хотела пошутить я, но видя его выражение лица, остановилась. — А что тебе не нравится?
— А то, что людей здесь не так уж и много, и местная администрация может знать всех в лицо слишком хорошо. Да просто обязана знать. Это ты не учла? Тут домов-то пару сотен. Все друг друга знают, по-любому.
— Ну а как мне было по другому-то сделать? — я расстроилась.
Действительно, такой очевидный нюанс всё портил. Нужно было получать документы в городке покрупнее, где всем наплевать на внешность друг друга. А сюда уже ехать с готовым документом. Но где было взять этот крупный город, если почти все городишки на Талиде были мелкими. Расстояние между ними было невелико, пару-тройку километров. И всё побережье было усыпано небольшими обособленными поселениями. Только вот Пшеска со своим лагерем более обособленно стоял.
— Ладно. — махнул он рукой. — Действительно, все нюансы не учтёшь в такой спешке. Есть вариант. Мы им пользовались, когда в Азарию перебрались и маскировались под чужие документы.
— Какой?
— Ну мне лицо повредили так, что бы я был неузнаваем.
— Ты больной что ли? — я была возмущена таким топорным подходом. — А более бредовый вариант нельзя было придумать.
— Эрик с тобой не согласен. — заметил альтерОлег. — Это, кстати, была его идея. Так что…
— А ты передай этому Эрику… — начала я.
— Он слышит.
— Дак вот передай этому Эрику, что бить себе морду, что бы спрятать свою внешность, весьма глупая затея. Есть, например, грим.
— Ага. У нас ночью на военной базе после драки с фельдъегерем как раз была возможность найти грим, маски, карнавальный костюм и прочие цацки. — ехидничал альетрОлег.
— Фельдъегерем? — удивилась я.
— Ветераном! — парень поднял палец для пущей важности.
— Ясно. Самоубийцы. — я махнула рукой, так как что-то доказывать было бессмысленно. — Ну хотя бы рожу перебинтовать нельзя было догадаться?
— Перебинтовать? — удивился он.
К зданию Ратуши мы подходили пешком. АльтерОлег держался за мою руку и старательно прихрамывал, изображая пострадавшего. Лицо его было частично замотано бинтами, наподобие повязки на больной зуб, а частично заклеено пластырем. На голову мы ему водрузили мою шляпу, у которой отрезали поля. Других головных уборов не было, я не догадалась их купить. Маскировка была ужасная. Он всю дорогу говорил, что нас раскусят. Убеждал меня, что даже по комплекции, походке можно вычислить знакомого человека, ну или по крайней мере отличить от незнакомого. А я ему втолковывала, что беру весь театр на себя. Что вы, мужики, врёте слишком топорно, что женщины более изящны в своей фантазии, и подают ее в речи более умело. Он мне пообещал поговорить об этом, о моем искусстве вранья, когда вернется в своем теле. И снова продолжал отговаривать идти в таком виде.
А сама я тоже понимала провальность нашей операции с такой отвратительной маскировкой. Поэтому убеждала альтерОлега скорее для своего успокоения. Ну и что