— Вы сами получили его, сеньор подполковник?
— Да, сеньор дон Мигель. Я веду переписку непосредственно с Ресторадором. Я не хочу иметь ничего общего с доньей Марией-Хосефой.
— Она клеветала на вас.
— Теперь она прицепилась к Гаэтеену, к Бадиа и Тронкосо и все время думает о Барракасе и о том диком унитарии, который ускользнул, как будто он уже давно не находится с Лавалем.
— Эта дама и меня ненавидит!
— Нет, она ничего не говорила мне про вас, но вашу кузину она ненавидит.
— На днях я скажу вам, почему, подполковник.
— Сегодня она заперлась с Тронкосо и негритянкой где-то там, в окрестностях виллы.
— Вот вы, подполковник, занимаетесь настоящими делами федерации! А чем занята донья Мария-Хосефа…
— Che! Она шпионит за женщинами.
— Очевидно, негритянка — шпионка. Не хотите ли чего закусить, подполковник?
— Ничего, дон Мигель, я только что завтракал.
— Вы ничего не узнали?
— О чем?
— Вы еще не получили приказа?
— Какого.
— О дель-Ретиро.
— О дель-Ретиро?
— Ну да, большой дом.
— Дом консула?
— Да.
— Нет, у нас еще нет приказа, но мы уже знаем.
— Так? — спросил дон Мигель.
При этом вопросе он, сложив вместе пальцы правой руки, поднял их на высоту глаз Китиньо; дон Кандидо, с волосами чуть не ставшими дыбом, с глазами, готовыми выскочить из орбит, подумал, что сам Иуда воплотился в дона Мигеля.
— Я знаю! — отвечал Китиньо.
— Но приказа нет?
— Нет.
— Тем лучше, подполковник!
— Как тем лучше?
— Да, я знаю, что говорю, поэтому и спросил у вас об этом. Ваш кузен уверен, он знает все эти секреты.
— Что же такое?
— Еще не время!
— А!
— Их еще слишком мало, но как только доброе дело начнется, дом будет полон и около восьми или девяти… Вы меня понимаете?
— Да, дон Мигель! — вскричал Китиньо с свирепой радостью.
— Всех вместе, одной сетью.
Дон Кандидо думал, что он сходит с ума: он не мог поверить тому, что слышал.
— Верно! — промолвил Китиньо. — Так будет лучше, но у нас нет приказа, дон Мигель.
— Черт возьми! Без приказа… Гм… я понимаю это.
— И Санта-Калома?
— Я знаю.
— Он сильно смахивает на гринго!
— Это правда, подполковник.
— Они вместе могут что-нибудь напутать.
— Правда, так что если я получу приказ…
— Со всем моим отрядом, дон Мигель.
— Но если Санта-Калома получит его, вы меня известите?
— Конечно!
— Вот зачем это надо: мне необходимо быть с вами, чтобы увлеченные федеральным энтузиазмом не трогали бумаг консула.
— Ага!
— Ресторадор был бы очень раздражен теми осложнениями, которые могут произойти вследствие захвата консульских бумаг, вы понимаете?
— Да, дон Мигель.
— Однако, если и Санта-Калома получит приказ, то я считаю, что нам надо подождать, чтобы их собралось больше, восемь или девять человек.
— Правда, так лучше.
— Какой удар, подполковник!
— Мы все его желаем!
— Вы все об этом знаете?
— Все, но мы не смеем ничего делать, пока не получим приказ.
— Вы правы, вот это называется быть федералистом!
— Но знаете, о чем я подумал?
— Скажите, подполковник.
— Начиная с этой ночи мы расставим вокруг дома посты.
— Хорошо придумано, но остерегайтесь одной вещи.
— Какой?
— Не арестовывайте экипажей, а только пешеходов.
— Почему же нельзя арестовывать экипажей?
— Потому что они могут принадлежать консулу, а вы не должны касаться их!
— Почему же?
— Потому что они принадлежат ему, а все, что относится к консульству, находится под покровительством губернатора.
— Ага!
— Так что коснуться экипажа — значит нарушить неприкосновенность консула.
— Я и не знал этого!
— Вот видите, как полезно было поговорить! Каков был бы гнев Ресторадора, если бы какая-нибудь неловкость привела к новым войнам!
— Я пойду сейчас же предупредить своих товарищей.
— Не теряйте ни секунды, это очень деликатный вопрос!
— Действительно.
— Итак, ничего без приказа!
— Боже сохрани, сеньор дон Мигель!
— Когда будет получен приказ, мы подождем, чтобы их набралось больше.
— Так. Хорошо, дон Мигель. Я ухожу — боюсь, как бы они не арестовали экипаж.
— Да, скажите об этом всем.
— Итак, Кандидо, если я могу тебе услужить, то ты знаешь, что я твой кузен!
— Благодарю, мой дорогой и уважаемый кузен! — отвечал похожий более на мертвеца, чем на живого человека дон Кандидо, вставая и пожимая руку, протянутую ему Китиньо.
— Где ты живешь?
— Дорогой друг, я живу… я живу здесь!
— Хорошо, я навещу тебя.
— Благодарю, благодарю!
— Прощай же!
Китиньо вышел в сопровождении Мигеля, который, прощаясь с ним в передней, порылся у себя в кармане и произнес:
— Подполковник, это для вас, тут пять тысяч пиастров, присланных моим отцом для раздачи бедным федералистам. Будьте добры принять на себя эту заботу!
— Давайте, дон Мигель. Когда приезжает сеньор дон Антонио?
— Я жду его с минуты на минуту!
— Известите меня немедленно о его приезде.
— Непременно, подполковник. До свидания и служите делу!
Дон Мигель вернулся в свой кабинет и, не обращая никакого внимания на дона Кандидо, осматривавшего его с головы до ног взглядом, в котором был заметен гнев, смешанный с крайним изумлением, сел за стол и написал следующую записку:
Дорогой Луис, речь шла о нападении на дом сеньора Слейда; я хорошо знаю, что еще нет никакого приказа на этот счет, но важно, чтобы консул уведомил всех лиц, скрывающихся у него, что они никоим образом не должны выходить из дома пешком, так как за домом будет установлен надзор. Но зато они могут вполне безопасно выезжать в экипаже и, если возможно, лучше в консульском.
Прощай!
— Теперь, мой дорогой учитель, вместо одного письма вы отнесете два! — и дон Мигель протянул дону Кандидо записку.
Но последний ответил.
— Нет! Не хочешь ли ты и меня впутать в черную измену? Adios mi plata!36
— Вы с ума сошли, почтенный кузен Китиньо!
— Кузеном Вельзевула из преисподней должен быть этот разбойник!
— Но вы сами же его так называли?
— Разве я сознаю сам, что говорю! Мне кажется, что я схожу с ума в этом лабиринте преступлений, измен и лжи! Кто ты такой, скажи мне! За кого ты, почему ты говорил в моем присутствии о нападении на дом, где я хочу искать убежища, где находится молодой человек, которого ты называешь своим другом, где…
— Ради Бога, сеньор дон Кандидо! Я вам объясню все это.
— Какое объяснение может быть тому, что я слышал собственными ушами?