— Об этом ужасном убийстве, хотите вы сказать! Но будем продолжать. Теперь, вот мертвые! — прибавил он, складывая бумагу, которую держал, и беря другую.
— Подожди, остановись, мой дорогой и любимый Мигель, оставим мертвых в покое!
— Я хочу посмотреть только цифру.
— Цифра вот, Мигель: пятьдесят восемь за двадцать два дня.
— Так, — отвечал дон Мигель, записывая, — пятьдесят восемь в двадцать два дня.
Он сложил и запечатал эту бумагу.
— Остаются еще марши армии в провинции Санта-Фе.
— Вот что я с ними сделаю! — сказал молодой человек.
С этими словами он хладнокровно поднес бумагу к пламени свечи и сжег ее, затем запер все эти депеши в секретный ящик своего бюро.
Дон Мигель написал письмо дону Луису, в котором, рассказал о кровавых подвигах Масорки, о том, что эти убийства должны принять вскоре еще более ужасающие размеры; затем он сообщил что предполагается новый обыск на вилле дель-Барракас, и, хотя это еще не решено окончательно, следует удвоить свое благоразумие; что донья Эрмоса хотела назначить свою свадьбу с ним на первое октября, так как она не хочет покидать города иначе как его женой, но что это невозможно, потому что мистер Дуглас, перевозящий эмигрантов, не вернется из Монтевидео раньше пятого, надо подождать до тех пор. Письмо оканчивалось так:
Все кончено, мой дорогой друг, результатом переговоров с адмиралом де Макко будет мир. Однако я буду ждать до последнего момента, затем отведу к тебе Эрмосу, как это было условлено.
Мои дела в полном порядке, я с минуты на минуту ожидаю приезда моего горячо любимого отца.
Я увижусь с тобой послезавтра.
Наш старый учитель доставит тебе это письмо. Он решил не выходить более из консульства. Позаботься о нем.
— Вы заснули, сеньор дон Кандидо? — сказал он, запечатывая письмо.
— Нет, я размышлял, дорогой Мигель.
— А, вы размышляли!
— Да, я говорил себе, что если бы мать нашего главного сеньора губернатора не вышла замуж за своего достойного супруга, то, вероятно, не имела бы своего знаменитого сына, а сегодня мы не страдали бы из-за супружеской любви этой зловещей дамы.
— Клянусь вам, я никогда не думал об этом! — отвечал с величайшей серьезностью молодой человек, запечатав письмо и подавая его своему учителю.
— Это письмо без адреса?
— Все равно, оно к Луису, спрячьте его!
— Я отнесу его сейчас.
— Когда хотите, но вы должны взять мою карету, а онаеще не заложена.
— Я предпочитаю не ходить пешком, спасибо!
Дон Мигель хотел позвонить, но в дверь на улицу постучали, и почти тотчас же шедший в кабинет слуга тревожным голосом доложил о приходе подполковника Китиньо.
Дон Кандидо откинулся на спинку своего стула и закрыл глаза.
— Пусть он войдет, — сказал молодой человек и прибавил, обращаясь к своему старому учителю: успокойтесь, ничего страшного!
— Я мертв, дорогой Мигель! — ответил тот, не открывая глаз.
— Войдите, подполковник! — сказал, вставая, Мигель. Дон Кандидо, услыхав, что Китиньо вошел в кабинет, сразу машинально встал, растянул губы в конвульсивной улыбке и протянул обе руки подполковнику, севшему около того самого стола, за которым учитель и ученик провели всю ночь.
— Когда вы получили мою записку, подполковник?
— Около шести часов утра, сеньор дон Мигель!
— Разве вы больны, что так опоздали?
— Нет, сеньор, я был в отъезде.
— Вот я и говорил: дай Бог, если бы все были такими, как вы, когда речь идет о службе! Именно так я и говорил вчера президенту, потому что если мы желаем ходить размеренными шагами, как начальник полиции, то уж лучше признаемся в этом Ресторадору вместо того, чтобы его обманывать. Что касается меня, подполковник, то я забыл, что такое сон: я провел всю ночь с этим сеньором, запечатывая газеты, которые я рассылаю по всем направлениям. Ресторадор хочет, чтобы везде знали о доблести федералистов, и вот, несколько минут назад, этот сеньор, — прибавил он, поворачиваясь к дону Кандидо, который, узнав, что Китиньо пришел по приглашению дона Мигеля, начал приходить в себя, — обратил мое внимание на одну вещь, которую вы, должно быть, уже заметили, подполковник!
— Что такое, дон Мигель?
— Наша газета ни слова не говорит о вас и тех федералистах, которые каждую минуту рискуют своей жизнью ради нашего общего дела.
— В ней ничего не сообщается и о депешах.
— Кому вы их адресуете, подполковник?
— Теперь, когда Ресторадор в лагере, я адресую их в полицию. Я тоже обратил внимание на то, о чем вы говорили. Этот человек совершенно прав.
— О, сеньор подполковник! — воскликнул дон Кандидо. — Кто не удивится молчанию о человеке, который имеет такие прекрасные качества, как вы?
— Да, и чей род столь древен!
— Конечно, — отвечал дон Кандидо, — уже до вашего рождения вы снискали благосклонность общества, потому что сеньор Китиньо, ваш отец, принадлежит к одной из древнейших ветвей нашей благородной фамилии. Один из ваших знаменитых дядей, уважаемый сеньор подполковник, женился на одной из кузин моей матери, так что я всегда имел к вам симпатию доброго родственника, тем более что мы связаны еще тесными узами нашего общего федерального дела.
— Так вы мой родственник? — спросил Китиньо.
— Родственник очень близкий, — отвечал дон Кандидо, — одна и та же кровь течет в наших жилах, и мы обязаны относиться друг к другу с дружелюбием, покровительством и уважением для сохранения этой драгоценной крови.
— Хорошо! Если я могу быть вам чем-либо полезным…
— Итак, подполковник, — прервал его дон Мигель, чтобы помешать дону Кандидо распространяться дальше, — даже не публикуют ваших депеш?
— Нет, сеньор! Я только что отправил депешу о диком унитарии Халасе — они не опубликуют ее.
— Халас?
— Ну, да, старый Халас, мы его только что умертвили. Дон Кандидо закрыл глаза.
— Он слег, — продолжал Китиньо, — но мы его выбросили на улицу, где он и был убит перед своими дверями. В другой день мы таким же образом покончили с Тукуманом Ламадридом. В прошлый четверг мы умертвили Саньюдо и семерых других, но об этом ничего не сообщалось в газете. В том, что касается меня, мой кузен прав… Как его зовут?
— Кандидо! — отвечал дон Мигель, видя, что обладатель этого имени совсем не владеет собой.
—Я сказал, что мой кузен Кандидо прав, и что теперь, когда начнется большое дело, я более никому не скажу ни слова.
— Как! Разве это скоро начнется? — спросил дон Кандидо голосом, прерывавшимся от ужаса.
— Ну да! Теперь начнется хорошее дело, мы уже получили приказ.